Читать книгу "Безумно счастливые. Невероятно смешные рассказы о нашей обычной жизни - Дженни Лоусон"

Когда мы выпускали мою первую книгу, я постоянно куда-то летала на встречи с читателями, и мое состояние тревожного расстройства настолько накопилось, что, в конечном счете, у меня случился небольшой нервный срыв, который по какой-то причине принято называть «сильным переутомлением». Мой психотерапевт сказала, что если я продолжу так много путешествовать, то могу задуматься о приобретении животного, специально обученного для того, чтобы обеспечивать людям с тревожными расстройствами эмоциональную поддержку. Вначале мне пришла мысль обучить этому Хантера С. Котсона, но потом я вспомнила, что у него внезапно начинается нервный понос каждый раз, как он оказывается в движущемся автомобиле, и решила, что кот со взрывной дизентерией у меня в руках не столько поможет мне справиться с моей тревогой, сколько даст мне новый (и ужасно антисанитарный) повод для беспокойства.

Я обзвонила несколько специалистов по таким животным, и все они мне объяснили, что лучше обзавестись уже полностью обученным животным с близким для меня темпераментом. Они также сказали мне, что кошки – не самое подходящее животное для эмоциональной поддержки людей с тревожными расстройствами, но мои коты ненавидят собак, поэтому я пришла к выводу, что я нахожусь в полном дерьме, но затем специалист объяснила мне, что Американская ассоциация инвалидов убедила выпустить закон, «разрешающий людям с тревожными расстройствами брать с собой в полет для эмоциональной поддержки пони». Получается, что я на совершенно законных основаниях могла взять с собой в самолет какого-то гребаного пони. Уверена, что пони не поместился бы ни под моим сиденьем, ни у меня на коленях, однако мне была невероятно по душе мысль о небольшой исцеляющей лошадке, стоящей в проходе рядом с моим креслом, в то время как я заплетаю на его гриве косички. Кроме того, из пони вышло бы отличное вьючное животное, и вместо того, чтобы брать чемоданы, я могла бы просто надеть на него свою сменную одежду, чтобы не платить за багаж. К тому же, в моем кардигане пони точно не замерзнет.

Пытаясь убедить Виктора в том, что приобретение лошадки – это беспроигрышный вариант от моих психических расстройств, я поняла, что он был категорически против того, чтобы у нас дома жил пони. Виктор ответил, что ни капли не сомневается в том, что мои психические расстройства приложили свою руку к принятию решения, которое бы в конечном счете привело бы к тому, что мы спали бы в одной кровати с кучей лошадок. На мое в очередной раз повторение, что мне нужен только один целебный пони, Виктор возразил, что пройдет время, и я решу, будто пони одиноко, и наш дом в конечном счете превратится в карликовые конюшни. На это заявление я ничего не ответила, так как нам обоим было прекрасно известно, что он прав. Кроме того, я почти уверена, что девушку, взявшую с собой на борт пони, будут бить по голове той самой битой для идиотов во время каждого рейса, и Виктор, пожалуй, просто спасает меня от самой себя, а заодно и от сотрясения мозга.

Честно говоря, пони на самолете – это ничто по сравнению с тем, свидетелем каких ситуаций мне порой приходилось становиться.

Например, однажды сидящая рядом со мной дамочка на максимальной громкости прослушивала один за другим все имеющиеся у нее в мобильном мелодии на протяжении всех тридцати минут ожидания окончания посадки. Был случай, когда Виктор сидел в тихом огороженном деревянном отсеке ВИП-зала в аэропорту, где во время пересадки работают за своими ноутбуками деловые люди. Рядом с ним сидел пожилой мужчина, который в наушниках смотрел на своем ноутбуке серию «Настоящей Крови»[32], и совершенно внезапно он наклонился к экрану и заорал: «ОСТОРОЖНО, СУКИ!»[33] настолько громко, что Виктор от неожиданности тоже вскрикнул. Как-то раз один парень сидел в двух рядах от меня и держал свой телефон так, чтобы никто, кроме него, не заметил, что он смотрит жесткое порно прямо во время полета. Наверное, никто так бы этого и не заметил, если бы он не забыл воткнуть наушники, что были на нем, в телефон, но он этого не сделал и в растерянности (я надеюсь) застонал, продолжая увеличивать громкость, пока, наконец, не понял, что произошло. Однажды женщина, стоящая впереди меня в очереди на досмотр, попросила пропустить ее кота, Дейва, через рентгеновский аппарат, потому что ей хотелось проверить, не проглотил ли он ее ожерелье. При этом коту она сказала: «Какого хрена, Дейв? Соберись уже».

