Читать книгу "Танкисты. Новые интервью - Артем Драбкин"

– Какие функции вы выполняли в экипаже на марше или отдыхе?

– Я на фронте старался во все вникнуть. Попался мне первое время механиком-водителем парень с ленцой – пришлось его убирать с экипажа, так он мне постоянно говорил: мол, зачем чистить воздухоочиститель, все равно танк только до первого боя ездит? Приходилось приказывать. Так что старался вникнуть во все, распределял функции и говорил, что каждому делать, и спрашивал с них работу. И после ремонта танки всегда проверял, потому что были случаи, когда от ремонтников танки выходили в бой, становились на позицию, и их подбивали из-за технических неисправностей. При этом гибли люди, и однажды в нашем полку даже трибуналом судили за то, что танк был не подготовлен.

– Ваше отношение к Т-34?

– Очень хорошее. В особенности он был хорош с 85-мм пушкой, вот 76-мм орудие было слабовато. Когда я в одном из первых боев на старой машине столкнулся с «Тигром» и выстрелил бронебойным с 300 метров, он срикошетил. Получилось так, что мы стояли на опушке леса, перед нами располагался подъем, заросший кустарником. «Тигр» из-за кустов выехал и начал водить дулом. А мы в лесу в низине сидели, поэтому хорошо спрятались. Я приказал башнеру заряжать, он бронебойный снаряд вставил. Предупредил механика-водителя: «Приготовься, после выстрела сразу с этого места задним ходом уходи!» Ударили – рикошет. И тут же ушли, немец потом стрелял по этому месту, но нас уже не было. Мы выехали левее, этот «Тигр» снова вышел, я уже тогда зарядил подкалиберный и в борт ему дал. Сделали мы там дырку или не сделали, не знаю. Но факт тот, что этот снаряд не срикошетил и немецкий танк быстро ушел.

– Как вы оцениваете дофронтовую подготовку механиков-водителей?

– Плохо. К нам в полк попадали механики-водители, которых готовили в Челябинске в 30-м учебном танковом полку. С первым из них выехали на передовую, а он водить танк не мог: едем то сюда, то туда. Говорю ему по ТПУ: «Что ты на дороге вихляешь, то в одну сторону, то в другую?» Он мне заявляет, что танк прямо не хочет двигаться. Ну что же, отругал его. Ко мне в машину в итоге сел зампотехроты и вел танк на марше. А я с этим механиком-водителем должен был идти в бой. Потом сел механик-регулировщик. Тот тоже опытный. Когда же снова моему механику-водителю доверили управление, он от волнения сжег фрикционы, и мы не смогли дальше двигаться, нас ремонтировали. Простояли в ремонте три недели. Полк ушел вперед. И дальше, со сменой механиков-водителей, ситуация была аналогичной. Опыта у новобранцев никакого не было, учили по принципу «Давай, давай». Кое-кто из них больше умел, потому что на гражданке работал трактористом или еще что-то, но в основном слабые в плане вождения. Приноравливались только после второго-третьего боя. Если выживали.

– На марше ваш танк шел своим ходом или бывали случаи перевоза тягачом?

– Нет, мы всегда шли своим ходом. У нас в 119-м Ельнинском Краснознаменном инженерно-танковом полку к каждому танку был прикреплен «Студебекер», на который мы грузили краном тралы на марше. Грузовики следовали за полком. Ни разу не было, чтобы танки перевозили на тягачах.

– Какие наиболее уязвимые для артогня противника места были у танка Т-34?

– Борт. Потому что лобовая часть была укреплена и башня тоже. Вот борт нельзя было немцу подставлять.

– Какие недостатки у Т-34 вы могли бы выделить?

– Бортовые фрикционы часто летели. Гусеницы же у меня только один раз на марше полетели. Сколько я воевал, больше ни разу случаев не было. А в тот раз на развороте, в большую грязь, гусеницы слетели.

– Какие преимущества Т-34 вы могли бы выделить над танками противника?

