Читать книгу "Соблазн - Хосе Карлос Сомоса"

Уходя, она не закрыла ни одной двери. И довольно долго – я тоже.

– Какого дьявола тебе еще надо, Бланко? Сейчас не самое лучшее время для телефонных разговоров, черт возьми, мы по уши в дерьме с прошлой ночи и очень заняты… Ты ведь, наверное, уже знаешь о похищении Элисы…

– Да, Вера мне рассказала, – произнесла я, подавляя гнев. – И кое о чем еще.

Падилья смутился:

– Послушай, я вынужден был сказать правду, когда она позвонила сегодня утром… Она была вне себя, на стену лезла из-за истории с Элисой, понимаешь? Она заявила, что все равно выйдет ночью на охоту, что бы мы ни делали, что мы не сможем ей это запретить…

– Но вы можете, – сухо сказала я.

Я старалась не вкладывать в свои слова никаких эмоций, хотя мы говорили всего лишь по телефону, а не лицом к лицу на фоне декораций. Хулио Падилья, начальник нашего отдела, Цезарь всех наживок, был приверженцем филии Прошения, как и Вера. Поэтому говорить коротко и хладнокровно было самым верным способом не задеть его.

– Вы можете вызвать ее на дисциплинарный совет, – продолжила я. – Можете отвлечь ее от этой идеи, заняв ее репетициями – по проекту на каждую ночь. Можете послать к ней домой другую наживку, чтобы она зацепила ее Прошением. Можете посадить возле ее двери сторожевых псов…

– А еще можем сделать так, чтобы некий прорицатель поставил ее в известность о мартовских идах[17], – проорал Падилья в трубку, прижатую к моему уху.

Я говорила с ним, стоя на полу на коленях и одновременно бешено колотя по клавиатуре своего ноутбука, чтобы извлечь из нашей запароленной сети все файлы, имевшие отношение к технике Жертвоприношения.

– Хорош, Бланко. В понедельник я пошел у тебя на поводу, повелся на твои угрозы, но не забывайся, о’кей? Желаешь, чтобы мы охраняли твою сестрицу? А что предложишь взамен – деньги или свое тело? – сыронизировал он.

– Наблюдателя, – сказала я. – Прямо на блюдечке с голубой каемочкой.

Воцарилось молчание.

– Шутишь.

– Нет.

– Позволю себе напомнить, что ты больше двух месяцев пыталась его заарканить, красавица.

– Я пытаюсь его заарканить больше двух месяцев, выполняя рутинную работу, которую рекомендуют перфис. Отныне я займусь этим сама. В режиме ненормированного рабочего дня.

– Что, великая и могущественная Диана Бланко умоляет принять ее обратно на работу? – Он явно издевался. – Так не бывает, красотка, это тебе не «туда-сюда, обратно», как в сексе, детка. Представь себе административный сыр-бор, если придется снова оформлять тебя в штат…

– Но я не хочу, чтобы меня вновь взяли в штат, я собираюсь заняться этим автономно, сама по себе. Я вручу тебе Наблюдателя, не взяв за это ни одного евро. Единственное, чего я прошу, – чтобы ты не пускал на охоту мою сестру.

Опять тишина. Мне было известно, что Падилья, на свой лад, даже более политкорректен, чем Алварес, но в общении с наживками часто бывает настоящим грубияном. Поговаривали, что после несчастья с его дочкой, в результате которого она осталась паралитиком, все человеческое по отношению к службе полностью атрофировалось, и возможно, именно поэтому он и считался таким хорошим начальником. Но я старалась воззвать не к его гуманности, а к его оппортунизму.

– И мне не понадобится никакая помощь, – прибавила я, – кроме одного: устрой мне встречу с перфис завтра, с утра пораньше. Мне нужно знать о Наблюдателе все: все, что вы уже знаете, все, о чем подозреваете, все, что только воображаете, – от размера его рубашки до партии, за которую он голосует на выборах. Всю общедоступную информацию, всю секретную и всю конфиденциальную.

Смех Падильи пробился раскатами, словно звучал под сводами галереи.

– Диана Бланко, «извилина» Женса, ты не меняешься… Ну и зачем все это? Чтобы защитить сестру? Но мы не сможем контролировать Веру до тех пор, пока ты не поймаешь этого монстра, если ты его, конечно, вообще поймаешь, пойми ты, наконец…

Я это понимала и заготовила ответ:

– Дай мне неделю. Если до следующей пятницы я его не поймаю, то отступлюсь.

– Целую неделю держать на привязи Веру? Мне придется, наверное, посадить ее в тюрьму…

– Это уж твои проблемы.

Я нашла около сотни файлов на тему маски Жертвоприношения. Скачала их на виртуальную панель, висящую в воздухе, и моя гостиная засверкала огоньками, как рождественская елочка. После этого я кликнула на папки с материалами о Наблюдателе, пооткрывала и их в ожидании ответа Падильи. Он же всегда, когда предстояло принять какое бы то ни было решение, еле шевелился, как дремлющий слон.

– Целая неделя – это очень много, умница ты моя.

– Тогда три ночи – пятница, суббота и воскресенье – и встреча с перфис на завтра.

– Да ты и гребаного кролика не поймаешь за три ночи.

– А что ты теряешь, если попробуешь? Я ведь что тебе предлагаю – сменить новобранца на ветерана, причем совершенно даром, гений ты наш.

– Не думаете ли вы, сеньорита, что вся Криминальная психологическая служба Мадрида – это в аккурат то, что выскакивает из ваших гребаных яичников, какой бы Дианой Бланко вы ни были?

Я не смутилась, продолжая, пока мы беседовали, открывать новые страницы.

– Ты сам знаешь, что мне под силу поймать его, Хулио. Но мое имя даже не придется упоминать. Вся слава достанется тебе, Вера останется дома, а со мной ты сможешь сделать все, что выскочит из твоих гребаных тестикул.

Еще одна пауза, на этот раз короткая.

– Три ночи. И ни одной больше, Бланко, – сказал Падилья и повесил трубку.

9

Рикардо Монтемайор и Начо Пуэнтес, пара перфис, занимавшихся данным делом, утром в пятницу ждали меня в «Хранителях». Когда мы все уселись, Монтемайор сказал:

– Начинай-ка ты, Начо.

– Нет, please[18], давай ты. Я остановлю, если ты ошибешься.

– Уф, тогда тебе за все утро не удастся и рта раскрыть.

Мы улыбнулись. Монтемайор и Начо всегда прикалывались.

– Ну, поехали. – Монтемайор приподнял бровь. – В профиле Наблюдателя есть вещи хорошие и есть очень плохие…

– Уже ошибся, sorry[19], – прервал его Начо. – Есть вещи плохие, очень плохие и абсолютно отвратные. Последних – большинство.

– Принято. Я не намерен размениваться на придирки к вашей точке зрения, монсеньор Пуэнтес.