Читать книгу "Власть холодного железа - Патриция Бриггз"

Старинный посох, который я нашла в углу гостиной О'Доннелла, имеет какое-то отношение к убийству. И настолько важен, что ворон… нет… как же его назвал дядюшка Майк… Пожирательница Падали явилась забрать его, а дядюшка Майк не хотел об этом говорить.

Я обратилась к поисковой программе, которой пользуюсь, когда захожу в тупик. Набрала посох и волшебство и нажала клавишу.

И получила ожидаемый результат. Заменила «волшебство» «фольклором», но только после замены на дорожный посох (после того как попробовала волшебный посох и волшебная палочка) я нашла сайт, на котором приводилось множество волшебных сказок и книг о фольклоре.

Я нашла свой дорожный посох — точнее, просто дорожный посох.

Его подарили фермеру, который оставлял на пороге молоко и хлеб для малого народа. Пока он владел посохом, все его овцы приносили по два здоровых ягненка в год и давали фермеру возможность процветать, хотя и скромно. Но (в волшебных сказках всегда есть «но») однажды вечером, когда фермер шел по мосту, он выпустил посох из рук, посох упал в воду, и его унесло течением. Вернувшись домой, фермер увидел, что его поля затопило, а почти все овцы утонули — все то, что дал ему посох, ушло вместе с ним. Он так и не нашел больше этот посох.

Маловероятно, что посох, дающий своему владельцу ежегодно по два ягненка от каждой овцы, стоит того, чтобы из-за него убивать, — особенно если убийца О'Доннелла его не брал. Либо я нашла не тот посох (этот не так важен), либо убийца О'Доннелла искал не его. Единственное, в чем я была уверена, — О'Доннелл взял его в доме убитого иного из леса.

Жертвы, хотя я знала их только по именам, постепенно становились для меня реальными. Коннора, иной из леса, селки… Зи часто говорил мне, что у людей в обычае всему приклеивать ярлыки. Обычно он говорил так, когда я пыталась заставить его рассказать о себе.

Повинуясь неожиданному порыву, я набрала «темный кузнец» и «Дронтхейм» и нашла историю, рассказанную мне Сэмюэлем. Дважды прочитала ее и откинулась в кресле.

Вообще-то похоже. Я могу себе представить, как Зи кует меч, способный разрубить что угодно — в том числе и своего хозяина.

Но в рассказе не было ни Зибольда, ни Адельберта. Имя Зи Адельбертсмайтер значит «кузнец из Адельберта». Я однажды слышала, как один из малого народа разговаривал с другим, называя Зи «тот самый Адельбертсмайтер». При этом он понизил голос.

Я набрала Адельберт и невольно рассмеялась. Первым появился святой Адельберт, миссионер из Нортумбрии[32], пытавшийся в восьмом веке крестить Норвегию. О нем я смогла узнать только, что он принял мученическую смерть.

Неужели этот Адельберт — Зи?

Зазвонил телефон, прервав мои размышления.

Прежде чем я смогла что-то сказать, очень английский голос произнес:

— Мерси, бегом ко мне.

Фоном был шум — рычание. Звучало оно странно, и я, отведя трубку от уха, убедилась, что слышу его из дома Адама и без телефона.

— Адам? — спросила я.

Бен не удостоил меня ответом, только добавил крепкое словцо и повесил трубку.

Этого оказалось достаточно, чтобы я пронеслась по дому и выскочила, все еще держа в руке телефон. Его я бросила на пороге.

Я перепрыгивала через проволочную изгородь, отделяющую мои три акра от гораздо большего участка Адама, когда мне впервые пришло в голову — почему Бен позвонил именно мне, а не позвал, например, Сэмюэля, который, во-первых, вервольф, а во-вторых, более доминантен, чем Адам?

Глава шестая

Я не стала обегать дом Адама, просто раскрыла черную, кухонную, дверь и вошла. Никого не было.

Кухня Адама устроена с расчетом на cordon blue[33]— дочь Адама Джесси кактто сказала мне, что ее отец очень хорошо готовит, но делает это не часто.

Как и в остальном доме, убранство — заслуга бывшей жены Адама. Мне всегда казалось странным, что, за исключением гостиной, выдержанной в строгих белых тонах, весь остальной дом кажется гораздо более спокойным и приятным, чем была сама экс-супруга Адама. А мой дом украшен тем, что предлагают на дешевых распродажах, и лишь несколько внесенных Сэмюэлем дополнений не дают ему выглядеть кошмарно.

В доме у Адама пахло лимонным очистителем, «винидексом»[34]и вервольфами. Но мне не нужны были обоняние и слух, чтобы сказать, что Адам в доме — и что он очень сердит. Энергия его гнева обрушилась на меня волной.

Из гостиной я услышала шепот:

— Нет, папа.

И меня нисколько не успокоило послышавшееся в ответ низкое рычание. Впрочем, если бы все было в порядке, Бен не позвонил бы. Я очень удивилась, что он вообще мне позвонил: мы с ним не дружили.

На голос Джесси я прошла в гостиную. В большой комнате повсюду сидели вервольфы, но магия Альфы действовала на меня, и я видела только Адама, хотя он стоял лицом не ко мне. И был так прекрасен, что мне потребовались некоторые усилия, чтобы вспомнить: сейчас кризисная ситуация.

В комнате под грозным взглядом Адама на новом старинном викторианском диване, который сменил обломки прежнего старинного викторианского дивана, сжались два человека. На месте Адама я бы не стала тратить деньги на старинную мебель. Хрупкие вещи не слишком хорошо приживаются в доме Альфы.

Одной из этих двоих была Джесси, дочь Адама. Другим — Гэбриэль, подрабатывающий у меня старшеклассник. Он одной рукой обнимал Джесси за плечи и рядом с миниатюрной девушкой казался крупнее, чем на самом деле. С тех пор как я видела ее в последний раз, Джесси выкрасила волосы в голубой цвет, что выглядело приятно, хотя и несколько странно. Обычная обильная косметика стекла с лица, которое расцветили полоски потеков металлически-серебряных теней для глаз, черной туши для ресниц и слез.

В первое мгновение мне пришло в голову самое очевидное. Я ведь предупреждала Гэбриэля, чтобы он был поосторожней с Джесси, и объяснила ему, как опасно приглашать на свидания дочь Альфы. Он выслушал и торжественно обещал вести себя благоразумно.

Но тут я заметила, что под полосками косметики видны еле заметные свежие синяки. А то, что я приняла за краску для ресниц, на самом деле было дорожкой свернувшейся крови, от ноздри до верхней губы. На одном обнаженном плече — красный след от соприкосновения с гравием дороги. Гэбриэль не мог это сделать — а если бы сделал, сейчас был бы уже мертв.

Черт побери, подумала я, холодея. Кто-то сегодня умрет.