Читать книгу "Седло для дракона - Дмитрий Емец"

Митяй свистит, привлекая внимание Мокши. Складывает пальцы утиным клювом, показывает вниз. Мокша мешкает и когда наконец направляет Стрелу к земле, Митяй с Ширяем уже стали размером с точку. Стрела полусгибает крылья, заводит их назад, и вот они уже несутся вслед. Мокша склоняется к гриве лошади. Ветер режет глаза, вышибая слезы. Седло вдруг начинает съезжать, и Мокша вспоминает, что, жалея кобылу, плохо затянул подпруги. Он торопливо вцепляется в гриву. Пытается распластаться на спине у Стрелы, одновременно боясь слишком навалиться ей на шею.

Земля все ближе. Она начинает размываться, и Мокша, укрытый сомкнувшимися крыльями пега, пронизывает границу миров. Митяй уже далеко впереди, почти у прохода через болото. Мокша не обижается. Он знает, что в Межмирье мешкать нельзя. Здесь Ширяю уже не разогнаться, утомлять же его Митяю смысла нет. Одно ему досадно: неужели Митяй всегда будет впереди? Всегда и во всем?

Стрела уже мчится к тоннелю. Мокша делает несколько торопливых вдохов, спеша заполнить легкие воздухом – хоть и тухлым, но все же более приятным, чем тот, что ждет его в болоте. Он знает, что последний вдох нужно совершить в миг, когда граница болота, представлявшаяся до того прямой линией, начнет прогибаться внутрь. Это и есть начало тоннеля.

Болото Мокша проходит неожиданно легко. Сейчас его больше волнует съезжающее седло, чем образы, которые могут ему представиться. Лишь одна легкая паутинка касается его ноги. Мокша напрягается, готовый сражаться, но сражаться не с кем. Он улавливает едва слышный шепот: «Ты лучший! Не Митяй, а ты… Но не будем сейчас об этом! Просто знай это!»

И тотчас паутинка рвется.

Митяй ждет Мокшу на выходе из тоннеля. Вопросительно оглядывается, пытаясь понять, в чем дело. Мокша вскидывает руку и сгибает ее в локте, показывая вниз. Этот шныровский сигнал означает, что ему нужно сесть.

Они опускаются на траву, и Мокша разбирается с седлом. Стрела фыркает, переступает с ноги на ногу, зубами прихватывает Мокшу за плечо. Тот кричит на нее, хлопает ладонью по крупу. Съехавшее седло натерло ей основание крыльев. Это не так уж страшно, но кобыле больно, вот она и кусается.

Митяй молча наблюдает, как его спутник воюет с подпругой. Лицо у него самое обычное, не укоряющее, но Мокша ощущает досаду. Он все же надышался гнилостными мокротами болота, и теперь ему чудится, что Митяй думает: «Вот, вечно этот Мокша так! Даже собственная лошадь его не уважает! Вначале проявит ненужную жалостливость, а потом, чтобы его уважали, вынужден руки распускать!»

Они опять садятся на пегов. Мокшу удивляет, что Митяй летит медленно и будто не к Скалам Подковы. Неожиданно впереди возникает светло-голубое пятно. Оно становится все больше и вскоре приобретает форму ладони. Пять заросших кувшинками протоков – как пять пальцев. Сходство настолько сильное, что кажется: здесь ночевал великан. Утром встал не в духе и так хлопнул рукой по земле, что оставил огромный отпечаток.

Митяй заставляет Ширяя опуститься на песчаную косу между двумя «пальцами», сбрасывает одежду, снимает седло и заводит жеребца в воду. Ширяй вытягивает морду, работает ногами, изредка пытается даже подгребать крыльями – точно летит в воде. Митяй плывет рядом, порой из озорства проныривая под Ширяем. Кожа у Митяя белая, с расходящимися ручейками прожилок, а сам он худой, почти тощий, хотя, конечно, жилистый.

– Иди сюда! – кричит он Мокше. – Надо вымокнуть хорошенько, иначе не выдюжишь!

– Чего не выдюжу? – не понимает Мокша.

Митяй не отвечает, но молчание его так загадочно и обещает так много, что Мокша тоже раздевается и лезет купаться. Вода такая холодная, что представляется ему обжигающей. Трижды он выбегает на берег и трижды опять бросается в воду. Потом, расседлав, заводит и Стрелу. Кобыла заходит только по колено. Нюхает воду, фыркает, упрямится.

Наконец Митяй выбирается на берег, а за ним выходит и Мокша. Он так замерз, что кажется синим. Даже говорить не может, лишь зубами стучит.

– А по мне, так ничего водичка! Бодрит! – дразня его, говорит Митяй.

– Х-холодно!

– Ничего, что холодно. Это даст нам на двушке лишний час. А жару я тебе скоро обещаю.

Они опять седлают пегов и взлетают. На этот раз Митяй никуда уже больше не отворачивает и летит прямо к Первой гряде. Скалы впереди кажутся темными. Выше они чуть светлеют, а к вершинам даже почти розовеют.

– Теперь так! – кричит Митяй, поворачивая к Мокше лицо. – Не отрывайся от меня далеко! И ничего не бойся! Делай все как я!

Он отпускает поводья и начинает набирать высоту. Момента, когда под ними появляются скалы, Мокша не замечает. Обнаруживает только, что между крыльями пега вырастают сероватые уступы, похожие на окаменевшие волны.

Мокша удивленно оглядывается на Митяя.

– Язык! – кричит тот. – Смотри!

Мокша не сразу разбирается, что Митяй назвал языком. От Первой гряды в сторону Второй гряды тянется длинный каменный выступ, глубоко врезавшийся в Межгрядье. Что-то задевает Мокшу за волосы. Он задирает голову и видит белое облачко со свисающими с него корнями. Из озорства Мокша пытается схватиться за корни. Растению это не нравится. Оно раскидывает листья и, поймав ветер, взмывает вверх с такой скоростью, что едва не выдергивает Мокшу из седла.

Митяй, умчавшийся вперед, нетерпеливо оглядывается. Мокша спешит догнать его. Он уже ощущает испарину и понимает, что, если бы не купание в озере, духота была бы намного сильнее. Так далеко за грядой он никогда еще не бывал.

Летят они долго. Уже и каменный язык остался позади. Вторая гряда, прежде едва различимая, видна теперь отчетливо. Поначалу у Мокши еще находятся силы вертеть головой и удивляться круглым деревьям, красной траве и странным цветам, которые, перепархивая от лужицы к лужице, втягивают несколько капель влаги и взлетают опять. Но продолжается это недолго. Вскоре если Мокша и разевает рот, то лишь для того, чтобы захватить воздуха. Собственный мозг кажется ему сваренным вкрутую. Мысли становятся неповоротливыми. Топчутся на месте, путаются.

«Зачем я здесь? Митяй хочет мне что-то показать. Но я ничего не желаю смотреть! Я сейчас просто сдохну!» – думает Мокша и, воплощая свое намерение, начинает крениться на шею Стрелы.

– Потерпи немного! – кричит Митяй. – Нам вон к той горе! Там будет легче!

До горы Мокша дотягивает. Она огромная, неправильной формы, с одним пологим склоном и одним крутым. Точно неведомый трезубец ударил некогда во Вторую гряду и, отколов от нее часть, откатил ее в Межгрядье. Там же, где гора катилась, в разверзнувшейся от ее тяжести земле возникла цепочка озер.

Сверху озера ошеломительно красивы, однако Мокше не до красот. Он не падает лишь потому, что, лежа грудью на шее у Стрелы и провиснув руками, справа и слева поддерживается ее мерно поднимающимися крыльями.