Читать книгу "Паутина чужих желаний - Татьяна Корсакова"

– Потому что больше некому было рассказывать. Вот почему.

Что-то мне почудилось неискреннее в тихом Раином голосе, что-то такое ускользающее. Ладно, придет время, во всем разберемся.

– А жизнь свою я доверить этому Серафиму могу? – спросила я.

– В каком смысле, Евочка?

– Ну, довезет он меня до города в целости и сохранности или может по дороге в лесу бросить?

– Довезет, – сказала Рая не слишком, впрочем, уверенно. – Он тебя и раньше подвозил и в лесу никогда не бросал. – Она робко улыбнулась.

И на том спасибо, мне пока большего и не нужно...

* * *

– Софья Николаевна, вы прелесть! – Князь смотрит на меня чуть более заинтересованно, чем в первый раз. – Золотой цвет вам к лицу, он оттеняет красоту ваших глаз.

Заметил! И платье новое, и красоту глаз! Приседаю в реверансе, получается неловко. Сама виновата, надо было вместе с Лизи брать уроки этикета. Ничего, я научусь! Ради него чему угодно научусь.

А он уж на меня и не смотрит. Всем его вниманием завладела Лизи. Опять Лизи – соперница...

– Лизавета Григорьевна, счастлив вас видеть!

Да, я всего лишь прелесть, а ее он счастлив видеть...

А Семен вот переменился, переводит взгляд с меня на Лизи, а у самого лицо такое растерянное и щеки больше обычного румяные.

– Соня, да ты никак повзрослела! – Улыбается, смотрит на меня, будто впервые видит.

– Повзрослела, Сеня. – Тоже улыбаюсь, стараюсь не глядеть в сторону князя. – Тебя ж долго не было.

– Сонечка у нас настоящая красавица! – Наталья Дмитриевна тепло целует меня в щеку и окидывает одобрительным взглядом. – Такую естественную красоту ты, Сенечка, в столичных салонах не встретишь.

– Это верно. – Семен согласно кивает, прикладывается в поцелуе к моей руке. А давеча не целовал.

О чем я?! Да разве ж мне Сенино внимание надобно?! Разве ж я для него старалась?

Стол нынче накрыт в малой зале. Все по-домашнему, без недавнего пафосу. За столом прислуживает юркая скособоченная старуха, а лакеев не видно. Беседа течет неспешно. Папенька с Ефимом Никифоровичем разговоривают о скучном, о политике. Мадам и Наталья Дмитриевна обсуждают модный в этом сезоне фасон шляпок. Семен пытается есть и одновременно быть со мной любезным. Получается у него плохо, видно, что за четыре года, прожитые в столице, светским манерам он так и не научился. Андрей Сергеевич ухаживает за раскрасневшейся Лизи, а я умираю от ревности.

После обеда перебираемся в музыкальный салон. Лизи садится за фортепьяно, смущенно улыбается, расправляет складки на юбке. Князь пристраивается тут же, у фортепьяно, глядит на Лизи с обожанием.

У нее красивый, но слабый голос, и поет она фальшиво. Только никто не замечает, все внимательно слушают, а в конце аплодируют. Андрей Сергеевич громче всех, так, что стоящий на фортепьяно канделябр едва не падает. Пусть бы упал. Прямо на Лизи...

* * *

Рая не обманула: Серафим меня по дороге не бросил, доставил до места с ветерком и даже предложил подождать, пока я урегулирую все свои медицинские дела. От помощи я отказалась, потому что после урегулирования «медицинских дел» собиралась навестить одного человека. Без свидетелей. Серафим не стал настаивать, предложил лишь позвонить ему в случае чего. Я обещала, а сама подумала, что было бы совсем не лишним прикупить себе телефон.

В кошельке у меня лежали одолженные у Раи в счет будущих выплат десять тысяч рублей, не бог весть какая большая сумма, но на первое время хватит, а там, глядишь, Яков Романович сдержит слово, откроет на мое имя счет, и стану я финансово независимой женщиной. Как только стану, сразу начну приводить в порядок доставшееся мне тело. Нет, сразу не получится, двадцать тысяч я уже пообещала Рае с Севой. Ну, ничего, месяц потерплю. Или попрошу у Щирого еще двадцатку авансом. Может, не откажет...

Навещать Валентина Иосифовича я не стала, а прямиком направилась в административное крыло. В бухгалтерии, куда меня переадресовала приветливая девочка с ресепшена, меня ждало приятное удивление: некто, пожелавший остаться неизвестным, на полгода вперед оплатил пребывание моего бедного тела в гостеприимных стенах клиники. Я догадывалась, кто он, этот некто, и планировала нанести ему визит.

Вадим, мой самый хороший и самый перспективный любовник, жил неподалеку, пешком полчаса от силы, а на троллейбусе и того быстрее, но я решила прогуляться. Погода как раз располагала к пешим прогулкам: солнце, кажется, вспомнило наконец, что на дворе весна, и выглянуло из-за туч. С крыш немилосердно капало, снег таял прямо на глазах – в общем, все так, как я люблю.

Я никогда не считала себя сентиментальной, моему здравомыслию и трезвому взгляду на жизнь позавидовал бы кто угодно, но на сей раз меня проняло. По большому гамбургскому счету, Вадим мне ничего не должен, отношения с ним у меня сложились необременительные и взаимовыгодные, любви не было, но мы хорошо понимали друг друга и умели находить компромиссы. В подобных условиях другой мужчина не стал бы обременять себя никакими обязательствами и проплачивать содержание бесперспективной любовницы в дорогущей клинике, а Вадим стал. Это было настолько неожиданно и странно, что я, подчиняясь внезапно возникшему порыву, решила его навестить.

Нет, я не планировала явиться к Вадиму в своем нынешнем непрезентабельном облике, но ведь можно просто постоять у дома, взглянуть одним глазком на человека, не бросившего меня в беде.

Близилось время обеденного перерыва. Вадим всегда обедал дома. Значит, скоро приедет.

Вадим отличался пунктуальностью, в его жизни все было подчинено незыблемым правилам, и меня это устраивало – люблю обязательных людей. Знакомый серебристый джип въехал во двор ровно в час дня, аккуратно втиснулся между старой девяткой и вполне презентабельным «Фольксвагеном», коротко рыкнул и замер. Через мгновение дверца со стороны водителя распахнулась. Вадим шагнул в побитый оттепелью снег, торопливо обошел автомобиль и помог выбраться девушке.

Она была красивой – моя замена. Красивой, молодой и, наверное, умной. Вадим не любил глупых женщин. Он часто мне об этом говорил, и я расценивала его слова как комплимент. Раз он со мной, значит, я умная.

Девушка хохотала озорно и беззаботно, так, как я никогда не смеялась, потому что считала, что умным женщинам это не к лицу. И Вадим смеялся вместе с ней, искренне, словно мальчишка. У него даже лицо изменилось – помолодело. И костюм не был застегнут на все пуговицы, а галстук и вовсе отсутствовал. Одной рукой Вадим прижимал к животу букет красных роз, второй обнимал за талию свою хохотушку.

Меня он никогда не обнимал, и на людях со мной не появлялся, и пиджак носил наглухо застегнутым, а вместо бесполезных роз дарил французские духи. Тогда я даже не думала, что розы лучше, а сейчас вот подумала...