Читать книгу "Орлы императрицы - Лев Полушкин"

Получив от Румянцева ответ, в котором тот пишет, что лишился удовольствия видеть Г. Орлова при себе, Григорий отвечает: «Правда, что лишились видеть слугу вашего верного и почитателя… вы лишились только того, чтоб сделать мне добро, а я лишился добра… Собирать лавры и отирать пота токи [потоки] от подвигов текущие, — не моя судьба… Вместо поля, — по паркету, а вместо боя, хотя и в струнке и в шеренге, но однакоже, в танцах, аль в шармицеле, в жедепоме [в стычках, в игре в мяч]. Вот вашего слуги упражнение, точащее пот из него» [46, 54]. Горечь этих строк подтверждает искреннее желание вырваться из придворной безделицы в настоящее дело. Надо думать, письмами Румянцеву порыв Григория не ограничивался, но Екатерина на людях держала себя как ни в чем не бывало, сказывалась ее твердая выдержка. О конфликте, конечно, стало известно братьям, сражавшимся в Средиземноморье. Надо было собирать братский совет для обсуждения создавшегося положения, и как раз в это время (в ноябре 1770 г.) Алексей с Федором засобирались в Петербург, но позволение прибыть в столицу получил только Алексей.

Иван Орлов пока еще чувствует себя в придворной жизни своим человеком. П. Румянцеву он пишет (4 декабря 1770 г.), что предлагаемый государыне «гостинец» понравится и возвращает вместе с письмом образчик материи, которая показалась «нам лучшей», но что не худо было бы прислать и той и другой материи, и далее: «Я теперь завидую моему милостивому графу, что он живет так, как султан, между красавицами, как турчанками, так и гречанками, которые только и желают, чтоб ему понравиться и угодить… остается… поздравить… и припомнить о том, что вы мне обещали прислать прекрасных девочек турчанок, которых я ожидаю…» [46, 58]. А 20 января 1771 г. огорченно сообщает: «Сожалею, что назначенные турчанки померли. Я надеюсь, что ваше сиятелство на упалые места сыщете, потому что уповаю, что их у вас очень доволно, с избытком».

Турчанки, вероятно, умерли от надвигавшейся на Центральную Россию как раз из районов боевых действий Румянцева чумы, или, как ее тогда называли, «моровой язвы». История все же умолчала о том, получил ли Иван прекрасных девочек, но что ко двору присланы были турки, доподлинно известно из его июльского письма: «Арап и двое турков, от князя Платона Степановича, сюда присланы. Я имел честь представить их всемилостивейшей государыне, и щитаю, что ее величество изволила уже в своих к вашему сиятелству письмах об них упоминать. Лошади также приведены и розданы по вашему назначению. Моя захворала и оставлена в Москве, но скоро ко мне приведена будет». Араб и турки предназначались, очевидно, для живых «букетов», сопровождавших кареты знатных персон. Во время парадных выездов они в живописных нарядах стояли на запятках экипажей.

На изломе судьбы

На десятой версте от Москвы по Калужской дороге, в имении Конькове, росла девочка Катя, дочь дворян Николая Ивановича Зиновьева и Евдокии Наумовны. Родная сестра Николая Ивановича, Лукерья (Гликерия) Ивановна Зиновьева-Орлова, была матерью братьев Орловых.

Девочка Катя (Е. Н. Зиновьева) приходилась братьям Орловым двоюродной сестрой. Не удивительно, что Орловы с юных лет встречались со своими родственниками, и Катя, хотя и росла не на их глазах, но находилась в поле их зрения. Родители Кати владели селом Коньковым-Сергиевским (Конковым), в 1767 г. прикупили и соседнее Коньково-Троицкое с церковью Святой Троицы. Возможно, братья заглядывали в дом Зиновьевых на пути по той же Калужской дороге, у которой в районе Нескучного сада располагались их дома. Начало необычного романа Григория Орлова и Кати Зиновьевой при всей их разности в возрасте в 24 года относится, видимо, к 1771 году, когда сестрица Орловых была пожалована во фрейлины ее величества. Любовь эта повлекла за собой в дальнейшем большие изменения при дворе Екатерины II и падение всего клана братьев Орловых. Сорокадвухлетняя «Катенька» (как звал императрицу Григорий) уступала место Катеньке 13-летней.

