Читать книгу "Круиз - Генрих Аванесов"

Объективным же было одно. Гоша внешне продолжал худеть, но его вес при этом оставаться постоянным и даже чуть-чуть увеличивался. Что это могло значить, никто не задумывался. Да и улучшение его состояния в одночасье оказалось фикцией. В один прекрасный день выйдя из дома за хлебом, он упал по дороге и снова оказался в больнице.

Опять оказавшись в больнице, Гоша быстро адаптировался к местным условиям и распорядку. В шесть утра в палату вбегает медсестра и сует каждому по термометру. Потом врачебный обход. Возглавляет его заведующий отделением, пожилой солидный мужчина в безупречном белом халате и начищенных до блеска черных туфлях. Халаты и обувь остальных врачей оставляют желать лучшего. Потом завтрак. Ходячие больные спешат в столовую. Лежачие ждут, когда им принесут. Тем, кому назначены процедуры, завтрак не полагается. Кого-то увозят на операцию, кого-то привозят с операции и из реанимации. Все происходит буднично и спокойно. Большинство больных покорно принимают свою судьбу.

Обед прекращает больничную активность. Врачи, кроме дежурных, расходятся по домам или идут на какую-нибудь другую работу. Вторая половина дня проходит в больнице тихо, за исключением лишь экстренных случаев, когда откуда-то прибегает реанимационная бригада и больного увозят. На время или навсегда. В это время ходячие больные смотрят телевизор или общаются между собой. Лежачие, как правило, этого лишены. После ужина больничные обитатели забываются тяжелым сном, прерываемым изредка чьими-то криками и суетой.

Гоша занимал промежуточное положение между лежачими и ходячими больными. То есть в туалет и в столовую, держась за стеночку, он добирался сам. На процедуры старался тоже отправляться самостоятельно, сестрам часто надоедало смотреть на его страдания, и они старались уложить его на каталку, на которую он смотрел с отвращением. В остальное время Гоша лежал, стараясь не двигаться. Неподвижность позволяла ослабить, а иногда и полностью изгнать мучившие его боли. Когда боль пропадала, на смену ей приходили мысли, и он полностью отдавался им. Силы таяли, и Гоша не сомневался в том, что умрет в самое ближайшее время. Эта мысль не вызывала у него никакого протеста. Умрут все. Рано или поздно. Так почему не сейчас? Не хочется сейчас, так и потом вряд ли захочется. Особой разницы не видно, а стало быть, не стоит и особенно заморачиваться на эту тему. Будь, что будет.

Запретив себе думать о близкой смерти, Гоша увлекся обдумыванием того, что ему удалось увидеть и почувствовать в таинственном подземелье. Ну, то, что погас свет, это, конечно, случайность, в этом никто не виноват. Не удалось сразу вернуться назад. Что же, в темноте было легко ошибиться, зайти не в тот коридор. На то он и лабиринт. Но кто и зачем вел его потом в зал со светящимся куполом? Ясное дело, что это было какое-то древнее святилище. Туда приходили древние жрецы, сидели там. Им, наверное, тоже являлись видения. Они пользовались ими. Зачем? Для пророчеств, а может быть, для поиска решений в повседневной жизни. Жаль, что он не остался там подольше. Может быть, ему удалось бы понять, для чего существует эта штука.

Раз за разом прокручивая все это в своем мозгу, Гоша не находил ответов. Он понимал, что именно подземелье стало причиной его болезни, но не жалел об этом. Если бы у него была возможность, он с радостью отправился бы туда снова. Любопытство или любознательность оказывались выше страха смерти. Тем более, что в его видениях гибель тела не была концом существования. А если так оно и есть? Человечество живо, пока жив хотя бы один человек, а каждый человек жив, пока живет человечество. Слишком просто. Так не может быть. Слабость давала себя знать, мысли начинали путаться со сном, который сам постепенно начинал переходить в видения. Некоторые из них повторялись с небольшими вариациями.

