Читать книгу "Стеклянные куклы - Инна Бачинская"

– Пришли! – сказал Петр Артемович. – Сторожка вон там! – Он махнул рукой в глубь леса. – Это вроде острова, вокруг болото. Может, я один? Одному не так заметно, да и шуму поменьше. Я справлюсь, ждите тут. Я тут каждую кочку знаю.

Старик шагнул вперед и растаял в тумане. Они остались. Тревожное чувство с уходом бывшего егеря усилилось, лес казался еще более враждебным и угрожающим. Все озирались по сторонам, испытывая неуютное чувство, что за ними наблюдают. Федор подумал, исчезни старик, им не выбраться. Мысль была неприятной, и он усилием воли ее отогнал.

– Пошли! – приказал капитан и шагнул вперед.

И в это время совсем близко грянул глухой выстрел. Они рухнули как подкошенные, вжимаясь в мокрую раскисшую землю. Было непонятно, откуда стреляли, ни одного звука, кроме выстрела, – ни шагов, ни хруста ветки; даже эхо не сработало в сыром тяжелом воздухе. Астахов махнул рукой, двое, пригибаясь, побежали вправо. Другие двое – влево. На острове стрелку деться отсюда некуда. Николай и Федор остались вдвоем. Туман сгущался, и Федор снова подумал, что самим им отсюда не выбраться, и если что-то случилось со стариком… Достаточно было одного выстрела, чтобы полностью вывести из строя всю команду. Он что, видит в тумане? Тот, который стрелял…

– Он ожидал здесь, – прошептал капитан. – Он знает места, а мы как на ладони. Перестреляет к чертовой матери! Слава богу, туман.

– Может, Петр Артемович стрелял? – сказал Федор.

– А где ответный? У старика нервы крепкие, не станет палить зря.

И словно в ответ на его вопрос, раздались негромкие шаги. Астахов взвел курок.

– Не стреляйте! – услышали они голос старика. – Это я!

– Петр Артемович, это вы стреляли? – спросил капитан.

– Нет. Это Иваново ружье, я узнал звук…. Вадим где-то здесь. – Лицо старика было измученным.

– Зачем он стрелял? – спросил Федор.

– Хотел напугать, должно. Он не хотел убить.

– Откуда такая уверенность?

– Хотел бы, так убил бы. Он стреляет как снайпер.

– Сколько троп ведет на остров?

– Была одна. Сейчас не знаю, не был лет двадцать пять. Болото, оно живое, должно, переместилось, и стала мель. Если бы не было другой тропы, он не стал бы стрелять, остров вроде ловушки. А как мы сейчас запрем выход, куда ему деваться? А его уже, почитай, и след простыл.

– А вы добрались до сторожки?

– Добрался. Это рядом. Он жил там… Сейчас ушел и больше не вернется.

– Он был там один? – спросил Астахов.

– Один. А кто ж еще? – удивился старик.

Капитан промолчал.

– Подожди, Коля, ты хочешь сказать, что с ним был еще кто-то?

– Мы не знаем, – ответил Николай.

– А тех, что нашли во дворе… Это не все?

– Мы не знаем, Петр Артемович, – повторил капитан.

– Я хотел бы взглянуть, – сказал Федор. – Не беспокойтесь, я сам!

– Мы сходим вместе, – решил Астахов. – Сейчас вернутся люди, и пойдем назад. Петр Артемович, отдыхайте.

Это был вросший в землю деревянный сруб из почерневших бревен, с перекошенным крыльцом и зеленой замшелой крышей. Поленница старых дров доставала до низких оконец. Открыв отсыревшую дверь, они прошли через коридор и стали на пороге единственной комнатушки. Здесь было темно, тусклые стекла почти не пропускали света. В углу нары со спальным мешком; рядом ящик, заменяющий тумбочку, на ней несколько газет и деревянная коробочка. Капитан Астахов приподнял крышку – там находилась упаковка таблеток. На колченогом столе у окна были аккуратно расставлены тарелка, чашка, ложка; в центре – пол-литровая банка с огарком свечи внутри. В шкафчике у входа хранились жестяные банки с крупами, солью и несколько непочатых свечей. В углу против нар торчала чугунная закопченная печка-буржуйка, около нее на полу были сложены несколько поленьев.

