Читать книгу "Мгновения жизни - Марика Коббольд"

— Не обращай внимания, дорогая. — Голос миссис Шилд звучал непривычно тихо и мягко. — В самом деле, все это не стоит выеденного яйца. Людям свойственно высказывать самые невероятные вещи, которых они на самом деле не имеют в виду, если видят, что их слушают. Я всегда считала, что журналисты обладают неким высшим даром — умением слушать с таким видом, будто им не все равно, о чем идет речь.

Грейс подняла голову. Она улыбалась, но в ее глазах затаилась безнадежность, а плечи безвольно поникли.

— Я знаю. И мне на самом деле плевать, что думают обо мне остальные. Или кажется, что плевать. Прислушивайся к мнению посторонних, и ты никогда не станешь сама собой, а превратишься во флюгер, реагирующий на то, куда дует ветер. Я не выношу жалости и не могу не думать о том… знаешь, Эви, наверное, ты права… я не могу не думать о том, что в их рассуждениях есть рациональное зерно.

— Но, Грейс, ты всегда казалась такой уверенной… во всем.

— То, что я не расхаживаю с табличкой на груди «Практичные стервы тоже могут сомневаться», вовсе не означает, что меня никогда не одолевают сомнения. И я даже не лишена чувств. В конце концов, что я такое: чистая стена, ожидающая, пока на ней намалюют граффити?

Зазвонил телефон, и Грейс протянула руку, чтобы снять трубку. Это оказалась бедняжка Марджори, пожелавшая узнать, видели ли они «эту ужасную статью».

— О какой статье идет речь? — невинным голосом осведомилась Грейс. Миссис Шилд неодобрительно посмотрела на нее, выхватила из рук трубку и поднесла к уху. — Это я, Марджори. Разумеется, мы видели ее. Очень мило с твоей стороны, что ты решила занести ее нам. Да… да… да… совершенно… Я знаю, знаю, Господь свидетель… да, Марджори, ты очень помогла… Спасибо тебе, дорогая… да благословит тебя Господь… да… пока. — Она вернула трубку Грейс, и та положила ее на аппарат.

— Не могу понять, что ты имеешь против бедной Марджори? Ты никогда ее не любила, а ведь она такая милая.

— Марджори милая? — задумчиво протянула Грейс. — Помнишь Джейка, любимого ужа Финна? Финн всегда говорил, что мы просто не знаем Джейка. «Джейк такой милый», — повторял он. Может, так оно и было, но лично мне зрелище Джейка, пожирающего живых мышей, всегда казалось неприятным. И можешь не говорить: «Не глупи, Грейс. Бедняжка Марджори в жизни не съела ни одной мыши живьем», — я тебе не поверю.

— Ты ведешь себя, как ребенок. Марджори — моя близкая подруга, и в жизни ей пришлось несладко.

— Да-да, конечно, мы все наслышаны об этом. Удивительно, тебе не кажется, что такая милая личность, тем не менее, умудрилась оповестить всех и каждого о том, как сурово обошлась с ней жизнь. Смешно, но все мы, похоже, единодушны в том, что ее муж — просто развратная скотина, которая не пропускает ни одной юбки, а дети — бессердечные и неблагодарные твари, которых интересуют только деньги.

— Мне кажется, это очень невежливо с твоей стороны, Грейс. Марджори позвонила только затем, чтобы выразить тебе свое сожаление…

Грейс вскочила на ноги.

— Бедняжка Марджори Рейнольдс жалеет меня! Все, я отправляюсь на прогулку. Я возьму зонтик, хорошо? На тот случай, если кто-нибудь из твоих подруг захочет пролить надо мной крокодиловы слезы.

В небе ярко светило солнце. На недавно вскопанных клумбах, как на параде, выстроились ярко-красные и желтые чайные розы, они цвели уже второй раз. Эти розы, говорилось в брошюре Нортбурн-Гарденс, олицетворяют собой вдохновение — доказательство того, что второе цветение может быть ничем не хуже первого. Над головой в неподвижном воздухе звонко выводила трели какая-то пичуга.

