Читать книгу "Ожерелье Атона - Ольга Тарасевич"

Навстречу по дорожке неспешно шел египтянин в серой галабиа, держащий за уздечку верблюдицу. Он всегда появлялся в отеле ближе к вечеру, усаживался на скамью под тростниковым навесом и приветствовал туристов одним и тем же предложением:

– Камэль! Камэль фри…

Лежащая у его ног верблюдица недружелюбно рычала и скалила желтые зубы.

Смелых любопытных туристов ждал сюрприз:

– Кататься бесплатно, спускаться на землю – платно!

Завидев Тимофея Афанасьевича и Ирочку, хитрец привычно закричал:

– Камэль! Фри…

Ирочка склонилась над сумочкой и протянула верблюдице прихваченную с ужина булочку. Слопав угощение, животное неблагодарно зарычало.

– Кормить вы меня кормите, а вот кататься не смейте. Эх, бедные рыбы, без лакомства остались, – рассмеялся профессор и вновь продолжил расписывать плато Гиза. – Но мне лично больше всего симпатична личность владельца самой невысокой пирамиды, составляющей сегодня шестьдесят два метра, – Менкаура. Считается, что он был более добродетельным правителем, нежели его предшественники, жестокие Хуфу и Хафра. Однако ему предсказали, что он будет править всего шесть лет. По легенде, гонцы, отправленные к богине справедливости Маат, услышали следующий ответ: «Египту суждено терпеть бедствия сто пятьдесят лет. Хуфу и Хафра это поняли, Менкаура нет». Он пытался обмануть судьбу, распорядился и ночью жечь факелы, стремясь превратить таким образом шесть лет в двенадцать…

Обмануть судьбу… Обмануть… Ирочка уже почти не слышала раскатистого баска профессора…

Муж, Вася Завьялов, тоже верил: судьбу можно обмануть. Можно как-то пробиться туда, на широкий яркий экран, и десятки зрительских глаз станут сопереживать в темноте кинозала.

На словах Ирочка всегда поддерживала Васю, но в глубине ее души жило отчаяние.

Поженились они рано, им едва исполнилось по восемнадцать лет. Тогда Ирочка ни на что внимания не обращала. Ни о деньгах не задумывалась, ни о том, сумеет ли Вася вообще когда-либо обеспечить семью. Она – жена. И супруг у нее не абы кто, между прочим, на актера учится. В общем, будет чем утереть нос девчонкам. Вот примерно так в молодости рассуждала. А с годами-то поняла: у мужа на самом деле посредственная внешность, минимальные актерские способности и… он очень слабый. Нет в нем той злости, которая порой все-таки позволяет людям вывернуть себя наизнанку, перешагнуть через «не могу» и сделать это – дотянуться до солнца, достичь своей цели.

После окончания «Щуки» он так и не получил ни одной серьезной роли в кино, только эпизоды. В театр мужа тоже не взяли. Они всегда жили на ее зарплату. Наверное, Вася нуждался в Ирочке больше, чем она в нем. Любить? Нет, Ирочка его не любила. Не было той безумной страсти, в лихорадке которой перед глазами все плывет. Не было ранних подъемов, когда громче заливающихся птиц поет в груди счастье.

«Мы в ответе за тех, кого приручили…»

Ответственность. Вот ответственность – она присутствовала.

Ира опекала Васю очень старательно. Мать с отца всю жизнь пылинки сдувала, аналогично и Ирочка. Все для Васи. Кофе в постель по утрам, вкусный ужин вечером, чистота в квартире постоянно. Не забыть положить ему деньги в портмоне и всучить зонтик – останется голодным, промокнет. Да, подобный брак, в хлопотах вечных, – это несладко. Но ведь, наверное, многие живут так? Если не получается быть слабой женщиной, приходится становиться сильнее.

Ребенка Ирочка не рожала совершенно сознательно. Ни к чему. Один уже есть.

Неудивительно, что она пропустила тот момент, когда это началось. Каждый божий день – как белка в колесе: работа, магазины, кухня, стирка, уборка.

Вася все чаще отодвигал тарелку:

– Спасибо, не голоден.

«Слоняется по квартире, бледный, несчастный, кричит без причины, – отмечала Ирочка и тут же находила объяснение: – Опять отказали даже в массовке для очередного „мыла“. Сложный период…»

Потом ничего вроде бы не менялось в суматошно снующим по дням событиям, все как обычно. Только Васи не стало.

Ирочка изумленно трогала его – вот же, рядом, некрасивый и родной, рыжие волоски у ворота расстегнутой рубашки.

– Ты разлюбил меня? У тебя кто-то есть?

Он отмахивался:

– Глупости. Что за бред?

Или говорил почти правду:

– Да кому я нужен, кроме тебя.

Его не стало. Раньше он был ее со всеми потрохами, обострившейся язвой и неполученной ролью. Так дети бегут к маме с разбитой коленкой.

Это Ирочка позже поймет – когда катишься в пропасть, не до ссадин на коленках. Все, кроме этого , утрачивает всякий смысл. Внутри заводится чудовище. Душа пожирается раньше физической оболочки.

А тогда… ну не ест, ворчит, плохо спит, пропадает. Но ведь возвращается. Ну и что, что перестала его чувствовать рядом? Если бы в сутках было сорок восемь часов, об этом можно задуматься. Но их всего двадцать четыре.

Ирочка заподозрила неладное, когда из дома стали исчезать украшения. Их было немного – обручальные кольца, перстень, пара цепочек, серьги. Пропало все сразу вместе с деревянной шкатулкой, на крышке которой неслась по белому снегу тройка лошадей.

Вася виновато прятал глаза:

– Там на цепочке замочек сломался, я отнес в мастерскую…

– Какую именно мастерскую?

Молчание.

– Со шкатулкой?

Нет ответа.

– Понимаешь, я творческая личность, мне нужен стимул, – забормотал он, сдаваясь под Ириным натиском. – Это скоро закончится, не переживай. Как только я найду работу, то «завяжу», обещаю. Ириш, ну ты же меня знаешь. Ты должна верить в меня. Я точно уверен: ты еще будешь мной гордиться.

Под капель знакомых фраз она все думала: «О чем это он? Ведь никакого запаха алкоголя, совершенно. Любовницы, говорит, нет. Так где же кольца-сережки-перстень-тройка?»

Пораженная молнией страшной догадки, Ирочка схватила Васю за запястье. Синие вены слегка проступали через чистую молочную кожу. Но обрадоваться не успела.

– Я колюсь в бедро, – объяснил он, – но ты не переживай, это скоро закончится.

Коричнево-фиолетовые точки на его ноге. Гадость жуткая, у Ирочки аж в глазах потемнело. Какой он все-таки дурак, Васька!

Можно перефразировать классика. Все несчастные семьи наркоманов несчастливы совершенно одинаково. Виноватые глаза, пропадающие вещи, обещания, капельки пота на висках, ливни пота со лба, трясущиеся руки и снова пропадающие вещи.

– Ириш, прости меня, – а в Васином голосе раскаяния не слышалось. – Если бы ты только знала, какой это удивительный мир. Ты не представляешь, как хорошо там!

Да, она не представляла и представлять не хотела. Пусть там будет все что угодно, но здесь… Вася худел, отвыкший от еды желудок буквально выворачивало наизнанку, и шприцы… он больше не прятался… Редкостная мерзость!