Читать книгу "Падение Берлина. 1945 - Энтони Бивор"

Даже генерал Зейдлиц, который предлагал переброску антинацистски настроенных немецких военнопленных в Германию для того, чтобы организовать там революцию, теперь отмечал, что отбирать у Германии земли ради создания против нее защитного барьера — нечестно. Все немецкие генералы, попавшие в советский плен, теперь осознали, что Комитет германских офицеров, объединивший противников нацизма, был создан и использовался Советским Союзом только для своих собственных целей. Генерала Зейдлица продолжал мучить вопрос, правильный ли он сделал выбор. Между тем нацистский режим объявил его предателем и заочно приговорил к смертной казни.

По мнению Паулюса, все действия Гитлера направлены только на то, как еще больше ввергнуть Германию в пучину бедствий. "Никогда до этого ложь не была таким сильным оружием в дипломатии и политике. Нас, немцев, очень ловко обвел вокруг пальца человек, который узурпировал всю полноту власти". Паулюса поддержал генерал Штрекер, который жаловался на Бога за то, что он послал немцам Гитлера. "Неужели немцы такие подлые? — вопрошал он. — Разве они заслужили такое наказание?"

"Сегодня исполняется два года сталинградской катастрофе, — заключил Паулюс. — А теперь вся Германия становится гигантским Сталинградом".

Угрозы и увещевания Гиммлера не могли спасти ситуацию. В тот же день передовые советские батальоны, ведомые заместителем командира 89-й гвардейской стрелковой дивизии полковником Есипенко, достигли Одера и под покровом ночи форсировали его по льду. Советским подразделениям удалось образовать небольшой плацдарм на левом берегу реки севернее Кюстрина.

Войска 5-й ударной армии генерала Берзарина утром 31 января форсировали замерзший Одер и захватили деревню Киниц[174]. Они прошли буквально по следам немецких крестьян, собиравших дрова на восточном берегу реки. Часть под командованием полковника Есипенко захватила состав, в котором находились шесть зенитных орудий, тринадцать офицеров и шестьдесят три молодых новобранца. Небольшой группе немцев, одетых лишь в нижнее белье, удалось бежать и добраться до города Врицеи. До рейхсканцелярии теперь оставалось всего около семидесяти километров.

В тот же день части полковника Гусаковского форсировали Одер южнее Кюстрина. Данное событие было отмечено вручением ему второй Золотой Звезды Героя Советского Союза. Советские войска тотчас же приступили к укреплению своих позиций. Они стали рыть окопы в пойме реки, восточнее Зееловских высот. Срочно подтягивалась артиллерия на случай немецких контратак. Однако германское командование было настолько шокировано произошедшим (Геббельс все еще думал, что бои идут рядом с Варшавой), что прошло определенное время, прежде чем к месту прорыва стали подтягиваться подразделения вермахта. Единственными, кто поначалу доставлял неприятности красноармейцам и обстреливал их свежевырытые траншеи, оказались немецкие самолеты "фокке-вульф". Обещанный зенитный дивизион прибыл на место только через три дня, поэтому солдаты Чуйкова несли значительные потери от налетов авиации противника. Тем не менее советскому командованию удалось доставить на левый берег Одера достаточное количество противотанковых орудий.

Новость о том, что советские войска достигли Одера, стала неожиданной как для командования вермахта, так и для мирного населения. Вальтер Байер, которому посчастливилось не попасть в списки полевой жандармерии в Восточной Пруссии и отправиться в отпуск, теперь наслаждался последними днями отдыха в своей деревне Буксмюленвег, которая располагалась между Кюстрином и Франкфуртом-на-Одере. Однако его отпуск закончился еще скорее, чем он ожидал[175]. Вечером 2 февраля в дом Вальтера вбежал сосед и сообщил, что в дубовом лесу, всего в пятистах метрах от дома, заняли позиции до восьмисот русских.

Вокруг деревни не было никаких немецких частей, за исключением нескольких рот фольксштурма, вооруженных только винтовками и двумя-тремя фаустпатронами. Когда фольксштурмовцы приблизились к лесу, то обнаружили, что на деревьях уже устроились советские снайперы, которые открыли по ним прицельный огонь. Из Франкфурта к месту прорыва подтягивался батальон 6-го крепостного полка, состоявший преимущественно из лиц кавказских национальностей, перешедших на сторону немцев. Немецкий офицер приказал Байеру, как опытному фронтовику, возглавить одну из боевых групп. Он оказался в одной канаве с кавказским добровольцем. Внезапно тот обратился к нему на ломаном немецком языке: "Вы не стреляете, и мы не стреляем туда. Мы не стреляем по своим товарищам". Байер доложил об этом офицеру, и кавказец был снят с передовой линии и отправлен в тыл рыть траншеи. Если он впоследствии попал в руки русских, то вряд ли с ним стали обращаться мягче, чем с остальными добровольцами, по причине его отказа стрелять по своим.

Вскоре к сборным немецким частям присоединилась еще одна группа в триста пятьдесят человек — очень молодых солдат из моторизованной дивизии "Фельдхернхалле". Большинство бойцов было в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет. Они принесли с собой минометы и стали обстреливать лес. Форма одежды на юношах была самая разнообразная. Некоторые носили стальные шлемы еще времен Первой мировой войны, другие не имели ничего, кроме своей формы, выданной организацией гитлерюгенд. Они очень гордились оказанным им доверием, но для многих из них было пока тяжело таскать с собой сумку с патронами и держать на плече винтовку — ее приклад оказался слишком велик для их неокрепших рук. В первой же атаке на лес юнцы понесли жестокие потери. Их командир упал, получив пулю в голову. Только горсть недавних членов гитлерюгенда вышла живыми из боя.

Байеру удалось избежать этой печальной участи и выбраться из-под огня. Он вновь оказался в родительском доме. Вальтер обнаружил, что теперь в подвале здания был организован госпиталь. По мере того как к плацдарму подтягивались значительные силы с обеих сторон, Чуйков приказал усилить натиск в направлении возвышенности Райтвайн. Она занимала в этом районе господствующее положение и упиралась прямо в Зееловские высоты. 2 февраля 506-й артиллерийский батальон СС занял позиции с северной стороны плацдарма и за три последующих дня выпустил по советским частям четырнадцать тысяч снарядов. С юга к месту прорыва подтягивался недавно пополненный танковый батальон полка "Курмарк". 4 февраля он перешел в контратаку. Однако предсказанная синоптиками оттепель размыла все дороги. Атака сорвалась во многом потому, что бронемашины просто застревали в грязи.

Берлин также был шокирован новостью о появлении советских войск на левом берегу Одера. Вильфрид фон Овен, пресс-атташе Геббельса, записал 1 февраля в своем дневнике, что ужасная весть вихрем распространилась по германской столице[176].

Национал-социалистская риторика сделалась еще более фанатичной, если не сказать — истеричной. В Берлине прошел парад охранного полка дивизии "Великая Германия"[177]. Солдатам сообщили, что плацдарм на Одере должен быть освобожден. Этого желает сам фюрер. Многие столичные автобусы были реквизированы военным командованием. Теперь они использовались для перевозки новых частей к Одеру в район Зееловских высот.