Читать книгу "Белые велосипеды. Как делали музыку в 60-е - Джон Бойд"

Местная экономика, возможно, и была в упадке, но жители городка не видели пользы от туристов и общественного внимания к их празднику. Певцов не из Корнуолла принимали неохотно, а киносъемочную группу вообще вытащили из гостиничного номера и вместе со всем оборудованием сбросили в воду с пирса. Когда наступил отлив, из грязи показалась 16-миллиметровая камера, через которую тихо перекатывались волны.

Майский день 1965-го в Пэдстоу обозначил высшую точку в возрождении английской традиционной народной музыки. Город был полон замечательных певцов: The Watersons, Мартин Карти, Люк Келли из The Dubliners, Сирил Тоуни, Мэдди Прайор, Луи Киллен и Энни Бриггс разбили палатки на холме над городком Пошли разговоры, что следующим вечером в крошечном пабе у дороги состоится частный концерт, куда будут пускать только по списку приглашенных. Тут же началось яростное лоббирование — каждый из желающих туда попасть хотел обеспечить себе приглашение. В тот день у традиционных певцов, большинство из которых выступали без аккомпанемента, возникло неподдельное ощущение собственной важности и романтического ореола вокруг того дела, которым они занимаются. Концерт был незабываемым все обладали прекрасными голосами, замечательным репертуаром и живым чувством былой сельской Англии.

Суперзвездами были The Watersons и Энни Бриггс. The Watersons были родственниками: две сестры, брат и их кузен. Им было присуще то богатство вокальных сочетаний, которое возникает, только когда гармония между голосовыми связками предопределена на генетическом уровне (как, например, у The Bee Gees, Carter Family, Everly Brothers или Crowded House). Благодаря своим безыскусным манерам и сильному йоркширскому акценту The Watersons без труда передавали слушателям ощущение подлинности исполняемой музыки. Тем не менее, богатое воображение музыкантов оказало на гармонии группы не меньшее влияние, чем какие бы то ни было глубоко укорененные йоркширские традиции. Первые года два с начала своих выступлений The Watersons пользовались наибольшей популярностью в фолк-клубах. Я был очарован голосом Нормы Уотерсон: в нем была проникновенность исполнительницы госпела, но в то же время отсутствовала какая бы то ни было афроамериканская фразировка или структура. Норма не была красавицей в общепринятом смысле, но я находил ее соблазнительной.

Энни Бриггс немного напоминала Патти Смит — такая же худощавая шатенка с взъерошенными волосами и твердым пристальным взглядом На выступления она добиралась автостопом и порой могла куда-то пропасть на несколько недель. Ее «представление» состояло из старинных баллад, которые она исполняла решительно безо всякого аккомпанемента. Энни и Берт Дженш были представителями категории «истерзанных гениев» британского фолк-мира, но в Энни все казалось «настоящим», тогда как относительно Берта я никогда не был уверен в этом. В промежутках между песнями она не произносила ни слова и в компании была застенчива до такой степени, что становилась невидимкой. (Песня Сэнди Денни «The Pond and the Stream» передает то благоговейное впечатление, которое производила Бриггс) Так же как и Смит, она оставила сцену в расцвете творческих сил, чтобы растить детей, потом снова появилась в девяностые, не растеряв своей мощи. Но возвращение Энни оказалось полной противоположностью почтительно ожидаемому возвращению Патти. Для певицы, поющей баллады без аккомпанемента, концертных площадок и зрителей нашлось совсем немного.

Неделю после Пэдстоу мы с братом провели, объезжая графства, расположенные к юго-западу от Лондона К одной из валлийских достопримечательностей — средневековой укрепленной усадьбе под названием Тритауэр-корт — мы подъехали, когда она была закрыта для посещения. Но смотритель был так рад иностранным посетителям, что устроил нам персональную часовую экскурсию по зданию. Он подробно объяснил преимущества расплавленного свинца перед кипящим маслом для защиты от атакующих с тараном (свинец потом можно отодрать от трупов и снова использовать). Кроме этого рассказа больше всего запомнилась громадная дверь в столовую. Гигантские дубовые брусья были скреплены вместе тремя железными поперечными перекладинами. Две были идеально гладкими, а третья — изъедена ржавчиной. О том, какая из них была выкована в двенадцатом веке, а какие поступили с современного литейного завода, гадать не приходилось.