Федор потрогал печку, она была теплой. Сверху стоял помятый и закопченный алюминиевый чайник, тоже теплый.

– Как он узнал, что мы на острове? – спросил капитан.

– Он здесь свой, Коля, у него слух, как у зверя.

– Ты думаешь, он сюда вернется?

– Не знаю. Похоже, деваться ему больше некуда. Но не думаю. После сегодняшнего скоро сюда вернется. За домом присматривают?

– Само собой. Туда он тоже не сунется. Он объявлен в розыск; автофургон тоже ищут. – Астахов деловито упаковывал в полиэтиленовый пакет тарелку, чашку, ложку. – Пошли? – сказал он, закончив.

Снова старик шел впереди, а они следом. Туман сгустился, под ногами расползалась черная болотная жижа. Чувствуя спинами снайпера с винтовкой, они невольно ускоряли шаг…

Глава 19

Новый виток

Новая беседа с Максимом Устиновым мало что дала. Парень был испуган, подавлен и прятал глаза, испытывая мучительный стыд за брата. Он сказал, что никогда больше не сможет войти в их дом. Брат не звонил и не пытался связаться с ним. Родственников или знакомых в других городах у них нет. С Вадимом он видел только одну женщину, Веру Сенцову. Про школу танцев ничего не знал, с братом общался мало. После ухода Веры тот еще больше замкнулся. Вера ушла прошлой весной… Ну да, она жила у Вадима с осени позапрошлого года, примерно полгода, а прошлой весной ушла. Почему? Максим не знал, история брата и Веры занимала его мало. «Я не могу смотреть соседям в глаза», – сказал он. Когда все это закончится, он уедет. Товарищ зовет в Словакию, говорит, пришлет вызов.

– Как, по-вашему, это может закончиться? – спросил Федор Алексеев, присутствовавший на беседе.

– Не знаю. Когда вы… как-нибудь… Мне все равно. Лишь бы скорее.

Он не смотрел им в глаза, он не сумел произнести: «Когда вы его поймаете»…

– Знаете, неизвестность хуже всего. Я перестал спать, мне кажется, кто-то стучится в дверь. Я поднимаюсь и бегу в прихожую, смотрю в глазок, а там никого. На улице я ищу его глазами, мне кажется, он где-то рядом. Я иду на красный свет, я наталкиваюсь на людей, я даже не выхожу по вечерам. Даже телевизор перестал смотреть, потому что там одни маньяки и убийцы. И все время спрашиваю себя, что я буду делать, если он придет. Я боюсь его…

Максим заикался, он был в отчаянии, с ним началась истерика. Капитан Астахов протянул ему стакан воды. Парень жадно выпил. В нем ничего уже не осталось от развязного и болтливого малого, которого они видели в первую встречу.

– Скажите, Максим, ваш брат проявлял когда-нибудь жестокость по отношению к людям или животным? – спросил Федор.

– Он же делает чучела! Он охотник, они с дедом стреляли зайцев и кабанов. Дед заставлял меня сдирать шкуру с убитых зайцев, я не мог, плакал, и он сердился. Мама меня всегда защищала. А к людям… – Он замялся. – Не замечал, честное слово! Мы с ним никогда не дружили, знаете, я завидовал мальчикам, у которых старшие братья, они их защищали, помогали с уроками, учили кататься на велосипеде. Дед больше любил брата, а меня не жаловал. И он… брат, подчинялся. Он не то что отпихивал меня, он просто уходил. Я, маленький, лез к нему, а он уходил. Мама просила его делать со мной уроки, он сердился. А потом я и сам мог, я учился лучше. Я ревновал его к деду и к маме, не понимая, почему они любят его больше. Я помню, как я плакал, когда дед купил ему мотоцикл… Потом, уже после смерти мамы, я узнал, что у меня не было отца. То есть был, конечно, но никто его не знал. Что я безотцовщина. После смерти деда мы с братом стали ближе, разговаривали, он любил готовить, звал меня на свою половину; мы подолгу сидели за столом, он спрашивал, как учеба. Я тогда учился на физмате. Настоящей близости так и не получилось, но я уже вырос, и это было неважно.