Должна, однако, признать, что иногда я тоже устраиваю спектакль. Как-то раз я купила в Калифорнии антикварную корзину, которая не помещалась в мой чемодан, поэтому я решила взять ее с собой в салон вместо дамской сумочки. Стоит упомянуть, что это была корзина, изготовленная из мертвого броненосца, а в роли ручки выступал его хвост. В итоге корзина не поместилась даже под креслом, и я оставила ее у себя на коленях, но бортпроводница сделала мне замечание: «Мэм, вам следует поместить вашу… вашего… броненосца в верхнее багажное отделение», на что я ответила: «Я могу просто подержать его на руках. Он у меня ручной. Пускай и мертвый». Тем не менее, она заставила меня попробовать втиснуть его под сиденье, но он все равно не помещался, и, в конечном счете, я жаловалась человеку с соседнего кресла, что только что сломала два ногтя своему броненосцу, и именно поэтому люди так ненавидят летать на самолете. Кроме того, я задумалась о том, чтобы в следующий раз положить в броненосца пилочку для ногтей (ее можно засунуть под одну из бронированных пластин, чтобы она не выпадала, когда в ней нет надобности), и это показалось мне настолько хорошей идеей, что я подумала, что можно добавить еще нож для сыра и отвертку, и получится прекрасный швейцарский броненосец.

Виктор утверждает, что превращение людей в мудаков – какое-то новое явление, потому что еще двадцать лет назад летать на самолетах было гораздо проще и спокойнее. Мне приходится верить ему на слово, потому что моя семья всегда ездила в отпуск на машине или в специальном доме на колесах. Это касалось и летней поездки в Лост Мейплс (тогда мне было девять), когда мы после утренней рыбалки вернулись в домик на колесах моих родителей и обнаружили, что белки прогрызли сетку от комаров и повсюду нагадили. Это выглядело так, будто там поработал разбрызгиватель дерьма, и мы были в ужасе, но в то же время и впечатлены их работой. Возможно, живущие по соседству белки разозлились, потому что видели, как туристы облегчаются в лесу, и реагировали на это крайне негативно, словно говоря «Что, правда, мудачьё? Вы только что нагадили у нас в гостиной. Что ж, мы сделаем то же самое в вашем доме. Да мы можем делать это весь день напролет, ублюдки». Сложно сказать, как было на самом деле. Белки – загадочные создания.

Тем не менее, белки-засранки ни в какое сравнение не идут с озлобленными людьми в аэропорту, и если вы в этом еще сомневаетесь, то вы, наверное, никогда не видели, как человек отказывается поменяться местами, чтобы родители могли сесть рядом с их маленьким ребенком, которому, непонятно по какой причине, при регистрации дали место в другом конце самолета. Однажды в Чикаго я своими глазами видела, как мужчина отказался поменяться местами с матерью, которая купила отдельное место для своего десятимесячного малыша, однако им почему-то не дали соседние кресла. Она любезно попросила мужчину, сидящего рядом с ней, пересесть на точно такое же место через несколько рядов, и он отказался. «Я сижу на месте, которое мне дали при регистрации, потому что таковы правила. Это мое кресло», – провор-чал он и плюхнулся в свое кресло. Мне так хотелось, чтобы мама встала и сказала: «Знаете, что? Ладно. Рядом с вашим местом – кресло моего ребенка. Я буду сидеть в двух рядах позади вас. Хорошего полета, малыш. Надеюсь, вы любите крики и мочу, сэр». Разумеется, другие пассажиры быстренько предложили ей поменяться местами, так что до этого даже не дошло, что в каком-то смысле даже печально, потому что это было бы справедливым наказанием. Сидеть рядом с плачущим, брыкающимся ребенком в самолете – занятие не из веселых, и это почти так же ужасно, как быть матерью плачущего, брыкающегося ребенка в самолете, что, в свою очередь, так же невыносимо, как быть плачущим, брыкающимся ребенком в самолете.