Читать книгу "Украденные ночи - Виктория Холт"

Хотя снег выпал только на Двенадцатую ночь, на Рождество дул пронизывающий восточный ветер и было нестерпимо холодно. Мама и раньше не переносила ветреную погоду, а тут и вовсе слегла с очередной простудой. Нам с Селией удалось убедить ее отлежаться, да она особо и не сопротивлялась.

После этой простуды ее начал мучить кашель.

Я хорошо запомнила тот день, когда Селия заговорила со мной о маме. Ее лицо было очень серьезным, когда она произнесла:

— Я думаю, она больна гораздо серьезнее, чем ты можешь себе представить. У нее начинается новая простуда, а она еще от предыдущей не оправилась.

— Да, она часто болеет, — согласилась я.

— Она здесь глубоко несчастна, — тихо заметила Селия.

— В Лондоне она тоже была несчастна. После этой трагедии вся ее жизнь полетела под откос. Если бы ей дали возможность играть, она бы восстановилась.

Селия кивнула.

— Быть может, стоит пригласить к ней доктора? — немного помолчав, предложила она.

— Она будет возражать. Давай подождем немного. Это всего лишь простуда.

— Тебе виднее, — ответила Селия.

Я была ей очень благодарна, потому что видела, как она заботится о маме. Это также давало мне некоторую свободу. Зная, что Селия присмотрит за мамой, я могла немного от нее отдохнуть. Быть может, это звучит несколько странно, но порой мне хотелось сбежать и не слышать беспрестанных маминых стенаний о прошлом и ее полной неспособности примириться с настоящим. Ее общество угнетало меня все больше, и я с облегчением обнаружила, что Селии удается утешать ее гораздо лучше, чем мне. Она искренне восхищалась ею и в какой-то степени олицетворяла собой толпы исчезнувших поклонников. Как правило, оставив ее у мамы, я уединялась в библиотеке и с головой уходила в книги. Иногда я брала книгу и шла читать на галерею. Я полюбила общество своих предков, кроме того, я разглядывала знаменитый жемчуг и придумывала самые невероятные истории. Мне нравилось, что у меня такая романтичная семья: у кого еще есть такие загадочные отец и сестра?

Подошел к концу январь. Я навсегда запомнила день, когда Селия настояла на том, чтобы мы пригласили к маме доктора. Здоровье мамы не улучшалось, и я уступила. Доктор Берримэн, друг семьи, вместе с женой частенько сиживавший за нашим столом, осмотрел маму и диагностировал бронхит. Он прописал ей постельный режим, призванный помочь ей избавиться от хронического кашля.

— Самое главное, это не допускать переохлаждений, — сказал он. — Она всегда должна быть в тепле.

Он посмотрел на жарко пылающий в камине огонь и одобрительно кивнул.

— Она просто расклеилась, — заявила тетя Марта. — Выпустите ее на сцену, и от болезни не останется и следа.

Доля истины в этом была, но прежде чем выходить на сцену, она должна была избавиться от бронхита.

На следующее утро пришло письмо от моего отца. Тетя Марта пригласила меня в гостиную и торжественно сообщила, что отец не собирается приезжать в Англию.

— Какая жалость, — вздохнула она. — А ведь если бы он приехал, возможно, нам удалось бы их помирить.

— О нет, тетя Марта, прошло слишком много времени. Какое может быть примирение, если они целых пятнадцать лет не видели друг друга!

— Я уверена, мы что-нибудь придумали бы, — ответила тетя Марта, намекая на то, что для нее нет ничего невозможного. — Если бы нам только удалось выманить его сюда!

— Это все равно ничего не изменило бы, — продолжала настаивать я.

На этот раз тетя Марта ничего не ответила и только плотнее сжала губы. Я видела, что невозможность пустить в ход все свои организаторские таланты вызывает у нее неописуемое раздражение. Вспомнив, что вся проблема заключается в том, кому достанутся две нитки жемчуга, я так развеселилась, что с трудом удержалась от смеха. Поистине, на что только не идут люди ради удовлетворения собственной гордыни и тщеславия!

— Он очень рад, что ты теперь живешь здесь, под нашим присмотром, — опять заговорила тетя Марта. — Я сообщила ему, что он должен приехать домой хотя бы для того, чтобы увидеться с тобой.

— Они правда рад тому, что я здесь?

— Ну конечно! Он знает, что на нас с Мабель можно положиться. Он даже написал тебе письмо. Вот оно.

Я схватила конверт. Мне не терпелось его вскрыть, но я не хотела этого делать в присутствии тети Марты. У меня мелькнула мысль, что, возможно, она его уже вскрывала над паром, а затем опять запечатала. Я знала, что не все люди неукоснительно следуют кодексу чести. Очень многие с готовностью поступались принципами, если это помогало им достичь поставленной цели. Что касается тети Марты, то меня вообще начали посещать странные мысли в отношении моей любящей родственницы. Должно быть, их источником была неприязнь, испытываемая к ней мамой и порой перерастающая в панический ужас.

Как только мне удалось улизнуть от тети, я примчалась в свою комнату и дрожащими руками распечатала конверт. Письмо было написано крупным, размашистым и не всегда разборчивым почерком.

«Моя дорогая дочь Сэйра!

Как я счастлив, что наконец-то могу тебе написать. Я сомневаюсь, что ты меня помнишь, но ты стоишь у меня перед глазами такая, какой я тебя видел в последний раз. Когда твоя мать уехала, забрав тебя, это разбило мне сердце. Но так бывает. Она так и не смогла приспособиться к жизни на Цейлоне, а значит, поступила правильно, покинув его. Сестры сообщили мне, что теперь и ты, и твоя мама живете с ними. Я уверен, что в Ашингтон-Грейндже ты будешь счастлива. В конце концов, это твое родовое гнездо. Что касается меня, то я выращиваю чай. Это занятие требует моего постоянного присутствия. Поэтому я никак не могу вырваться с Цейлона. Твои тети просят меня вернуться, но пока у меня нет такой возможности. Думаю, когда-нибудь ты приедешь ко мне в гости. А пока я буду рад и письму от тебя, Сэйра. Напиши мне, если тебя хоть немного интересует твой отец.

Ральф Ашингтон».

Письмо не на шутку меня взволновало. Теперь у меня был отец! Я буду переписываться с ним, и это позволит нам познакомиться поближе. Кроме того, я смогу расспросить его о сестре.

Я сидела замерев, с письмом в руке, когда раздался стук в дверь и вошла тетя Марта. Она впилась в мое лицо своими цепкими глазками.

— Что скажешь? — поинтересовалась тетя.

Краска залила мое лицо. Я не собиралась показывать ей письмо отца, тем более что подозрение относительно того, что она уже его прочитала, не развеялось, а только усилилось.

— Наконец-то он тебе написал, — продолжала она. — Мог бы и раньше додуматься.

— Тон письма очень дружелюбный, — вступилась я за отца.

Она презрительно расхохоталась.

— Еще не хватало, чтобы он написал своей дочери недружелюбное письмо. Он должен лично приехать, и я так ему об этом и сказала.