Читать книгу "Брусиловский прорыв - Максим Оськин"

Также, дабы не дать врагу времени опомниться, еще на стадии подготовки операции было установлено правило, согласно которому первая волна атаки, подкрепляемая второй волной, должна была без остановки пройти первую линию неприятельских укреплений (ее «зачищали» специальные команды), взять вторую линию и только там приступить к ее закреплению. И тут же третья и четвертая волны атаки проходят дальше, преследуя отступающего противника до тыловых оборонительных полос. А в голове атакующих колонн шли специальные штурмовые отряды, на долю которых выпала ликвидация узловых точек неприятельской обороны, дабы расчистить свободный путь наступающей линейной пехоте.

Как говорилось выше, существенная доля в боевой работе артиллерии отводилась контрбатарейной борьбе – то есть ударам по артиллерии противника. Между тем качество неприятельских боеприпасов уже теперь оставляло желать лучшего. Так, согласно некоторым источникам, русским батарейным командирам приходилось неоднократно «наблюдать, что у австрийцев иногда из десяти подряд выпущенных гранат ни одна не разрывалась. В таких случаях австрийцы обыкновенно прекращали стрельбу; неразрыв восьми гранат из десяти выпущенных – явление для австрийской артиллерии часто повторяющееся»[64]. Между тем сделанные из сталистого чугуна по французскому образцу снаряды русской легкой полевой артиллерии практически не давали осечек (негатив наблюдался в отношении закупаемых за границей снарядов к орудиями иностранных образцов).

Трофеи русских войск 8-й армии только под Луцком составили сорок пять тысяч пленных, но всего шестьдесят шесть орудий, так как противник все-таки успевал, бросая обозы и прикрываясь сильными арьергардами (в первые три дня прорыва резервы у австрийцев еще были), спасать свою технику. Русская пехота в любом случае не успевала догнать бежавшую в собственный тыл неприятельскую артиллерию, а войсковая конница армейских корпусов была весьма немногочисленной. Почему же бегущего врага не преследовала многочисленная русская кавалерия?

Дело в том, что вся русская конница была рассредоточена по окопам в составе самостоятельных кавалерийских корпусов (4-й и 5-й) и дивизий, подчиненных не командирам армейских корпусов, а армейскому командованию. Нехватка войск на Юго-Западном фронте и сам замысел генерала Брусилова (четыре армейских прорыва) властно потребовали, чтобы практически вся пехота была сосредоточена на ударных участках. Чтобы прикрыть оголявшиеся окопы также требовались войска: а у командармов оставалась только конница. Ведь в случае сосредоточения кавалерийских дивизий за ударными группами (для развития прорыва) оголенные участки пришлось бы прикрывать пехотой, а тогда вполне могло и не удаться прорвать оборону врага в тактической зоне обороны.

Лишь в 8-й армии штабы фронта и армии предприняли «эксперимент», образовав ударную кавалерийскую группу около Сарн – 4-й кавалерийский и 46-й армейский корпуса под общим руководством конкомкора-4 ген. Я. Г. Гилленшмидта. Как можно было ожидать, затея кончилась провалом: конной группе генерала Гилленшмидта не удалось прорвать оборону неприятеля: атаки 46-го армейского корпуса и 4-го кавалерийского корпуса 25–28 мая были отражены противником. В свою очередь, 12-й кавалерийской дивизии ген. К.-Г. Маннергейма, находившейся в армейском резерве, в начале прорыва было запрещено преследовать неприятеля. Между тем главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта сильно рассчитывал на успех сарненской группы войск.

Кавалерийский прорыв к Ковелю не удался, и прорыв не получил своего развития из тактико-оперативного в оперативно-стратегический, как могло бы быть, будь конница Юго-Западного фронта сосредоточена за главной ударной группой. Так, генерал Маннергейм получил приказ о вводе своей дивизии в прорыв с большим запозданием, что и обусловило ее непоявление на поле боя в наиболее критический момент. И это – несмотря на постоянные напоминания штабу 8-й армии о необходимости использовать конницу для развития прорыва со стороны штаба фронта. Ведь генерал Брусилов отлично понимал, что ситуацию необходимо использовать сразу же, пока противник не оправился, не подтянул резервы, не дождался немцев, чтобы иметь возможность остановить постепенно выдыхающиеся русские войска, позади которых у штаба фронта не было иных резервов, кроме конницы.

Так, 25-го числа главкоюз ген. А. А. Брусилов телеграфировал командарму-8 ген. А. М. Каледину: «Сожалею, что 12-я кавалерийская дивизия своевременно не была подведена и пущена в дело для преследования противника. 8-й армии энергично гнать противника, не давая ему останавливаться. Надо стараться скорее достичь линии Стыри. Тяжелую артиллерию вести за собой, но для атаки отходящего противника не ждать ее, так как, что можно взять даром сегодня, завтра придется брать с боя»[65]. Но лишь 27-го числа 12-я кавалерийская дивизия получила задачу форсировать Стырь к югу от Луцка, дойти до Владимир-Волынского и отсечь коммуникации противника[66]. Ничего из этого не вышло. Отсутствие у русских в передовых боевых порядках конницы позволило врагу отрываться от преследования, жертвуя арьергардами. Другое дело, что масштабы русского наступления потребовали от австрийцев слишком больших жертв.

Интересно, что генерал Маннергейм все-таки попытался броситься в преследование, не дожидаясь санкции от штаба армии, чья оценка обстановки неизбежно отставала от реалий. Так, уже 25-го числа генерал Маннергейм в частном порядке просил командира 6-го финляндского стрелкового полка полковника А. А. Свечина открыть проход сквозь колючую проволоку неприятеля для своей конницы, чтобы броситься в преследование. Однако А. А. Свечин, первоначально согласившийся с доводами конкомдива-12, но не имевший соответствующего приказа, был вынужден отказать.

Между тем правофланговый корпус – 30-й армейский – упорно, хотя и медленно, пробивался к Ковелю – железнодорожному узлу, цементировавшему вся неприятельскую оборону на данном участке фронта. Уже была форсирована Стырь, русские ворвались в Рожище; 4-я австро-венгерская армия была растерзана на берегах Стыри, а малочисленная германская группировка ген. А. фон Линзингена, защищавшая ковельское направление, откатывалась к городу. На левом фланге русские заняли Дубно. И вот тут-то части 8-й армии были «придержаны» в первый раз, что стало приятным сюрпризом для противника: «Приходится даже удивляться тому, что Брусилов, достигнув перехода через Стырь у Луцка, не развил своего успеха до степени решающего прорыва в направлении на Владимир-Волынский. До достижения Стыри русские не сделали ни одной тактической ошибки и использовали непрерывной цепью все возможности, чтобы нанести ущерб императорской и королевской 4-й армии. Достигнув же Стыри, Брусилов одним глазом смотрел на Ковель, а другим озабоченно косился на север, откуда опасался немецкого контрудара»[67].