Читать книгу "На линии огня - Александр Тамоников"

— Да было дело, когда холостяковал. Тогда и нырнул в самые что ни на есть злачные места Бардовиц.

— Ну, когда жены здесь не было, понятно, но сейчас-то с чего тебя вдруг на сторону потянуло?

Кулагин помрачнел:

— Вика загуляла. Не могу жить с ней, видеть ее смазливую рожу. Вот и потянуло.

Александр удивленно посмотрел на друга:

— Погоди, погоди, как это загуляла? С кем?

— Не знаешь, как бабы загуливают? У тебя по этой части больше опыта, чем у меня. Извини, конечно, не в обиду будет сказано. А с кем? С лейтенантом. В пятницу обмывали звание второго комбата Шустарина, слышал?

Черников ответил:

— Еще бы! До утра, говорили, клуб ходуном ходил.

— Было такое. Перебрали ребята и в разнос пошли — но это ладно, нормально. По ходу пьянки какой-то мудак белый танец объявил; ну, я думал, Вика меня пригласит, все ж таки муж. А она к лейтенанту. Прижималась к нему, тот ей на ушко чего-то шептал, а сам за задницу схватил. Я думал, моя возмутится — куда там, только сильней к нему прижалась. Я охренел. За стол села, я ей — в чем дело? Она шары свои крашеные на меня вылупила, — ты о чем, дорогой? Ну, я нагрубил ей, схватил за руку и домой. Обиделась. Но в субботу отошла, а в воскресенье, вчера, говорит: пойдем в клуб, посидим в кафе, в кино сходим. Пошли. Я пивка заказал, пьем. Тут этот лейтенант. И моя опять перед ним задницей завертела. А тот ей глазки строит. Тьфу, черт! Вскипел. Опять домой жену тащу, и в прихожей сходу — пощечину. Она вырвалась и к выходу. Ушла. Ночью вернулась полвторого, поддатая, разлохмаченная вся, на коленях ссадина. Свалилась на диван и уснула. С утра молчала. Я решил с лейтенантом переговорить. После развода подзываю его. А он перепугался — да что вы, товарищ капитан, у меня с вашей женой ничего никогда не было и быть не может, потому как есть у меня женщина, официантка офицерской столовой. А то, что танцевал с вашей женой, извините, больше не буду.

Александр поинтересовался:

— Это что же за чмо-лейтенант такой?

— Во! Точно, чмо! Козел! Ты его должен знать. Такой лощеный всегда, Прудчиков Антон.

— Не знаю.

— Покажу. Я в обед домой пришел, Вика сидит на диване глушенной курицей, губы надула. Проси, говорит, прощения за то, что ударил. Я ей в ответ: а не пошла бы ты куда подальше? Тогда, мол, жрать сам себе готовь. Приготовлю, говорю, а ты, дорогая, шмотки собирай, в Союз поедешь. Там перед молодняком будешь задницей своей крутить. Она: какой Союз? Никуда не поеду. В общем, испугалась, а я бумагу на развод написал, завтра или послезавтра, как командир дивизиона с полигона приедет, по команде передам. И пусть валит благоверная на все четыре стороны. Говорили мне родичи перед свадьбой: открой глаза, Андрей, посмотри, на ком женишься, с кем жизнь связываешь. Ее же полгорода знает, и это в двадцать лет. По кабакам шастала в то время. Нет, дурак, никого не послушал. На своем настоял, женился, сразу как из Афгана вернулся. И сюда привез, на свою голову. Так как же мне, Саня, не расслабиться? Жена будет мне рога наставлять, а я ими провода сшибать?

Черников проговорил:

— Да, вроде, я ничего такого о Вике не слышал, а у нас слухи распространяются очень быстро.

— Не слышал?! Ты где живешь-то, Саня? В городе. А в городке о моей сплетен и разговоров валом. Вот ты со своей развелся?

Александр кивнул:

— Развелся.

— Потому что она гуляла от тебя, так?

— Наверное. Свечу над ней не держал…

— Но на чем-то ты ее зацепил?

— На лжи. Точнее, я почувствовал в ее словах ложь, а какая может быть семья, когда люди лгут друг другу.

— Во, ты только оттого, что жена врала тебе, пошел на развод, а у меня более веские причины.

— Дело твое, Андрюха. У каждого своя жизнь.

— Значит, не пойдешь в винарню?

— Нет.

— Как хочешь, дело твое. А напрасно. Снял бы Власту, привел домой, да оторвался бы. Что толку торчать у Златы, только расстраиваться. И надо тебе это?

— Надо, Андрюша!

— Странный ты, Сань. Не от мира сего. Извини, тебя в Афгане случайно не контузило?

— Всякое было.

— Точно контузило. Но лады, насильно мил не будешь. Разбегаемся.

Кулагин ушел. Александр выкурил сигарету, поднялся со скамьи и направился к контрольно-пропускному пункту гарнизона. Через сорок минут он, приняв душ и переодевшись в гражданскую одежду, вошел в гостинец «Под каштаном». Поздоровался с матерью Златы. Та холодно ответила на приветствие. Александр прошел к столу в углу полутемного помещения, устроился на привычном уже для себя месте. Сегодня в кафе были четверо пожилых мужчин, они играли в карты и пили пиво с ромом.

Спустя четверть часа появилась и Злата. Подошла к столику Черникова, спросила:

— Все, как всегда, или будут изменения в заказе?

— Изменений не будет.

— Предупреждаю: водка только чешская.

— Хорошо.

— Ждите.

Еще спустя десять минут она поставила перед капитаном рюмку слабой, градусов в 30, водки, тарелки с едой. Черников поужинал, заказал кофе. На этот раз Злата принесла напиток без задержки и осталась у стойки.

Неожиданно дверь в кафе с шумом распахнулась, и в зал вошли трое солдат мотострелкового полка. Черников помнил их еще срочниками, теперь же они стали сверхсрочниками и пользовались полной свободой перемещения в свободное от службы время. Жили они в офицерском общежитии и вели себя высокомерно. Ну как же, почти офицеры или прапорщики, техники рот, денежное довольствие и паек получают. Александр относился к ним без симпатии и считал ошибкой комплектование войсковых частей бывшими срочниками, не прошедшими никакой специальной подготовки. Впрочем, дело было не только в подготовке. Сверхсрочники в большинстве своем не только не являлись примером для младших товарищей, но сами допускали гораздо больше нарушений, нежели солдаты срочной службы. Но командование дивизиона решило, что данная категория военнослужащих усилит дисциплину в частях, и посему приходилось терпеть эту разнузданную, необразованную, хулиганствующую «гвардию». Хорошо, что командир танкового батальона сумел как-то избежать этой напасти, и в батальоне сверхсрочников не было, не считая женщины-связиста из секретного отделения.

Сверхсрочники ввалились в кафе шумной гурьбой и сразу двинулись к стойке. Страшим среди них был сержант, которого дружки называли Шалым. Двое других — младшие сержанты Гриня и Брус. Даже став сверхсрочниками, младшим командным составом, они оставались солдатами, причем отнюдь не лучшими, и по привычке называли друг друга не по именам или званиям, а по прозвищам, кличкам. Гриня еще на подходе к стойке указал сержанту на Злату:

— Шалый, гляди, какая телка! И перепихнуться наверняка не против. С ее-то попкой…