Видения приходили к нему не совсем сами. Их надо было вызывать. Гоша понял это не сразу, а, поняв, начал искать способы делать это побыстрее и почаще. Оказалось, что лучший способ вызвать видение заключается в том, чтобы постараться в течение хотя бы очень короткого времени ни о чем не думать. Прекратить мыслительный процесс было трудно. В голове постоянно крутились разные мысли и мыслишки. Однако, когда это, наконец, удавалось, видения появлялись и были зачастую захватывающими. Они отгоняли боль, позволяли забыть о ней.

В первом своем видении Гоша увидел себя лежащим на возвышении под навесом, с крыши которого свисали ветви какого-то вьющегося растения. Поблизости находились еще несколько человек. Они о чем-то переговаривались между собой, поглядывая иногда на него. И тут он заметил странную вещь. Оказалось, что его собственное я вовсе не принадлежит телу. С равным успехом он видел себя и своими, и их глазами. Он видел окружающее пространство глазами еще каких-то людей, находящихся, по-видимому, весьма далеко отсюда. Наверное, так может видеть мир человек, сидящий за режиссерским пультом и управляющий работой множества телевизионных камер.

Смотреть на мир сотней пар глаз оказалось много интересней, чем пользоваться только своими собственными. Осваивая новую для себя способность смотреть на мир с разных точек зрения, Гоша увидел, что навес с его телом расположен во внутреннем дворе достаточно большого здания, окруженного высокой, причудливо изогнутой стеной со множеством ниш. Само же здание выстроено на высоком холме, с которого открывается вид на окрестности. Леса, поля, дорога, сбегающая с холма, где стоит навес, под которым лежит его тело. Дорога ведет в город, что стоит на высоком берегу реки. Чем дальше от холма, тем меньше глаз, через которые можно смотреть на мир. Но людей в городе много, и он начинает понимать, что не все они одного рода или племени. Смотреть на мир удается только глазами того племени, к которому принадлежишь сам.

Что-то начинает происходить под его навесом. Он опять видит со стороны свое тело и начинает понимать, что оно должно умереть сегодня, обязательно до захода Солнца. Никого это не тревожит и не огорчает. Просто пора. Время пришло. Тело отработало свой срок, с ним пора расстаться. Более того, вечером будет праздник, праздник прощания со старым телом, которое предадут огню.

Видение вдруг пропало. Гоша увидел себя бредущим по больничному коридору. Пол под ногами качнулся. Он упал и потерял сознание. Снова очнулся Гоша в реанимационной палате. Вокруг него хлопотали врачи. Как здесь душно и скучно. Надо как можно скорее снова вызвать видения, уйти в них, раствориться. Теперь это уже удается без труда.

На храмовой горе хрипло и тревожно ударил большой колокол. Его грозный рык пронесся над поросшим лесом предгорьем, подняв в воздух стаи птиц, пересек излучину реки и ворвался в расположившийся на ее высоком берегу город. В ответ старшему товарищу суетливо и вразнобой зазвонили городские колокола. Тревожно оглядываясь по сторонам, торговцы на рыночной площади начали спешно закрывать свои лавки. Покупатели, подхватив товар, не мешкая, разбегались по домам, где домочадцы уже закрывали ворота, калитки и ставни на окнах.

Колокольный перезвон означал, что из храма в город к Верховному Владыке направился один из семи жрецов Внутреннего круга. Никто под страхом смерти не должен был видеть его лица, что и было причиной смятения горожан. Было в лицах жрецов что-то ужасное или взгляд постороннего мог повредить им, никто толком не знал, но стража внимательно следила за тем, чтобы при появлении в городе жрецов улицы были пусты. Да и сами стражники стремились заблаговременно убраться с дороги от греха подальше. Запрет касался и их. К счастью, жрецы редко посещали город, в то время как горожане, наоборот, тянулись к храму. Специально для них в его стенах были сделаны многочисленные глубокие ниши, куда каждый мог зайти и, не подвергая себя опасности, обратиться к жрецам со своими проблемами. Ответы не заставляли себя ждать.