— Чтоб тебя черти взяли, Нелл Гордон, — вырвалось у Грейс. — Будь ты проклята, за то что сделала меня объектом жалости и меня жалеет женщина, о которой все только и говорят: «Слава Богу, что я не Марджори Рейнольдс».

Пичужка в ответ разразилась серенадой, оборвавшейся на меланхолической ноте ля-бемоль-минор.

НЕЛЛ ГОРДОН: Незадолго до того, как ей исполнилось тридцать, она поспешно выскочила замуж и уехала из глубинки, нарушив, таким образом, творческое уединение и сделав паузу в многообещающей карьере.

Вот уже пять лет Грейс жила в студии на верхнем этаже дома по улице Талгарт-роуд. Она очень любила эту свою квартиру и не собиралась ее менять. Когда Анжелика Лейн поинтересовалась, что она в ней нашла (ну, хорошо, когда-то здесь находилась мастерская художника, от которой остались большие окна и хорошее освещение, но здание изрядно обветшало, да и район никак нельзя назвать престижным), Грейс рассказала ей историю, услышанную в детстве от отца.

В далекой Персии жила-была бедная девушка, прекрасная, как золотая заря. Но несмотря на свою красоту, она была очень одинока, совсем как небо, когда его покидало заходящее солнце, а луна не спешила взойти на небосвод. Во всем был виноват исходящий от нее отвратительный запах. Бродяги и благородные господа — все останавливались, завидев девушку, чтобы полюбоваться на ее красоту, но их пыл быстро угасал, как только до них долетал этот запах. Однако, как объяснил отец Грейс, дело было вовсе не в том, что она не мылась. О нет, тело бедной девушки была чистым, как горный ручей, она всегда подолгу и тщательно мыла свои прекрасные руки и ноги. Но все было напрасно: запах гниющей рыбы не исчезал, он словно прилип к ней, превратившись в часть ее сияющей, но расточаемой впустую, красоты. И вот однажды мимо проезжал сам принц и, заприметив молодую красавицу, остановил коня и спешился. Бедная девушка стояла, опустив голову, — она ждала, что принц отшатнется и уедет, как все прочие. Но — странно! — принц не ушел. Он стоял совсем близко к ней и не делал никаких попыток отойти подальше. Удивленная, она взглянула ему в лицо, которое оказалось столь же красивым, как и ее собственное. Забыв обо всем, кроме тепла его улыбки, она несмело улыбнулась в ответ, и, когда он обратился к ней, она заговорила таким чарующим голоском, что птицы у них над головой перестали петь, чтобы послушать ее. Принц, конечно же, влюбился в нее и дал клятву жениться. «А как же запах? Разве он вас не смущает?» — только и спрашивали его все вокруг. На что принц отвечал: он заметил лишь самую красивую в мире девушку, она улыбалась ему и стала говорить ласковые слова, которые были для него слаще песен соловья.

— Ага. Давай посмотрим, правильно ли я тебя поняла, — заявила Анжелика. — Ты видишь себя в роли прекрасного принца, а твоя квартира — это очаровательная, хотя и дурно пахнущая девица, оказавшаяся в бедственном положении?

— Нет. Я всего лишь хочу сказать: для того чтобы оценить это место, надо постараться взглянуть немного дальше своего носа. Хотя даже агент по продаже недвижимости пытался отговорить меня от этой покупки.

В самом деле, здание стояло на оживленной магистрали, и, как бы тщательно она ни оттирала подоконники и стекла, сажа моментально оседала на них вновь, подобно хлопьям черного снега. А жильцы выносили мусор каждый день, не считаясь с тем, должна приехать сегодня мусорная машина или нет, так что выходя из дома, приходилось всегда внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на рвотные массы или на еще что похуже. Бедная Аврора, богиня утренней зари, ведь ей приходилось вставать и показывать свои розовые щечки вот таким улицам, но Грейс несмотря ни на что была счастлива. Она чувствовала себя вполне комфортно в яркой светлой комнате с высокими потолками и большими арочными окнами, забранными ажурными решетками, где все еще ощущалось дыхание музы художника.