Читать книгу "Ночь с четверга на пятницу - Инна Тронина"

Надо погулять с девчонками, в парк их свозить. Хотя сейчас и в парке хреново — без снега, без катка, без лыжни. Глобальное потепление, мать его! Кроме того, Агата приглашала на своё выступление — надо бы сходить. Ба, Стефан ведь зачем-то набирал… Непременно следует выяснить, что у него не в порядке.

Чёрт, а вдруг девчонок сейчас опасно возить с собой? Может, лучше подождать, пока с дискетой всё разрешится? Как бы в оборот их не взяли из-за этого досье… Отделаться бы от него поскорее, а с дочками поболтать и дома можно. Кстати, маме тоже так спокойнее. Значит, решено — завтрашний день посвящаю семье!

Полночи уйдёт на успокоение матери — она ведь обязательно прочитает нотацию, будто не тридцать восемь ему, а восемь. В этом отношении с Сибиллой проще. Она никогда не выведывает, где был, почему задержался, но и сама не терпит этих разговоров.

А Артур молодец — другой на его месте послал бы предателя подальше. Ведь ничем тогда Райникову эта дружба не грозила. Лёва и сам понимал, что за отца, давно ушедшего от них, друг отвечать не будет. Но вот почему-то не хотелось Лёве, чтобы Тураев вновь возник на его горизонте. Даже когда тот работал на Петровке, был майором милиции… Видно, действительно боялся, что Сибилла тряхнёт стариной, а оставить её не хватит сил.

Артур после развода с Мариной больше не женился. И вот такой, свободный, он был для Райникова так же опасен, как головешка в столу сухого сена. Лёва жадно выслушивал новости, касающиеся старого друга, и в двухтысячном году был шокирован известием о том, что Артур осуждён за тройное убийство.

Тогда они с Сибиллой и детьми жили в Ханое, откуда перебрались в Шанхай. Поначалу супруги решили, что произошла какая-то ошибка. Артур, как бы он ни был горяч, вряд ли решится на столь страшное преступление, да ещё будучи сотрудником органов правопорядка. А после оказалось, что жертвы его были жестокими и изобретательными бандитами, вроде нынешнего Аргента. И у них тоже была «красная крыша», мешавшая привлечь негодяев по закону. Тогда Артур и решил попросту пристрелить двух главарей и начальника их охраны, чтобы раз и навсегда избавить мир хотя бы от нескольких уродов.

Вот это был действительно в стиле Тураева — жертвовать собой ради других. За пять лет, что он провёл в зоне, на него трижды покушались. Но всё-таки Тураев вышел по УДО, отбыв половину «червонца», положенного ему по приговору. По другим сведениям, ему поменяли статью на более мягкую. Опять пришлось вмешаться отчиму, потому что Нора плакала каждый день. Но теперь Альберта Александровича нет, и Артура будет трудно прописать обратно в Москву. Да он, судя по всему, не очень и хочет, а то спохватился бы раньше.

Лёва вспомнил, что утром старшенькая, Берта, очень просила шестого января побывать на её премьере. У них сложился целый вокально-инструментальный ансамбль, куда вошли члены подросткового клуба. Кроме того, обе дочери там же учились шить и вязать, делать декоративные цветы и мягкие игрушки. Всех знакомых одарили, а ещё себе оставили на будущее. Не всё же им в компьютер пялиться, здоровью вредить. Нужно уже становиться хозяйками и, кроме того, развивать вкус, чтобы уметь отличать настоящее искусство от попсы.