– Маневренность. Наш танк всегда хорошо разворачивался, и проходимость у него была неплохая, а с пушкой 85-мм мы стали и в огневой мощи превосходить немецкие средние танки. Да и надежен был. Надежность танка очень важна в бою, не меньше чем броня или пушка. Верить в него надо.

– Кто был наиболее опасным противником для танка в наступлении?

– Фаустники. Когда они у немцев появились, нам стало трудно воевать в населенных пунктах. Но у них и противотанковые пушки были хорошие. А вот вражеские танки с нами предпочитали не связываться. Однажды в 1944 году мы взяли штаб какой-то немецкой танковой части и там нашли инструкции, в которых было сказано, что в открытый бой с Т-34 немецким средним танкам вступать нельзя.

– Насколько была эффективна немецкая авиация при нанесении ударов по танковым частям?

– Это было неприятно, но не смертельно. В 1944-м немецкие самолеты еще свирепствовали в воздухе, но в нашем полку потерь от авиаударов не было. Попали мы однажды под «фоккеры»: они все хорошо разбомбили, но прямого попадания ни в один танк не было. А вот под нашу штурмовую авиацию я попадал. Мы наступали за Упинами, там было болото, дали нам ориентировку через него наступать. Дело в том, что после командного пункта, где находился комполка, ближе к передовой располагался промежуточный пункт, который держал непосредственную связь с наступающими танками. Из него группе в пятнадцать танков приказали идти правее, и в результате мы уткнулись в болото. Застревали по одному и не могли вылезти. В итоге в болоте остановились двенадцать танков, в том числе и мой. И туда, и сюда дергались – не могли вылезти. Вдруг смотрим, летят наши «илы». У нас был приказ: при появлении советской авиации мы должны дать в воздух зеленую и желтую ракеты, показывая тем самым, что свои. Мы все выполнили, как положено. Авиаторы крыльями помахали и ушли. Потом смотрим, они в небе разворачиваются-разворачиваются и выстраиваются в атакующее положение. Начали по нам с «эрэсов» бить. Из 12 танков три танка выскочили – то не могли вылезти, а тут припекло. Остальные танки стали легкой добычей. Мой танк стоял прямо под ударом. Прямого попадания не было, но вот взять сейчас коробочку и вылить на нее огромную кружку грязи. Так вот наши танки были залиты. К счастью, никто не пострадал. Когда самолеты улетели, наши танки вылезли с помощью американских тракторов «Катерпиллар». Только они нас вытащили. И еще однажды я попадал под «катюшу». Это было что-то страшное. Мы наступали в районе Приекуле. Когда остановились, спрятались за сараем. У всех прибалтов имелись огромные сараи, с двухэтажный дом, в которые они свозили скошенный хлеб. У кого-то имелась переносная молотилка, он по очереди приезжал к разным хозяевам и молотил хлеб. Возле такого сарая я и встал. Вдруг смотрю: из него выводят чернорубашечников без оружия – латышей или литовцев. Их посадили около дороги. Затем в нескольких километрах встали «катюши» и как влупили по этому квадрату, во-первых, всех чернорубашечников побили, а в наш закрытый танк как будто кто-то насыпал пыли. Только благодаря крупному везению не пострадали.

– Приходилось ли вашему экипажу при бомбежке покидать танк?

– Вы знаете, я столько раз попадал под бомбежку, и когда на нас в первый раз налетели «фоккеры», то мы, дураки, выскочили из танка и начали стрелять из пистолетов и автоматов по самолетам. Они так низко пролетали, что можно было разглядеть лица летчиков. Естественно, никого не сбили, но несколько танкистов получили легкие ранения. В следующий раз мы стояли на опушке леса, когда немцы начали нас бомбить. Наученные горьким опытом, оставались в танке и спокойно переждали бомбежку. Однажды мы остановились и под танком выкопали окоп: соломой устелили, легли отдохнуть. Еще спали, когда утром немецкие самолеты налетели и начали бомбить. Мы как были в окопе, так и остались, не стали вылезать. А немцы «зажигалки» побросали – они танкам были не страшны – и улетели.