Читать книгу "Королева сплетен - Мэг Кэбот"

– Господи! Простите, пожалуйста. Я просто умирала с голода. Да, давайте пойдем в вагон-ресторан, куплю вам обед в компенсацию за орешки, слезы и свой нелепый рассказ. Мне правда очень неловко.

– Это я приглашаю вас на обед, – галантно заявляет он. – В компенсацию за неподобающее обращение, которое вы претерпели от представителя моего пола. Как вам такой расклад?

– Хм, ладно. Но… я даже не знаю, как вас зовут. Я Лиззи Николс.

– А я Жан-Люк де Вильер, – говорит он, протягивая мне руку. – И, думаю, вам следует знать, что я банкир-инвестор. Но у меня нет ни особняка, ни «БМВ». Клянусь.

Я машинально беру его руку, но вместо того, чтобы пожать ее, просто тупо смотрю на него, мгновенно вспыхнув.

– Ой, простите. Я не хотела… Думаю, не все банкиры плохие…

– Да ладно, – Жан-Люк сам пожимает мне руку. – Большинство именно такие. Но не я. Ну что, пойдем поедим?

Пальцы у него теплые и лишь самую чуточку шершавые. Я смотрю на него и гадаю, действительно ли розоватое сияние вокруг него – это всего лишь свет заходящего солнца, или же здесь ангел, по счастливому стечению обстоятельств ниспосланный с небес спасти меня.

Да уж, никогда не знаешь… Даже банкир-инвестор может оказаться ангелом. Пути Господни неисповедимы.

Моду на «императорскую талию» – линию талии, поднятую прямо под грудь, – ввела жена Наполеона Бонапарта, Жозефина, которая во времена императорского правления мужа, начавшегося в 1 804 году, увлекалась «классическим» стилем греческого искусства и любила имитировать платья-тоги, в которые были облачены фигуры, изображенные на древних вазах.

Дабы больше походить на фигуры с ваз, многие молодые модницы мочили свои юбки, чтобы ноги под ними выделялись явственнее. Именно от этой традиции, как полагают, возникли современные «конкурсы мокрых футболок».

История моды. Дипломная работа Элизабет Николс

10

Заинтересовать мужчину и удержать его интерес можно только разговором о нем самом. Потом уже можно постепенно переводить разговор на себя и там его и оставить.

Маргарет Митчелл (1900–1949), американская писательница

Он не ангел. Во всяком случае, если только ангелы не рождаются и не воспитываются в Хьюстоне, а он именно оттуда родом.

Еще у ангелов обычно не бывает дипломов Пенсильванского университета, какой имеется у Жан-Люка.

Также у ангелов нет родителей, тяжело переживающих развод. Так что когда им (ангелам) хочется навестить отца – как, например, захотелось Жан-Люку, который выкроил пару недель отпуска в своей инвестиционной конторе, – им не приходится ехать аж во Францию. Именно там сейчас проживает его папа. Кстати, француз.

А еще ангелы шутят получше. Насчет шуток он не соврал – они у него и правда неуклюжие.

Но это ладно. По мне уж лучше парень, который неудачно шутит, но помнит, что я ненавижу помидоры, чем картежник и мошенник, который ничего не помнит.

Кстати, Жан-Люк помнит насчет помидоров. Вернувшись из дамской комнаты (живописно названной во французских поездах «туалетом»), куда я отправилась оценить ущерб, нанесенный моему лицу слезами, – к счастью, ничего такого, чего нельзя было бы исправить тушью, подводкой, помадой, – я обнаруживаю, что официант уже у нашего столика и принимает заказ. Жан-Люк ведет все переговоры, потому что, будучи наполовину французом, говорит по-французски бегло. И даже очень. Я не все понимаю, но несколько раз я улавливаю «pas de tomates».

Даже я со своим французским на уровне летних курсов понимаю, что это значит «без помидоров».

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться снова. Потому что Жан-Люк вернул мне веру в сильную половину человечества. Есть все же милые, приятные, симпатичные парни среди них. Нужно только знать, где искать. И уж точно не в женском душе своего общежития.

Этого, правда, я нашла в поезде… значит, после того как я сойду на своей станции, я могу его больше никогда не увидеть.

Ну да ладно, все в порядке. А чего я, собственно, хотела – закончить одни отношения и тут же начать другие? Вот именно. Можно подумать, что это нормально. Как будто у этих отношений был бы шанс, ведь я только-только оправляюсь после Энди.

И потом, вы же понимаете, «два корабля, плывущие мимо в ночи» и все такое.

О боже, я ведь рассказала ему об ужасных интимных подробностях своей биографии!

ПОЧЕМУ? НУ ПОЧЕМУ Я СДЕЛАЛА ЭТО? ПОЧЕМУ МНЕ ДОСТАЛСЯ САМЫЙ ДЛИННЫЙ ЯЗЫК ВО ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ?

Но все равно. Он такой… классный. И не женат – кольца нет. Может, у него есть девушка? Вообще-то у такого парня просто не может не быть девушки. Ну и пусть! Он же о ней ничего не говорит.

Это даже хорошо. С какой бы стати мне сидеть и слушать, как этот замечательный парень говорит о своей девушке? Конечно, если бы он стал говорить о ней, мне пришлось бы слушать. Ведь слушал же он мои излияния по поводу Энди.

К обеду он заказал вино. Когда официант приносит его и разливает нам, Жан-Люк поднимает бокал, чокается со мной и говорит:

– За минеты.

Я чуть не давлюсь хлебом, который потихоньку отщипываю. Мы хоть и в поезде, но все же во Франции. А это значит, что еда здесь потрясающая. По крайней мере, хлеб. Он такой великолепный, что я, отщипнув разочек от булочки в корзинке, уже не могу остановиться. Хрустящая корочка и мягчайшая теплая сердцевина – как тут удержаться? Конечно, я об этом потом пожалею – когда мои джинсы девятого размера на мне не застегнутся.

Но пока я просто на седьмом небе. Жан-Люк, хоть и неуклюжий шутник, все же очень забавный.

А еще я соскучилась по хлебу. Очень, очень соскучилась.

– Нет, их мы как раз хотим забрать назад, – поправляю я.

– Я могу только молиться, чтобы ни одна женщина, дарившая мне его, не захотела бы его вернуть, – говорит он.

– Уверена, что таких нет, – говорю я, нежно положив ломтик соленого масла на булочку и наблюдая, как оно тает на теплой мякоти. – Я хочу сказать, ты не похож на человека, который использует других.

– Да, – говорит он, – но и этот твой – как его зовут? – тоже не был похож.

– Энди, – говорю я, вспыхивая. Господи, ну зачем я рассказала о нем? – Мое чутье не сработало. Это все из-за его акцента. И одежды. Будь он американцем, я бы никогда не запала на него. И не повелась бы на его вранье.

– Одежды? – переспрашивает Жан-Люк в тот момент, когда официант приносит мне жареные медальоны из свинины, а Жан-Люку – лосося на пару.

– Ну да. О парне многое можно сказать по тому, что он носит. Но Энди – британец, и это путает все карты. Я, только приехав в Англию, поняла, что там все носят футболки с «Аэросмитом», как Энди в ту ночь, когда мы познакомились.