Читать книгу "Дикий опер - Сергей Зверев"

– Ну, в ноябре.

– Я вижу, вы на хорошем счету у руководства. Шутка. Что делать в ноябрьской России? Наматывать на кулак сопли и ждать лета. Но лето рядом. На Кипре в ноябре плюс двадцать пять. Как насчет турне на двоих на три недели?

– На троих, – с хрипотцой поправил Антона Власов. – И пансион, а не полупансион.

Копаев задрал подбородок и погладил кадык.

– Разве это в два раза больше, чем за Занкиева? По-моему, это в пять раз больше.

– Я рискую, – теперь голос подполковника стал напоминать одышку туберкулезного больного перед залпом влажного кашля. – Очень рискую. С такой периодичностью меня через месяц возьмут за жопу и открутят голову.

– Антон Филимонович, – сказал Антон, возлагая на плечо уже бывшего дежурного руку, – вы завышаете сроки. За жопу вы уже взяты.

Он толкнул его в сторону «Форда», и из машины вышел Тоцкий.

– Надень на него наручники моим именем, – дабы задержанный не сомневался в происходящем, Копаев толкнул его еще раз. – Очень хорошо, что вы плотно позавтракали, Власов. Порядки вы знаете, поэтому в курсе, что кормить в «красной хате» ИВС Центрального округа сегодня вас уже не будут.

Он сыграл наобум и сорвал куш. Но никогда еще не был так разочарован от этого. Он видывал разные виды и теперь с непонятным сомнением в душе убеждался в их все большей чудовищности. Что за сомнение терзало его душу? Он не мог ответить на этот вопрос. Лишь полчаса спустя, когда перед въездом в ворота изолятора временного содержания ему пришлось предъявить служебное удостоверение, он не спрятал его по привычке в карман, а с удивлением, словно видел его впервые, разглядел.

А дежурный по изолятору даже не взглянул в корочки – он узнал следователя Приколова. Ведь дежурный находился на службе. А потому отождествлять фото с личностью ему не было необходимости. Интересно, а узнал бы он Приколова завтра, если бы тот нагрянул к нему поутру да после тяжелой смены?

Глава 9

Два часа пролетели, как одно мгновение.

За те сто двадцать минут, пока следователь разговаривал с предприимчивым подполковником, поставившим доступ к арестованным на прочную коммерческую основу, Тоцкий установил принадлежность номера телефона, указанного в квитанции, оплаченной покойным губернатором.

Власов манерничал минут пятнадцать. Но чем чаще он говорил о «чудовищной провокации», тем сильнее на глазах грустнел и старел. Когда, наконец, стало ясно, что дальнейшее упорство унижает его, он сломался.

Готовый к такому обороту Копаев мысленно добавил к предстоящему разговору пару часов. Только юный и необтесанный опер сейчас мог развесить уши и послушно принимать на веру то, что прозвучит в кабинете. Антон этот рубеж перешагнул давно, и в тот момент, когда Власов задумчиво произнес «Хорошо…», приготовился отделять зерна от плевел и агнцев от козлищ. Попадая в такой переплет, люди от правоохранительных органов сводят свою роль в преступлении лишь к стоянию «на стреме» или стороннему наблюдению. Нет, не участвовал, нет, не делал, но попустительствовал, не донес, и в том кается. Наказывайте! – за недонос.

Так оно, собственно, и случилось. Власов промычал, что его обманули, сунув под нос пропуск, а он, слепой и старый дурак, не рассмотрел как следует. Вот и вся вина. Не сажать же за это! – в самом-то деле…

– Ты что, дурак, Власов? – погрустнел Антон. – Ты кому вливаешь эту шнягу? Кто был ночью в тюрьме?!

Около десяти месяцев назад подполковник, у которого заболел сын, вышел от его лечащего врача в состоянии транса. У мальчика обнаружили лейкемию в начальной стадии, то есть в той, когда еще не поздно начать биохимическое лечение и уничтожить болезнь на корню. Операция и лечение в Германии стоили около десяти тысяч евро. С этой цифрой в голове Власов вышел из больницы и приехал домой. Обзвонил родных, близких, знакомых, подсчитал, сколько стоит его машина, помножил на текущий курс и вывел итоговую цифру: ровно десять тысяч евро. И последующие лет десять жизни должны уйти на погашение этой задолженности, а на такую рассрочку не соглашался ни один из близких и знакомых. Власов отчаялся и едва не запил. Помог один из бывших сослуживцев, живущих ныне в Питере. Он сказал, что помочь может, но для этого необходима обратная услуга. При этом забывается сама сумма долга. Просто услуга в ответ.

Власов, когда ему объяснили, к чему сводится обратная связь, сначала едва не отказался. Дело в том, что в тюрьме содержится человек, и нужно человеку помочь.

Как сказал чернявый проситель, чуть ломая русский язык южным акцентом: «Одному сидеть не хочется, другому – умирать от белокровия». Словом, договорились. В следующее свое дежурство Власов провел в тюрьму человека, который около четверти часа на чеченском языке разговаривал с арестантом.

Дальше больше, и вскоре Власов понял, что десять тысяч евро, которые он наивно принял за оплату единичной услуги, не что иное, как единовременное пособие за участие в постоянном сотрудничестве. Спрыгнуть с подножки этого поезда уже невозможно, и матерый подполковник попал в историю, попасть в которую не рассчитывал именно по причине своей матерости.

Из протокола допроса Власова А. Ф.:

Вопрос: Как зовут человека, предложившего вам 10 000 евро на лечение сына в обмен на незаконный допуск к содержащимся под стражей лицам?

Ответ: Он представился как Магомед-Хаджи. Знаю, что он ездит на джипе «Лексус» черного цвета. Ему около пятидесяти пяти лет, ростом около ста семидесяти пяти сантиметров, крепкого телосложения, по-русски говорит с едва заметным акцентом. Возможно, он из бывших партократов.

Вопрос: Почему вы так решили?

Ответ: У него уверенная и спокойная манера поведения, он часто употребляет такие выражения, как «человеческий фактор», «кадровая работа», «ответственность».

Вопрос: 26 сентября в тюрьму зашел именно он?

Ответ: Да. Но это было впервые. Раньше он приезжал ко мне, договаривался, но для разговора прибывали другие лица.

Вопрос: Сколько раз вы организовывали такие разговоры?

Ответ: Раз семь, наверное. Быть может, восемь…»

– Телефон 332525 в Мирнске установлен в кабинете директора рыболовецкой компании «Северный промысел», – докладывал Тоцкий.

– Как интересно, – заметил Антон. – Резун, целый губернатор, звонил ночью в офис директора рыболовецкой компании. Скажи, сыщик, когда в Москве полночь, который час в Мирнске?

– Четыре часа.

– Значит, директор сидел в четыре часа утра в своем кабинете и ждал звонка губернатора? Это очень интересно.

Командировочное удостоверение лежало в столе Копаева еще с обеда. Разведка боем оперативниками проделана. Они «засветились» в Мирнске, подергали за кончики ниточек, установили для местных темы для размышлений.

«Приехали два мента, – наверняка говорят в Мирнске, – а следователь сюда не торопится».