Райников включил зажигание, немного прогрел мотор, осматривая шоссе. Ничего подозрительного — «тачки» проносятся мимо, не притормаживая. И никаких гаишников вокруг. Только ветхая старушонка ковыляет по обочине в сторону Москвы, и скоро поравняется с джипом Райникова. Как её занесло-то сюда в такое время? На автобус, что ли, опоздала? Неужели надеется добраться до города пешком, практически ночью, когда общественный транспорт не ходит? Лёва вспомнил, что не видел ни автобусов, ни маршруток этим вечером. Ещё не все просохли после Нового года, а скоро Рождество, потом — Старый новый год…

Жаль, что Сибиллы нет рядом, а то устроили бы праздник по-шведски, пусть даже и в России. Двадцать пятого декабря они всегда навещали Харальда Юхансона, который души не чаял во внуках, и все вместе готовились к таинству. Украшали дом звёздами и канделябрами, делали свечи разных цветов и ароматов. Выставляли на стол фамильную древнюю посуду, когда рядом с каждой тарелкой лежало по десять ножей и вилок.

Харальд усаживался вместе с внуками смотреть мультики, а Лёва с Сибиллой и Амалией готовили традиционный стол. Всегда на нём появлялись свиные колбасы, окорок, селёдочный салат, домашний паштет, солодовый хлеб. Сплетать венок из веток сосен и брусники лучше всего получалось у Стефана. Венок потом вешали на дверь особняка, стены украшали гобеленами, затканными соответствующими картинками. На стол стелили скатерти с зимними пейзажами или изображениями Санта-Клауса.

В последнее время все эти вышивки, а также гномики и ангелочки изготавливались лично Бертой и Агатой. Но, к сожалению, дедушки уже не было в живых, и имение перешло по наследству к Сибилле. При ней, как и при отце, в комнатах благоухали гиацинты, а в Сочельник вся семья собиралась перел плазменным экраном в гостиной. И уютный дом, так похожий на пряничный рождественский сувенир, уютно светил оранжевыми окнами среди глубоких лиловатых снегов и заиндевелых нордических елей.

Так хотели провести они и эти праздники, но в начале декабря Сибилла сообщила мужу о незапланированной командировке в Кению. Он удивился — жена только что вернулась из Австралии, откуда в числе прочих сувениров привезла и бумеранг. Тогда с ней три месяца прожил Стефан, до сих пор с восторгом вспоминающий сёрфинг на океанских волнах.

Верный своей клятве кровью, Лёва решил ни о чём жену не спрашивать и устроить шведский стол для детей на православное Рождество в Москве. Он уже начал вспоминать, как нужно делать окорок, но тут в ветровое стекло трижды постучали.

Он не ошибся — та самая бабка явно переоценила свои силы и теперь хочет, чтобы её подвезли. Январский бесснежный вечер здесь казался ещё более мрачным, и одинокой старухе не к кому было обратиться за помощью. Денег у неё, конечно же, нет, и «бомбилам» такой клиент не интересен. Бабки всегда норовят сбежать, не заплатив, или начинают голосить, жалуясь на свою горемычную судьбу и на бессовестных хапуг, не знающих снисхождения к старым и немощным.

Артур просил никого не пускать в салон, но речь шла, наверное, всё-таки о мужиках. А что этот божий одуванчик может сделать взрослому сильному дядьке? Да он её одним пальцем пополам перешибёт. И место вокруг открытое — ни машину не спрятать, ни людей. Бабка стояла на ветру в голом поле и тёрла правый бок, показывая пальцем на ногу, знаками просила опустить стекло. Лёва исполнил её просьбу, и холодный вихрь обжёг его щёки.

— Сынок, милый… довези до города… Век Бога буду молить!

Бабка говорила тихо, устало. Во всём её облике было что-то, вызывающее у Райникова глухую жалость. Теперь он уже не мог уехать, бросив смиренную бедную бабушку на обочине шоссе поздно вечером, зимой, пусть и бесснежной. Она скоро упадёт — сразу видно, хромает на правую ногу. А если упадёт, то уже не встанет — щиколотку подвернула и мучается от острой боли.

— Из автобуса неудачно вылезла, дура старая! — вполголоса ругала себя бабулька. — Думала, доберусь, но нет, грохнусь скоро! Сыночек, машина-то у тебя богатая, в деньгах не нуждаешься. Что тебе стоит бабку подкинуть? Тут недалече — на Кременчугскую улицу. К самому дому не нужно — от Можайского сама дойду…