Читать книгу "Курбан-роман - Ильдар Абузяров"

– А ты-то чего гогочешь, дылда?! Тебе ли смеяться. Вон какой лось вымахал, а ума кот наплакал. А ну, прикрой варежку, тупица!

После таких выпадов учителя «русского языка» Боря начинал очень волноваться и лицо его, принимая серьезное выражение, ещё более удлинялось, а рот вытягивался буквой – О.

– О-О-О, – пытался сказать что-то Боря в свое оправдание.

Мише часто попадало за его выкрутасы и выкидоны. Впрочем, переносил он побои легко. И даже, показывая характер, просил ещё.

– Ну, что? Получил? – спрашивал его, задохнувшись, воспитатель-надзиратель.

– Да, спасибо, – издеваясь не по годам, надменным тоном отвечал Миша, – а теперь я вас больше не задерживаю.

У Бори Батистова был панический страх побоев. Может быть, потому, что в детстве ему, как самому большому и безобразному доставалось больше всего. Для жестоких воспитателей он являлся орудием устрашения всех других нашкодивших одноклассников, точнее, не орудием, а грушей, за которой прятались более смышленые.

Стоило только воспитателю или кому из школьников-салаг замахнуться на Верзилу Борю, как Верзила Боря весь зажимался, закрывал голову руками, не оказывая абсолютно никакого сопротивления даже малышне. И это при росте два метра двадцать сантиметров.

Конечно же, матери знали, что их детей бьют, или догадывались, но ничего не могли поделать. Или не хотели.

Сначала, когда интернат находился в Починках, мать Бори Людмила Васильевна ездила редко – примерно один раз в месяц. А потом, когда интернат перевели поближе, в Попово, – каждую неделю.

А к Мише его мать, даже когда интернат перевели поближе к городу, продолжала по-прежнему ездить раз в месяц. Оно и понятно. Алине Николаевне надо было ещё и мужа навешать.

Миша обижался и тайно завидовал Боре. Во-первых, у того была более заботливая мать, во-вторых, она привозила Боре в передачках не только голые яблоки, как самому Мише, но ещё и пористые апельсины, и подгнившие мягкие груши, и главное, темное кофейное печенье.

А в-третьих, Боря был ростом выше Миши сначала на десять, потом на двадцать, а потом и на тридцать сантиметров, и это разница увеличивалась год от года. За это, как казалось Мише, Боре и дали кличку «Баскетболист». Это сильно раздражало Мишу, потому что баскетбол он очень уважал.

Тогда ещё Миша не знал, что пацаны кличку «Баскетболист» дали Боре за совсем другую анатомическую особенность. Кто же дает клички, тем более иностранные, составные из двух стильных забугорных слов, за качество, которым другой превосходит себе подобных? У самого же Миши кличка была незатейливая – «Мини» – от первых букв имени и фамилии.

– Дурак ты, – говорил Миша, – ну, чего ты всего боишься, даже мяча? – если бы у меня был такой рост, я бы сбежал отсюда в спортивный интернат.

Так, Миша, обладавший карликовым для баскетболистов ростом – метр восемьдесят пять, мечтал утереть нос отцу и что-то доказать матери, не понимая, что приносит она ему голые яблоки от бедности, отрывая их от себя.

Впрочем, Боря, чья койка находилась рядом с Мишиной – у стены (у них были специальные удлиненные кровати), часто и охотно делился со своим голодным тайным завистником сначала провиантом (апельсинами), затем провизией (грушами), а уж под конец неприкосновенным запасом (кофейным печеньем), который съедался за одно прикосновение и в одну ночь.

Кормили в интернате плохо, и ребята даже дрались меж собой за право разгружать молоко в бидонах и хлеб в мешках, а также картофель, морковь и свеклу, норовя умыкнуть припасы.

Ну, и конечно, самую тяжелую ношу таскал баскетболист Боря. А Миша, частенько жертвуя сладкой морковью и острым чесноком, предпочитал разгрузке машин другую повинность: он просил, чтобы его назначали убираться у охранников – это когда по телевизору передавали баскетбол.

Однажды воспитатели пожаловались Людмиле Васильевне на лакейскую сущность её сына.

– Ну, что он все время носит портфель за Мишей Нивматуллиным? Что он ему раб, что ли?

Людмила Васильевна, проявив педагогическую чуткость, решила поговорить с Мишей.

– Ну, как тебе не стыдно, Миша. Вот ты сейчас хорошо устроился, нашел себе слугу. А что ты будешь делать, когда закончишь учиться? Кто тебе тогда будет таскать портфель? Как ты вообще будешь жить самостоятельно, если ты уже сейчас эксплуатируешь других? Кто на тебя тогда работать станет, если ты такой лентяй? Ведь эксплуататоров в нашей советской стране нет и не будет.

Миша, привыкший плевать на безотказно действующее на других убеждение кулаком, вдруг прислушался к материнскому слову: а правда, как я докажу своей матери, что я не пустое место, – подумал он, – если я уже сейчас не способен на каждодневный труд, – и перестал просить Борю таскать за собой портфель.

Впрочем, его место занял Коля Березин, по кличке «Колобок», самый зверский тип, какого только видел интернат. Коренастый, плотного телосложения, он не знал себе равных в физической силе.

Впрочем, Мише было наплевать.

– Мама сшила мне штаны из березовой коры, чтобы жопа не чесалась, не кусались комары, – дразнил Миша по ночам Колю веселой песенкой на радость другим, не любившим Березина, или ещё чем-нибудь в этом роде.

– Ы-Ы-Ы, – тихо смеялся в подушку Боря, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не услышал. Ведь если ты в душе трус, то этого уже не исправить.

Но доставалось почему-то от взбесившегося Коли всех больше опять Батистову. Во-первых, Мини было плевать на тумаки, и Березин мог вполне подорвать свой авторитет в глазах однокашников, выдохшись физически и психологически. А во-вторых, кто же даст потом Коле списывать домашнее задание?

Когда детишки подросли, подросла в них и жестокость. Зверства стали более изощренными.

Самым обычным делом было, если в постель Баскетболиста выливался посреди ночи таз ледяной воды. Не брезговали изверги и огнем – поджаривая спичками пальцы на ногах и руках ветерана пыток. Но, пожалуй, самым излюбленным и веселым делом было навалиться посреди ночи скопом и отхлестать членами по лицу и голове. Это дело у них называлось околачиванием груши и сопровождалось, как и водится, несусветным визгом и гоготом. Может быть, потому, что красные семейные трусы Бори были в грушах сорта дюшес.

Но как-то так вышло, что эта вакханалия сильно задела Мишу Нивматуллина. Его разбудили громким смехом как раз в тот самый момент, когда ему снилась обнаженная женщина, чертами напоминавшая чем-то воспитательницу Римму Александровну. А сперматозоиды скопом подкрадывались к голове.

Только в реальности эти сперматозоиды оказались однокашниками. Взбешенный тем, что прерван приятный сон, Миша вмиг вскочил и начал раскидывать собравшуюся вокруг них с Баскетболистом ватагу.

– Суки, – кричал Миша, – вы дадите мне когда-нибудь выспаться? Чтобы я больше вас здесь не видел! Кто ещё хоть раз ступит ногой между моей и соседней кроватью, тот ответит за это свое вторжение кровью.