Читать книгу "Маленький горбун - Графиня де Сегюр"

– Ни чуточки, – ответил мальчик. – Я люблю слушать, как ты говоришь папе приятные вещи и как он отвечает тебе.

– Ты пойдешь завтра к Морису?

– Да, конечно, я обещал ему.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Очень хотел бы, если папа проводит тебя.

– Нет, – сказал де Нансе, – я тебя не возьму.

– Почему? – спросила Христина.

– У меня есть на то свои причины, – ответил он, – и тебе незачем знать о них.

– Ведь я хотела идти только, чтобы Франсуа не было слишком скучно. Ведь я их терпеть не могу… То есть… не очень люблю, – поправилась она.

– Хорошо, что ты поправилась, – заметил де Нансе, – недобро и нехорошо ненавидеть кого бы то ни было. Ну, а теперь, дети мои, уходите, вы мешаете мне писать.

Франсуа и Христина побежали к Изабелле и принялись играть подле нее. Скоро пришел Паоло Перонни и позвал Франсуа заниматься. Детям пришлось проститься до следующего дня.

Глава XVI. Перемены в Морисе

На следующий день, еще до появления Христины, которая обыкновенно приходила около трех часов, окончив уроки с Паоло, Франсуа вместе с отцом отправился в усадьбу Сибран. Как и накануне, мальчик один прошел во второй этаж в комнату Мориса и Адольфа, которые очень удивились, снова увидев его. Лицо Мориса вспыхнуло, и он, казалось, хотел заговорить, но не произнес ни слова.

– Здравствуй, Морис, здравствуй, Адольф, – сказал Франсуа. – Надеюсь, сегодня вам немного лучше? Вы оба не такие бледные, как вчера, и ваши глаза живее. Я не останусь у вас долго… как вчера. Я вам расскажу только, что семья Гибер завтра переедет в Аржентан. Там они нашли очень симпатичный дом, а их усадьбу будут перестраивать. Кажется, они ничего не потеряют, потому что из страхового общества им выдадут много денег. Ну, до свидания, мой бедный Морис, до свидания, Адольф! Я постоянно молюсь о вашем исцелении.

Франсуа дружески кивнул им головой и пошел к двери.

– Франсуа, – слабым голосом позвал Морис.

Маленький де Нансе быстро подошел к его постели.

– Прости меня, Франсуа, – сказал Морис. – Прости Адольфа. Ты добрый, хороший, очень хороший. А мы были злы, особенно я. Как я наказан, Франсуа! Если бы ты знал, как все у меня болит. И постоянно, все время. Все эти повязки, все эти тиски так жмут меня, не дают двинуться, у меня нет ни минуты отдыха.

– Бедный мой Морис, – сердечно произнес Франсуа. – Как ужасно, что случилось это страшное несчастье! Мне грустно, страшно грустно, что я не в силах тебе помочь. Но если бы я мог хоть немножко развлечь тебя и Адольфа, я бы каждый день приходил к вам.

– Приходи, добрый, славный Франсуа, – попросил Морис. – Приходи каждый день и сиди у нас подольше.

– Ну, значит, до завтра, мой милый Морис, до завтра, Адольф!

Едва он вышел, как печальные глаза Мориса обратились к Адольфу.

– Почему ты ничего не сказал ему? – спросил он брата. – Неужели тебя не тронула доброта славного Франсуа, с которым мы обращались так дурно? Ведь еще третьего дня мы грубо молчали, когда он пришел, между тем, несмотря на нашу невежливость, он хочет продолжать бывать у нас.

– Я ненавижу этого гадкого горбуна, – заявил Адольф, – все горбатые злы, ты прежде сам говорил это.

– Я говорил необдуманно и дурно, – заметил Морис. – Франсуа очень добр.

– Разве можно сказать, какой он, – продолжал Адольф, – злой или добрый?

– То, что он делает для нас, доказывает, что он добр. Пожалуйста, если Франсуа придет к нам завтра, будь с ним повежливее и скажи ему хоть несколько слов.

Адольф ничего не ответил. Усталый Морис тоже замолчал.

По дороге домой Франсуа радостно пересказал отцу все, что ему говорил Морис. Де Нансе тоже был доволен и заметил сыну, что доброта и снисходительность всегда сильнее суровости и строгости.

– Продолжай свое доброе дело, дружочек, – прибавил он, – может быть, Морис совсем исправится. Право, самое высшее счастье сделать злого добрым.

Христина пришла в восторг, узнав обо всем, и принялась упрашивать Франсуа постараться смягчить также и Адольфа.

Франсуа каждый день бывал у больных мальчиков. Через месяц Адольф поправился от ожогов, но, несмотря на просьбы Мориса, несмотря на неисчерпаемую доброту Франсуа, он не смягчился к маленькому де Нансе, доброта и приветливость горбатого мальчика не тронули его. Бедный Морис, пораженный великодушием Франсуа, напротив, стал терпеливее и мягче и с каждым днем покорялся своей судьбе все больше и больше. Через два месяца доктор позволил ему встать.

Но едва бедняжка поднялся с постели, тотчас же от слабости опустился на прежнее место. Вторая, более счастливая попытка, позволила ему удержаться на ногах. Он повернулся к зеркалу и пришел в ужас: Морис увидел, что его ноги сведены, вывернуты и сильно укорочены, одно плечо выдалось вперед и поднялось выше другого, спина сгорбилась… На лице, ранее скрытом повязками, теперь виднелись пятна и шрамы от ожогов. У Адольфа на лице тоже остались следы, но гораздо менее заметные.

Несчастный Морис громко закричал от ужаса и почти без сил упал на кровать. Жизель Сибран бросилась подле него на колени, закрыв лицо руками, отец быстро вышел из комнаты, чтобы скрыть от сына свое горе.

– Боже мой, Боже мой! – в отчаянии закричал Морис. – Боже, сжалься надо мной, не оставь меня таким, как я теперь! Что со мной будет? Я не хочу жить и видеть, что надо мной насмехаются.

Встав, он снова подошел к зеркалу и заплакал:

– Я страшен, я ужасен! Сам Франсуа испугается меня. Правда, он горбун, но у него прямые, не согнутые ноги и хорошенькое лицо. А я-то, я-то! Мама, мамочка! Помоги, помоги мне. Пожалей меня, спаси…

Жизель подняла заплаканное лицо, снова посмотрела на Мориса, но не могла выговорить ни слова и, боясь лишиться чувств от жалости к сыну, не ответив ему, встала и выбежала вслед за мужем, чтобы плакать вместе с ним.

Морис остался один перед зеркалом. Чем больше он рассматривал свою искалеченную фигуру, тем более ужасной и отталкивающей казалась она ему. На бледном лице шрамы и красные пятна были еще заметнее. От слабости ноги мальчика сгибались. Пока он стоял перед зеркалом, дверь медленно отворилась и в комнату вошел Франсуа. Добрый мальчик всегда боялся чем-нибудь опечалить или обидеть других и потому, хотя и с трудом, но сдержал изумленное восклицание при виде Мориса, он почти не узнал его и скорее догадался, что это он. Сибран быстро повернулся: по выражению лица Франсуа он хотел узнать, что тот почувствовал при виде его. Но на лице горбатого мальчика он увидел только выражение глубокой жалости и искренней нежности.

– Бедный мой Морис, – сказал Франсуа, – бедненький! Какое несчастье. Боже мой, какое ужасное несчастье!

И он нежно обнял и поддержал Мориса, который чуть не лишился сознания. Он усадил его в кресло, сам присел рядом с ним и горько заплакал. Плакал и Морис.