Читать книгу "Рука и сердце Кинг-Конга - Елена Логунова"

Кукуковать в ответ Марьяна не стала, посчитав это унизительным. То, что она оказалась в дурдоме, еще не повод уподобляться сумасшедшим!

– Проснулась? Ну молодец! – Старушка-кукушка одобрительно похлопала Марьяну по синему одеяльному боку и по-свойски присела у нее в ногах. – Ну и чего ты?

Марьяна снова промолчала – в ее нынешнем состоянии она не стала бы отвечать и на более конкретный вопрос, но общительную бабульку это не обескуражило.

– Небось из-за мужика порешить себя хотела, дурочка? – полюбопытствовала она с таким сочувственным придыханием, что Марьяна даже не смогла обидеться. – Эх ты, девка, девка! Все вы, девки, дуры. Мужик-то хоть хороший?

– Хороший, – вздохнула Марьяна, неожиданно почувствовав желание поговорить.

Она со скрежетом перевернулась на бок и с чувством побила кулаком подушку, устраиваясь поудобнее. Тем временем старушка разнеженно вздохнула:

– Вечно мы, бабы, страдаем из-за мужиков!

– Как, и вы тоже? – бестактно удивилась Марьяна.

– А как же! – Старушка гордо вздернула острый подбородок.

– И хороший мужик? – Марьяне действительно стало интересно.

– Самый лучший! – Острый подбородок резко пошел вниз в утвердительном кивке. – Ленин!

– Кто?!

Марьяна едва не загремела с кровати. Расцвет добровольно-принудительной народно-массовой любви к Владимиру Ильичу она по причине молодого возраста пропустила и вовсе не думала, что у кого-то это чувство могло возыметь характер роковой страсти.

– Вэ И Ленин, – горделиво повторила старушка.

Марьяна села в кровати, натянула одеяло на плечи, как шаль, и уставилась на собеседницу круглыми глазами, с которых как-то вдруг исчезли всякие следы недавних слез.

Двадцатилетняя Марьяна знала, что В. И. Ленин являлся идейным вдохновителем и главным организатором Великой октябрьской социалистической революции, которая приключилась в одна тысяча девятьсот семнадцатом году. С учетом грандиозного размаха состоявшегося мероприятия, Ильича вполне можно было считать кем-то вроде звездного шоумена, а к такого рода деятелям нежные девицы, как известно, неравнодушны. Однако было совершенно непонятно: в какие такие годы могли пересечься жизненные пути главного массовика-затейника прошлого века и влюбчивой старушки-вековушки?

– Бабушка, а сколько же вам лет? – прямо спросила Марьяна.

– А семьдесят пять! И зовут меня Вера Марковна.

– А я Марьяна.

Марьяна (бухгалтер!) произвела в уме вычисления и нахмурилась. Концы с концами не сходились! Джульетта Марковна достигла возраста, подходящего для получения незабываемых любовных впечатлений, значительно позже смерти Ромео Ильича!

Лав-стори становилась чем дальше, тем интереснее. Марьяна взволнованно заерзала по матрасу:

– Вера Марковна, а как же вы с ним встретились? С Лениным? И где?

– Обыкновенно встретились. – Старушка пожевала губами. – Поутру, в огороде! Вышла я вот так же, мартовским денечком, грядки копать – смотрю, а он стоит в тумане. Большой! Красивый! И руку ко мне тянет! Как сейчас помню, в девяносто шестом году это было…

– Так вы здесь с девяносто шестого года живете? – спросила Марьяна, боязливо подбирая ноги.

Лав-стори обернулась политическим фарсом с элементами глубокого душевного расстройства.

– Зачем с девяносто шестого? – Вера Марковна пожала плечами. – Меня только нынче утром привезли. Да, глядишь, еще отпустят, ежели родичи согласятся забрать.

– А так можно? – слабо обрадовалась Марьяна.

– А чего ж нельзя? Чай, не тюрьма.

Марьяне все больше хотелось в свою обычную, нормальную жизнь.

2

– Боже! Я не верю своим глазам! – насмешливо воскликнула Катерина, вывернув с лестничной площадки в коридор и еще издали увидев меня под дверью нашего офиса.

Мое новое красное пальтишко на фоне бледно-зеленых стен смотрелось ярко, как помидор на салатном листе, так что не заметить меня Катька не могла. Другое дело, что ей было непросто поверить в увиденное. Впервые за все время существования «МБС» ведущий сотрудник агентства Индия Борисовна Кузнецова пришла на работу за полчаса до начала трудового дня! Как правило, я на эти же полчаса опаздываю, исключение составляют только те дни, когда я опаздываю на час-другой.

– Восемь тридцать! Можешь проситься в Книгу рекордов Гиннесса! – съязвила Катерина.

Я хмыкнула и промолчала. Катька недооценила величие моего трудового подвига, на самом деле я явилась еще раньше – в восемь! Этот мой героизм стоил Денису, у которого я ночевала, трех сотен на такси, а Барклаю – оттоптанной лапы. Мой милый мент и его пес очень похоже облаяли меня за слишком ранний и суматошный подъем, но я не могла позволить себе залеживаться в постели. Надо было успеть привести в порядок офис до того, как там появятся мои коллеги-рекламщики или, не дай бог, милицейские товарищи капитана Кулебякина.

Увы мне: подвиг, как это часто случается с героическими деяниями, пропал втуне – хотя я и прилетела на работу к восьми, но попасть в офис не смогла. Ответственный фикус, которому я уже с полгода доверяла хранить мой ключ с вечера до утра, впервые не справился с возложенной на него задачей. Липучка за обороте фикусового листа осталась, а сам ключ исчез!

– Пошел по рукам, – прокомментировал внутренний голос.

Сначала мой золотой ключик без спросу сорвал с офисного чудо-дерева Максим Смеловский. Я его отняла и вернула под сень фикуса, но этой ночью Макс оказался не единственным, у кого возникло непреодолимое желание проникнуть в наш офис. Та незнакомка в черном пальто, по словам Сушкина, открыла дверь своим ключом. Похоже, что никаким не своим, а тоже моим!

– Мама моя! – ахнула Катерина, открыв дверь собственным ключом, извлеченным из кармана шубки. – Ну и ну! Какая скотина этот Эндрю!

Безвинно обругав беднягу Сушкина, Катька потеряла дар речи и застыла на пороге, как воплощение глухонемого укора.

– Да зайди же ты внутрь!

Я оглянулась на коридор, по которому уже началось ежеутреннее броуновское движение офисных молекул, и протолкнула коллегу в поруганное помещение.

Светлый ковролин, изуродованный разлапистой чайной лужицей, выглядел так, словно на нем раздавили небольшого осьминога, полного сил и чернил, причем бедная тварь под пятой своего мучителя бешено извивалась, брызгая темной жидкостью на стену и занавеску. Никогда бы не подумала, что трехдневный настой одного чайного пакетика может дать такой глубокий и насыщенный цвет! Пята предполагаемого убийцы воображаемого осьминога тоже отпечаталась на ковролине, да с такой четкостью, какой наша бухгалтерша Зоя Липовецкая тщетно пытается добиться от выработавшей свой ресурс круглой печати «МБС». И острый нос, и скошенный трапециевидный каблук, и сорок четвертый размер – все читалось на нашем офисном ковре так же ясно, как матерное слово на заборе. Бумаги на моем рабочем столе были закапаны кровью, валяющийся на подоконнике нож для разрезания бумаги тоже выглядел крайне подозрительно, а с карниза над окном обезглавленной змеей свесился черный капроновый шнур. Аккуратно свитая петелька, обрезанная под узлом, лежала на полу.