Получив дополнительное вдохновение от сессии звукозаписи The Watersons на кухне Билла Лидера, я отправился в Гулль, где брат и две сестры жили вместе в небольшой квартирке. Я думаю, Норма была больше озадачена, нежели взволнована моим вниманием, но я провел с ней счастливую неделю, окруженный пением Она предупредила меня, что у нее есть «серьезный» ухажер, но кто он, говорить отказалась, сказала лишь, что он певец, который много путешествует. Однажды, как раз перед тем, как The Watersons должны были завершить вечер в своем фолк-клубе, в пабе Ring o’Betts, в зал неожиданно вошел красивый парень — хорошо известный певец, и я увидел, как у Нормы кровь отхлынула от лица. Я прошептал, чтобы она дала мне ключ от входной двери, и пообещал, что, имея фору в пятнадцать минут, я успею отправиться в путь до того, как они вернутся. В ответ я получил самый восхищенный взгляд из всех, что достались мне за неделю.

Через полтора часа я стоял на шоссе под оранжевым светом фонаря и голосовал, надеясь поймать какой-нибудь грузовик, направляющийся в Лондон. Обнаружить янки на обочине дороги в угрюмом Йоркшире — это уже само по себе было развлечением. Но чем глубже становилась ночь (я забрался уже в четвертый грузовик), тем сильнее я приукрашивал свою историю, чтобы не заснули ни водители, ни я сам Рассвет застал меня на трассе А1 к северу от Лондона в тот момент, когда я рассказывал завороженно слушавшему меня водителю-кокни, что бежал из Гулля, поскольку меня преследовал с мясницким ножом в руках ревнивый ухажер одной девушки. Мой рассказ произвел на него впечатление достаточно сильное, чтобы он угостил меня завтраком Кафе было спрятано в тупике и заполнено наглыми драчунами и просто крутыми парнями из Ист-Энда, завершающими свою ночь поджаркой из мяса и картофеля.

Я снова оказался в квартире Билла; однажды туда нанес визит Берт Ллойд, и все мы пошли пообедать карри. Эй Эл Ллойд был невысоким, кругленьким человеком с кустистыми бровями и вечным выражением восторга и изумления на лице. Если бы про его жизнь сняли художественный фильм, идеальной кандидатурой на его роль был бы Ральф Ричардсон. Берт рассказал нам истории о том, как собирал музыку в Албании, Болгарии и отдаленных областях Советского Союза. Разговоры за тем обедом распалили мои мечты о том, чтобы путешествовать по миру и записывать музыку. Тот факт, что я пока еще ничего не спродюсировал на английском языке, меня не смущал. Пел Берт тонким высоким тенором и при этом широко улыбался; в его репертуар входили и шанти, и непристойные песенки, и походные солдатские песни, и трагические любовные баллады. Все его существо излучало восхищение теми мелодиями и словами, которые он собрал у фермеров, ремесленников и престарелых леди по всей Британии. Хотя его и Ивэна МакКолла считали сооснователями движения за возрождение традиционной народной музыки Британии, я с трудом мог вообразить этих двоих соратниками, сплоченными общими идеями. МакКолл всегда казался жестким человеком с ужасно большим самомнением; у Берта тоже было самолюбие, но по нему никогда нельзя было сказать, что он воспринимает себя слишком серьезно. Он постоянно помогал молодым певцам, и в последующие годы, когда Fairport Convention начали «электрифицировать» традиционную музыку, он поддерживал их и давал им ценные советы.