Читать книгу "Когда псы плачут - Маркус Зузак"

«Но особенно у этой девушки, – молился я, – пусть у нее все будет хорошо, Господи. Ладно? Пусть, Господи?»

Тут Октавия заметила, что я прижал кулак к груди. Ответа от Бога не было. Был вопрос от девушки.

– Чем ты занят? – спросила она. Я почувствовал лицом любопытство, излучаемое ее глазами. – Кэмерон?

Я не отрывал глаз от города, распластанного внизу.

– Ну, как… Молюсь как бы, понимаешь?

– О чем?

– О тебе. – Я замолчал, продолжил. Почти со смехом. – А в церкви я не был без малого семь лет.

Мы простояли там больше часа, и Октавия мне кое-что рассказала о себе.

Очень немного друзей.

Жизнь проходит в поездах.

Рассказала, как в школе у нее однажды украли гармошку, и потом она нашлась в туалете.

Это был разговор о том, кто она такая и зачем посещает места вроде этого вот.

– Я здесь частенько бываю, – сообщила Октавия, – мне тут нравится. Я люблю высоту.

Она даже влезла на ступеньку у окна и там повисела, упершись в стекло.

– Залезешь? – спросила она, и, скажу честно, я попробовал, но как бы мне ни хотелось улечься на стекло, я не смог. Все казалось, будто провалюсь вниз.

Так что я сел рядом.

И то лишь на несколько секунд.

Октавия спустилась и увидела, что я не очень-то молодцом.

– Я хотел, – сказал я.

– Все нормально, Кэм.

Но вот какое дело: я понял, что придется кое о чем спросить, – и спросил. И даже пообещал себе, что подобный вопрос задаю в последний раз – хотя и не мог быть в этом уверен.

– Октавия, – начал я. У меня в ушах все еще звучали ее слова о том, что она бывает здесь часто. Они звучали, и когда я произнес: – Руба ты тоже сюда приводила?

Она медленно кивнула.

– Но он-то полежал на стекле, – я сам ответил на свой следующий вопрос. – Так ведь?

Она снова кивнула.

– Так.

Уж не знаю, почему, это казалось мне важным. Это и было важно. Я чувствовал себя проигравшим из-за того, что мой старший брат полежал на стекле, а я не смог. Не просто проигравшим, а вроде вообще безнадежным. Будто даже вполовину не стою такого парня, как он.

Все лишь оттого, что он лег на секло, а я нет.

Лишь оттого, что у него хватило духу, а у меня нет.

Лишь оттого…

– Это ничего не значит. – Октавия обрубила мои мысли. – Для меня ничего не значит. – Подумав секунду, она повернулась ко мне. – Он лег на стекло, но с ним я никогда не чувствовала того, что чувствую с тобой. До тебя мне казалось, что я живу, только когда играю. Но теперь – как будто… – Ей хотелось не объяснить, а назвать. – Когда я с тобой, я будто выхожу за пределы себя. – И добила меня: – Мне не нужен Руб. И никто другой не нужен. – Ее глаза пожирали меня, тихо. – Мне нужен ты.

Я посмотрел.

Вниз.

На свои ботинки, а потом поднял взгляд на Октавию Эш.

Я хотел сказать: «Спасибо», – но она остановила меня, приложив пальцы к моим губам.

– Всегда это помни, – сказала она. – Ладно?

Я кивнул.

– Скажи вслух.

– Ладно, – сказал я, и ее прохладная рука коснулась моей шеи, плеча и лица.

Битое стекло

Впереди стеклянная стена, за ней ночь и пропасть.

Приближаясь к ней, я уже знаю, что должен сделать. Пес отступает назад, а я медленно, с нехорошим предчувствием наваливаюсь на стекло. Дрожу.

Сначала я просто смотрю вниз и в первый раз вижу внизу эту нежную дымку. Она мерцает и колышется, с каждой секундой становясь все ярче.

И стекло поначалу держит, но довольно скоро случается неизбежное.

Стекло трескается.

Помается и рассыпается.

Инерция толкает меня наружу и тащит к земле со скоростью, которую я не могу осознать.

Я вижу ширь мира.

Чем дольше я падаю, тем скорее падение, и рядом летят образы всех, кого я знаю, и всего, что видел. Тут Руб, Стив, Сэл, Сара, отец и миссис Волф, и Джулия Халда, в соблазнительном виде. Даже парикмахер тут, щелкает ножницами, и волосы дождем летят вокруг меня.

Я думаю лишь одно.

«Где Октавия?»

Земля уже близко, и тут я замечаю, что падаю в воду. Это океан, зеленый и ровный, пока…

Я пробиваю поверхность и ухожу в глубину. В толщу воды.

«Я тону, – думаю я. – Тону».

Но я улыбаюсь.

14

– Ты свет собираешься погасить когда-нибудь? – спросил Руб, когда я не дописал еще и до середины. Было чуть больше половины двенадцатого, воскресенье.

– Скоро, – ответил я.

– Давай быстрей.

Я закончил и лег, и тут весь остаток вечера поплыл у меня перед глазами. Как это часто бывало в кровати, моя жизнь рисовалась мне на потолке.

После башни Октавия зашла к нам. Мы играли в карты втроем с Сарой, а на один кон с нами сели даже отец и миссис Волф. Понятно, папаша всех обставил, но в общем и целом вышла хорошая игра. Я опять заметил ту самую карту с присохшими хлопьями. Это оказалась дама пик.

Когда Октавия засобиралась домой, миссис Волф пригласила ее остаться.

– Поужинай с нами, – сказала ей ма.

Но Октавия отказалась. Может, оттого что была наслышана про кормежку у миссис Волф, но, скорее, просто торопилась домой.

– Но спасибо, – сказала она, и мы потопали на станцию.

Вот только я не знал, что Сара, когда мы вышли за порог, умудрилась еще раз щелкнуть нас на «Поляроид» сквозь сетчатую дверь. До того она несколько раз сняла нас за картами. Без всякой постановки. Просто, как были, и одну фотографию отдала Октавии. Обычный, в общем, снимок. Мы сидим, держим карты, соприкасаемся коленями, и приглядевшись, можно понять, что Октавия собралась что-то сказать. Лично я там вышел не очень: глаза полузакрыты, а волосы будто наэлектризованные. Но Октавии понравилось, и Сара уговорила ее забрать карточку себе.

Вернувшись со станции, я ушел выгуливать Пушка, а после прогулки обнаружил тот последний снимок у себя на подушке – который через сетку. И он был классный. Вообще классный.

Через надорванную москитную сетку были видны мы с Октавией, со спины. Мы идем к покосившейся калитке, на улицу, и моя рука касается ее руки. Между нашими силуэтами бьет свет – кроме того места, где соединились руки, и найдя эту фотку у себя на подушке, я тут же пошел к Саре.