К этому времени всему двору было известно об охлаждении Григория к Екатерине II. Осенью 1771 г. английский посланник Кэткарт сообщал в Лондон, что Г. Орлов «открыто пренебрегает законами любви» по отношению к государыне. А историк М. М. Щербатов оставил сообщение о том, что Г. Орлов «тринадцатилетнюю двоюродную сестру свою, Катерину Николаевну Зиновьеву, иссильничал, и хотя после на ней женился, но не прикрыл тем порок свой, ибо уже всенародно оказал свое деяние», и далее: «не падение, но отлучение его от места любовника подало случай другим его место для любострастныя императрицы занять» [43, 83].

Итак, Г. Орлов изнасиловал тринадцатилетнюю Е. Зиновьеву и весь двор об этом знал. Вряд ли историк наводил напраслину, в целом его благожелательное отношение к Григорию известно по оставленной им характеристике. Заметим, что Е. Н. Зиновьева родилась 19 декабря 1758 г., следовательно, 13 лет ей исполнилось в декабре 1771 г. Неужели Григорию мало было не только императрицы, но и гарема придворных женщин? И стала ли бы государыня обращать серьезное внимание на такой пустяк, как очередное увлечение Григория очередной девчонкой?

Причина охлаждения Г. Орлова к Екатерине II и ее ответная реакция кроются, скорее всего, в пробудившемся, может быть впервые, настоящем, глубоком чувстве Григория, ему стали претить интимные отношения с другими женщинами вообще и с государыней в частности, ему уже никто был не нужен, кроме любимой. Государыня же в глубине души была оскорблена прежде всего как женщина, любовью которой пренебрегли.

Разлад Григория с императрицей не предвещал ничего доброго братьям, и в первую очередь Алексею, лишавшемуся главного источника информации при дворе.

Возраст возлюбленной Григория, ее родство с ним, предстоящий разрыв с государыней — фаворит и сам понимал всю тяжесть своего положения, терзался им и, возможно, отчасти поэтому и вкупе с неукротимым желанием совершить подвиг во славу отечества, стал искать опасности.

Слава придворного бездельника все более ему претила, военные успехи П. Румянцева и брата Алехана в войне с турками вызывали ревность к подвигу, и когда в Москве разразилась чумная зараза, он был готов ринуться в это пекло, дабы показать себя в настоящем деле. Кэткарт пробовал уговорить его остаться, но Григорий отвечал: «Я давно уже с нетерпением ждал случая оказать значительную услугу императрице и отечеству, эти случаи редко выпадают на долю частных лиц и никогда не обходятся без риска, надеюсь, что в настоящую минуту я нашел такой случай и никакая опасность не заставит меня от него отказаться». Кэткарту осталось признать, что «лучшее лекарство… от панического страха (в который была повержена Москва. — Л.П.) есть вид человека бесстрашного».

Московский градоначальник граф П. С. Салтыков, главнокомандующий русской армией во время Семилетней войны против пруссаков во главе с Фридрихом II, прославившийся особенно громкой победой под Кунерсдорфом, по отзывам современников, имел совсем не воинственный вид. В 1760 г. он «по болезни» сдал командование и через четыре года получил назначение «начальником» Москвы.

Иван Орлов в это время имел уже свой дом и в Москве, на Большой Калужской улице, здесь же стояли дома Алексея и Федора. Первопрестольная представляла собой постоянное пристанище ушедших или отставленных от службы дворян, одна часть которых во время перемен власти дважды в 1762 г. пополнила число московских жителей, другая часть снова отправилась в Петербург по призыву служить отечеству.