Читать книгу "Замкнутый круг - Александр Рогинский"

Я же вас не виню. Каждый человек имеет свою психологическую защиту. У вас это скрытая любовь. Вы считаете, что только так можно общаться с человеком. И те, кто не отвечает вам, вами выбрасывается на помойку.

Другими словами, у вас жизнь реальна сверх меры. И потом это характерная черта вашей профессии. Среди музыкантов много психологического разврата. И само учительство не более, чем интеллектуальный половой акт.

— Что вы такое говорите, вы ведь профессор? — чуть не закричала Роза.

Слова Виктора вывели ее из странного состояния застенчивости и заставили вспомнить о себе, как таковой.

У каждого есть своя сущность, которая чаще всего глубоко спрятана, но в критических случаях ярко проявляется. Эта сущность не часто извлекалась из подсознания Розы, но несколько случаев было, когда ее заставляли отвечать крупными залпами, чтобы сбить с прицела наступательный пыл нападающего.

— Так как в отношении того, чтобы уговорить моего отца жениться на вас?

— Вы сначала меня уговорите. Или считаете это необязательным? Считаете, что я вообще… недоношенная?

— Вы мне начинаете нравиться. Ей Богу!

Виктор встал и прошелся по классу хозяйской походкой, потрогал клавишу «ля» и нажал ее. Долго слушал.

— Человек, который привык к искусственным звукам сам немного искусственный, — сказал как бы про себя.

— Эти звуки искусственные? — удивилась Роза. — Вы вообще понимаете, что говорите? На них основана вся музыка, все наше воспитание.

— Ваше воспитание. Не перечьте мне. Если я говорю, что искусственные звуки, значит искусственные. Они извлекаются всего лишь от удара деревянных молоточков по металлическим струнам. И всего семь нот.

Звуки ручья или дождя имеют естественное происхождение и в них гораздо больше звучащего пространства.

Но я пришел не дискуссию с вами проводить, а добиться результата.

— Вы уже его добились — отрицательного. Вы меня пытаетесь гипнотизировать, я вас поняла. Не забывайте, что я тоже в своем роде психиатр, и в каком-то плане даже глубже вас. Музыка родом из психиатрии.

Виктор погладил клавиатуру рояля, сел на стул-вертушку и заиграл Шопеновский революционный этюд.

Роза не удивилась тому, что Виктор блестяще играл. А удивилась, что снова слышала все тот же шопеновский этюд. Какие-то сплошные знаки спускались в ее сознание, как парашютисты с самолета, залетевшего высоко в небо.

— Я хочу к вам поступить поучиться играть, — сказал Виктор, вставая и осторожно опуская крышку рояля.

— Вы смело можете ехать на конкурс Чайковского, и мне нечему вас учить. Скорее учиться.

Виктор снова сел, закинул ногу на ногу, подпер правой рукой свой мощный, как у боксера, подбородок и внимательно-задумчиво уставился на Розу.

— Зачем вы так смотрите на меня? — не выдержала Роза.

— Я не смотрю, я думаю.

— Над чем, если не секрет?

— А не отбить ли тебя, Роза, у моего отца. Ты ему уже не нужна, а жизнь у тебя впереди немалая и цветастая.

— Какая?

— Цветастая. Красивая, то есть. Но если будешь меня слушать.

— Да ты Наполеон! И она вспомнила одно забавное изречение, которое тут же и процитировала этому наглецу: «из дома умалишенных вылеченными могут выйти только пациенты, но не врачи».

— Сказано для красного словца. Из дома умалишенных здоровыми не выходит никто. Кто однажды уехал не в ту степь, тот уже не может вернуться таким, каким был до того.

Но, естественно, на нас имеются шрамы, и довольно глубокие иной раз, нанесенные нашими пациентами. Или если грамотней — перцепиентами. Потому что мой метод вывода из болезни, это агрессивное вмешательство. Душу человека надо изъять, починить в своей мастерской и затем вернуть на место.

— Тогда ты сущий дьявол. Ведь душа, побывавшая в твоей мастерской, становится похожей на твою. А это очень скверно.

— Ты развиваешься прямо на глазах. Роза — имя тебе очень соответствует.

— Я учусь быстро, особенно, когда рядом со мной человек, в которого я не могу влюбиться.

— Боюсь, мне придется съезжать с квартиры отца. Что ж, надо подумать.

— Сначала мне.

Роза наконец нашла верный тон с этим зазнавшимся психиатром. Они думают, что, почитав какие-то книжонки с заумными теориями, хорошо изучили человека. А фигу вам. Ни черта вы в человеках не понимаете. Но все же, любопытный сыночек у Кошерина.

* * *

Роза пришла задолго до начала репетиции. На сцене горел дежурный свет, больше похожий на ночник, а в зале витал сумрак, улегшийся удобно на серые чехлы кресел.

Роза села в десятом ряду с краю, чтобы быстро можно было выйти. Она любила эту тишину, в которой мебель и умерший свет разговаривали на одном языке, иногда скрипнув сохнувшим деревом или уронив с металлической фермы, на которой, как ласточки, уселись маленькие прожекторы, невнятный звук давно остывших ламп.

В такой тишине лучше всего думается о себе, своей отдаленности от мира и полном согласии с этим еще не ожившим, заглядывающим в твою душу, миром.

Коловращение миров. Сейчас придет девушка Клава, сядет на сцене на высокую табуретку, закинет ногу на ногу, положит свою большую квадратную (таких еще не видела Роза) гитару и скажет: просыпайтесь люди-звуки, нам пора работать.

И начнется другой мир, который вышибет из человека спокойствие и умиротворенность и насытит движением и любопытством.

Так и произошло. Сначала вдалеке раздались голоса, которые перевоплотились в быстро идущую девушку в коротенькой юбке и огромным гитарным футляром за спиной. Девушка остановилась посреди сцены, в полу-светлой темноте видны были только ее головка с распущенными волосами и кончик грифа.

— Эй! — крикнула Клава. — Есть тут кто-нибудь? Давайте свет. Я уже тут.

Она была тут. А Розы тут не было. Она спряталась, как мышка, даже сжалась в своем кресле, хотя именно сейчас бы ей и подловить Клаву, завести с ней разговор об Илье.

Но так нельзя, впереди у гитаристки работа, а выплывание из темноты зала призрачного существа, да еще и разговор о зоопарке, в котором Илья хочет рассказать девушке о своей любви, могут вызвать нежелательные эффекты.

Роза чувствовала себя воровкой, забравшейся в банк и ждущей момента, чтобы выкрасть диадему.

Конечно, дежурная Ася Викторовна, которая и пустила в зал, ее хорошо знает, но для несведущего она точно выглядит подозрительно.

Сейчас зажгут свет, и она обрисуется во всей своей плоти.

Роза тихонько встала и незаметно удалились в сторону лож.

И в это время включили свет.

На сцене началась возня, Клава раскрыла чехол и долго смотрела на поблескивающую от резкого света гитару, как девочка смотрит на куклу, которая провела беспокойную ночь в темном углу, куда ее накануне вечером упрятала девчонка спать.