Читать книгу "Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу - Марк Форсайт"

Английская литература начинается не в пабе, она начинается в гостинице.

Таверны

В тавернах подавали вино. А вино было привозным и потому стоило очень и очень дорого. Таверна — это, грубо говоря, эквивалент нынешнего коктейльного бара, а какой коктейльный бар в деревне?

Таверны существовали для богатеев, которым хотелось гульнуть, а значит, почти все находились в Лондоне. Еще это значит, что таверны были местами злачными — то есть там ошивались проститутки и азартные игроки, ведь тому, кто может позволить себе вино, заведомо по карману и прочие дорогие греховные удовольствия.

Исчерпывающее и прекраснейшее описание таверны тюдоровских времен нам оставил Шекспир — потому что именно в «Кабаньей голове» в Истчипе тратит почти все свое время и все свои деньги Фальстаф. О Фальстафе часто складывается превратное мнение: читателям кажется, что и он, и его компания — бедные и безродные гуляки. Но Фальстаф пьет херес, а херес (который поставляли из Португалии) был самым дорогим из спиртных напитков, доступных в тюдоровской Англии. Это как если бы сейчас Фальстаф спрашивал в ресторане исключительно шампанское. Да, заведение хозяйки Куикли нельзя назвать приличным, но и дешевым его не назовешь. В одном месте Шекспир упоминает, что Фальстаф, как обычно, спустил на херес около шести шиллингов — это вдвое-втрое больше, чем можно было заработать физическим трудом за неделю. То есть, если продолжать аналогию, современный Фальстаф хлестал бы свое шампанское в безвкусном стриптиз-баре.

Сам Шекспир, я уверен, пил вино. В его произведениях насчитывается свыше сотни упоминаний вина и хереса и лишь шестнадцать раз встречается эль. Кроме прямых упоминаний есть еще и образ мысли: подбирая метафору, он противопоставит иссякшему вину жизни подонки, осадок на дне бочки. Намек на питье эля герои Шекспира обычно воспринимают как оскорбление. И это согласуется с тем немногим, что нам известно о питейных пристрастиях поэта. Мы точно знаем, что он пил в «Табарде», поскольку вырезал там свое имя на деревянной обшивке, а еще он с большой долей вероятности посещал таверну «Русалка» и оксфордский «Золотой крест». Но, насколько можно судить, высший разряд он предпочитал во всем.

А жаль, ведь так хочется представлять литературных гигантов обычными людьми, которые, как и мы, закатывались вечерком в паб. Сегодня только ленивый хозяин паба не поместил у себя изречение доктора Сэмюэля Джонсона: «Ни одно человеческое изобретение не дарит столько счастья, сколько хорошая таверна или гостиница».

И нам доподлинно известно, что доктор Джонсон хотел сказать, поскольку именно он составил толковый словарь английского языка, из которого я и брал определения таверны и постоялого двора. Доктор Джонсон целенаправленно не упоминает третий тип питейного заведения, предтечу современного паба — пивную.

Пивные

И вот теперь, усвоив все вышесказанное, вернемся к Робин Гуду и его веселым стрелкам, которые вваливаются в деревенскую пивную времен Ричарда Львиное Сердце.

Ее по-прежнему не было и в помине.

В Англии рубежа XII–XIII веков не существовало такого явления, как паб. В деревнях просто не было питейных заведений. На первый взгляд странно. Англия без паба — это как Россия без водки (водки на Руси в те времена, кстати, тоже еще не было, о чем мы поговорим в соответствующей главе). Пабы отсутствовали, поскольку народ в них не нуждался.

Занятно, однако чем больше вдумываешься, тем отчетливее понимаешь, что в пабах и вправду не было смысла. Да, там можно пить, но пить можно где угодно. А в Средневековье действительно пили везде. За работой, например. Были, разумеется, и монахи, которым выдавали по жалкому галлону эля на день, как в аббатстве Бьюли. Но за работой пили все. Нередко выпивка входила в оплату — тележник, в частности, мог рассчитывать на три пинты[41] эля и какие-нибудь продукты в дополнение к деньгам. Землевладелец, нанимая работников, тоже обязывался ставить им выпивку. Так была устроена жизнь. Это не значит, что все напивались. От нескольких пинт эля, растянутых на весь долгий и трудный рабочий день в полях, не опьянеешь. Но так сытнее. Как говорится, эль — это жидкий хлеб.

В церкви тоже пили. Средневековая деревенская церковь была не столько местом поклонения, сколько центром общественной жизни (ну да, по воскресеньям добавлялось и поклонение). На церковном дворе играли в мяч, в церковном зале пели песни. Эль часто раздавали по праздникам, на именинах, свадьбах, крещениях и похоронах. На хороших похоронах можно было отлично гульнуть. Когда в 1319 году хоронили епископа Винчестерского, бедным раздали тысячу галлонов эля. Это, конечно, уже нетипичная щедрость, и тем не менее возможность получить дармовую выпивку при церкви была обычным делом.

Но в основном средневековый англичанин пил дома. Вместе с домочадцами, включая детей. Вода по-прежнему представляла опасность, и ею довольствовались лишь беднейшие из бедных. Упомянутый в одной из предыдущих глав принцип аббата Эльфрика — «Когда есть эль, то пью эль, а воду пью, когда эля нет» — не утратил актуальности. Эль имелся почти у всех. Варка особой сложности не представляла — был бы ячмень и вода, ну и пряностями можно сдобрить, если найдутся. Так что, пока муж работал в поле, жена усердно варила эль.

Варка эля, как и в древнем Междуречье, оставалась женским занятием. Жене полагалось готовить, убирать, смотреть за детьми, варить эль и прясть. Прядение и варка эля были выгодны еще и тем, что давали дополнительный заработок. Кроме того, жена ткала материю на одежду мужу, а излишки тоже могла продать. В Средневековье для простой незамужней женщины другого источника дохода, кроме прядения, по сути не существовало. И источник этот был настолько распространен, что «старую деву» в английском языке и по сей день называют spinster — от глагола spin — прясть. Причем — ster в данном контексте — женский суффикс, мужчину называли бы spinner. Но мужчины не пряли. По аналогии женщину, которая занималась варкой эля, следовало бы называть brewster — от глагола brew — варить, заваривать. И такое слово действительно есть[42].

Женщину, которая варила эль на продажу, можно было называть и элеварительницей. Средневековый эль, отличавшийся очень коротким сроком годности, портился уже на третий-четвертый день. Поэтому, если хозяйка, не рассчитав, варила больше эля, чем способны были выпить домочадцы, она вешала над входом специальный «эльный знак» — горизонтальную палку с привязанным на конце побегом плюща. У порога она выставляла бочку и продавала излишки эля прохожим — всем, у кого найдется при себе тара и несколько монет. Прохожий мог выпить купленный эль хоть в поле, хоть дома, хоть в церкви. Распродав все излишки, хозяйка снимала знак и шла варить новую партию эля.