Читать книгу "Фантомные были - Юрий Поляков"

Кокотову с самого начала помогала в поисках Лена, примчавшаяся при первом известии о катастрофе. И хотя она независимым видом старалась представить случившееся ночью чем-то несущественным, даже пустячным для серьезных и взрослых людей, в ее поведении ясно проглядывалось родственное участие. Но когда Андрей попытался напоминающим движением коснуться ее груди, она отпрянула и гневно покраснела, мол, нашел время!

К вечеру надежд почти не осталось. Смеркалось, и поиски прекратили. Старвож Игорь, подавший документы в высшую комсомольскую школу, от отчаяния в кровь искусал свою неуправляемую нижнюю губу. Медсестра Екатерина Марковна уже во второй раз делала Людмиле Ивановне укол магнезии. Лена молча гладила Кокотова по руке, давая таким образом понять, что будет ждать его даже из тюрьмы. В кабинете Зэка стоял густой запах корвалола и валерьянки. Надо было звонить в министерство и родителям утраченного ребенка. Вожатые и педагоги молчаливо собрались возле административного корпуса и напоминали родственников, ожидающих выноса тела. Дети, отправленные по палатам, пугали друг друга страшными рассказами про утонувших пионеров, устраивающих по ночам свои потусторонние сборы и линейки…

Именно в этот момент заплаканную Обоярову в лагерь за руку привел колхозный агроном, обходивший покосы и нашедший девчонку в стоге сена…

– Наташенька, ну как же ты так?! – запричитала от радости Людмила Ивановна, а давно бросившая Зэка закурила.

– Ну, теперь-то вспомнили? – спросила Наталья Павловна.

– Вспомнил… – кивнул Кокотов.

В его озарившемся сознании как живая возникла та, давнишняя Обоярова – стриженая девочка с бледным большеротым лицом, впалой мальчишечьей грудью и длинными худыми ногами. Сбитые коленки были намазаны зеленкой. В общем, ничего особенного, обыкновенный заморыш-подросток, изнуренный своим растущим организмом. Но в ее заплаканных глазах будущий писатель с удивлением уловил некое призывное высокомерие, которое бывает только у красивых и абсолютно уверенных в себе женщин. Казалось, она уже тогда знала, в кого вырастет, и презирала всех за то, что они этого еще не понимают.

– Давайте выпьем за узнавание! – предложила Наталья Павловна, и в ее глазах мелькнуло то самое призывное высокомерие.

– Давайте… – согласился Кокотов, оцепеневший то ли от вина, то ли от неожиданности.

– А вы догадываетесь, Андрей Львович, из-за чего я тогда убежала?

– Из-за чего? – искренне спросил он.

– Точнее – из-за кого…

– Из-за кого?

– Из-за вас!

– Из-за меня?!

– Ну конечно… Я же была в вас влюблена! А вы даже не заметили.

– В меня?!

– В вас, в вас! Вы разве не знаете, что девочки чаще всего влюбляются в учителей… И в вожатых тоже. Но вам было не до меня. У вас сначала была эта рыжая.

– А вы-то откуда знали?

– Дети – штирлицы. Я с вас глаз не спускала.

– Ну, хорошо… – кивнул он, внутренне польщенный этим поздним признанием. – Но убежали-то зачем?

– Я видела вас с Обиходихой. Тогда, ночью.

– Что видели? – Кокотову показалось, будто он покраснел не только снаружи, но даже изнутри.

– Все! Я же следила за вами. Представляете, влюбленная девочка видит, как вы… Мне даже сейчас об этом трудно вспоминать. Ну я и побежала, как говорится, куда глаза глядят. Зарылась в стог, плакала… А что бы вы на моем месте сделали? Ладно, давайте еще выпьем! И я сознаюсь вам… Впрочем, я и так сознаюсь. Вы, Андрей Львович, были героем моих первых эротических фантазий!

– Я? – изумился герой фантазий и поежился.

– Вы, вы… Не отпирайтесь! Я ведь потом долго воображала себя на месте этой вашей… Елены… Представляла, что вы назначаете мне свиданье и делаете со мной то же самое, что и с ней. Вы помните?

– Ну, в общем, конечно… – поник писатель, чувствуя, как смущение начинает неотвратимо перерождаться в плотское томление.

– Как, кстати, сложилась ее судьба?

– Мы поженились…

– Не может быть!

– Но быстро развелись…

– Я так и думала.

– Почему?

– Не знаю. У детей удивительное чутье на совместимость. Но с возрастом это качество куда-то исчезает. А дети у вас были?

– Дочь.

– Это хорошо. Я вот несколько раз беременела от разных мужей – и все неудачно… Ничего, что я с вами так откровенна?

– Ничего.

– Понимаете, во-первых, вы писатель. А это как доктор. Во-вторых, я столько раз воображала наши с вами свидания, что у меня такое ощущение, будто вы мой самый первый мужчина…

– И мне достались все крошки? – скокетничал Андрей Львович.

– Нет. Не достались, потому что это происходило лишь в моем воображении.

– А что же все-таки происходило в вашем воображении? – немного в нос спросил он и подался вперед, ощущая прилив хамоватого безрассудства.

Дверь с грохотом распахнулась, и в номер ворвался Жарынин. Увидев Кокотова и Наталью Павловну за бутылкой вина, режиссер был так ошеломлен, как если бы обнаружил в комнате своего робкого соавтора белый концертный рояль, а на нем голую Пенелопу Крус…

3. Суровая мама

…Они встретились вечером у ротонды и за разговором спустились по каменным ступеням. От недвижных вечерних прудов, похожих на заполненные водой пропасти, тянуло прохладой и теми сложными запахами тайной глубинной жизни, которые становятся ощутимыми только вечером, на закате. Малиновый шар уже наполовину утонул в розовых облаках, собравшихся, как прибойная пена, у самого горизонта. Верхушки старинных лип весело золотились, заглядывая за окоем, но нижние ветви были по-ночному темны и сумрачны.

Наталья Павловна, еще минуту назад оживленная, озорная, погрузилась в задумчивость.

– У вас неприятности? – осторожно спросил Кокотов.

– Да, пожалуй…

– Вы разводитесь?

– Вам уже рассказали?

– Нет… Просто… Услышал…

– Да, развожусь. Вы ведь тоже разводились?

– Два раза.

– Один раз с этой… с Обиход. А во второй раз?

– С Вероникой.

– Опасное имя! Скорее всего, разводились не вы с ней, а она с вами. Так ведь?

– Да, она нашла себе богатого.

– Дурочка! Богатые не женятся, а заводят жен. Огромная разница! Многие понимают это, когда уже поздно. Вы все еще любите ее?

– Нет, конечно! – ответил Андрей Львович с такой решительностью, что Обоярова поглядела на него со снисходительной улыбкой.

– Не спешите! – сказала она. – Любовь как инфекция: может прятаться в каком-нибудь закоулке души или тела, в одной-единственной клеточке сердца, а потом вернуться. Страшно вернуться! Если любовь зацепилась в душе – это полбеды. А вот если в теле… Плохо, очень плохо!