Читать книгу "Клуб любителей диафильмов - Нина Хеймец"

— Это — очень важная для меня вещь, — продолжала женщина, — очень важная, понимаете? Золотые часы, редкой формы. Правда, минутная стрелка у них не крутится, но я и по часовой могу точно время определять. Не стоит делать проблему из таких мелочей, я считаю. Это — часы моей бабушки. Она подарила их маме на шестнадцатилетие. Мама — подарила мне, а теперь их нет. Я у всех спрашиваю. Пожалуйста, если услышите что‑нибудь, попросите вернуть мне эти часы. За вознаграждение.

— Да вы не волнуйтесь так. Может, еще и найдутся ваши часы. Садитесь, передохните, — Александр Михайлович и сам не знал, зачем он это говорит. Колотит в дверь, врывается. Что он ей, бюро находок? Поскорее бы она ушла. Надо так и сказать ей, мол, ничем я, к сожалению, помочь не могу. Развесьте объявления, может быть, кто‑нибудь откликнется. И всё, и до свидания.

— Хотите чаю? — спросил он.

— Спасибо, — сказала женщина, — раз уж я здесь.

В чайнике еще оставалось немного заварки.

— А что это у вас тут? Что это за аппарат, в углу комнаты?

— Это — пульт контроля лифта, — сказал Александр Михайлович, — Когда лифт вызван, зажигается лампочка. А через микрофон можно говорить с пассажирами, если понадобится.

Женщина встала и подошла к пульту.

— И часто вы это делаете?

— Что делаю? — не понял Александр Михайлович.

— Часто вы разговариваете с пассажирами?

— Нет, лифты у нас хорошо работают.

— По — моему, вы упускаете редкую возможность, — сказала женщина, — пока человек едет в лифте, вы можете говорить с ним о чем угодно, и он будет вас слушать, потому что деться ему некуда.

— Да, но по инструкции переговорным устройством можно пользоваться только в экстренных случаях, — сказал Александр Михайлович.

— Инструкции устаревают, — ответила женщина.

— Мне не о чем с ними говорить! Это чужие люди! Я с ними не знаком! Послушайте, что вам нужно?

— Всегда найдется, что сказать друг другу, — спокойно произнесла гостья.

Она подвинула к пульту второй стул и указала на него Александру Михайловичу: «Садитесь!».

На пульте как раз зажглась лампочка: в кабину лифта вошел пассажир.

— Говорите! — приказала женщина и нажала на кнопку микрофона, — говорите, вас слушают!

Александру Михайловичу стало казаться, что в комнате не хватает воздуха. На пульте мигала желтая лампочка. Гостья смотрела на него.

— Товарищи, — произнес Александр Михайлович в микрофон, — дорогие товарищи… — Александр Михайлович закашлялся, его рубашка стала мокрой от пота.

— Дорогие товарищи, — женщина взяла у него микрофон, — вас приветствуют из диспетчерской. Мы желаем вам приятного вечера. Пожалуйста, отходя ко сну, не забудьте выключить телевизор. Никто не знает, что вы увидите там рано утром. Позаботьтесь о своем настроении. И электроэнергию сэкономите.

Гостья вновь нажала на кнопку. Желтая лампочка перестала мигать.

— Ну, вот. Поговорили, — сказала она, — мне пора, я тут у вас сильно задержалась. Я зайду к вам на следующей неделе, узнаю про часы. Кстати, можно узнать, как вас зовут?

— Александр Михайлович.

— Кира Анатольевна.

С каждым днем Александру Михайловичу становилось все яснее, что же он должен был ей сказать. Он находил все более колкие фразы, все более веские аргументы. Он был резок, саркастичен и непреклонен. Он был тверд, и он был великодушен — до слез, во всяком случае, дело не дошло.

Через неделю она пришла.

— Здравствуйте, Кира Анатольевна — сказал Александр Михайлович, распахнув дверь.

— Здравствуйте, Александр Михайлович.

Она принесла печенье. С фруктовой начинкой.

После чая они подошли к пульту. Александр Михайлович пододвинул второй стул.

Они дождались, пока в кабину войдет пассажир. Кира Анатольевна нажала кнопку переговорного устройства.

— Я попробую, — сказал Александр Михайлович.

Кира Анатольевна передала ему микрофон.

— Добрый вечер, товарищи… — произнес Александр Михайлович. Ему показалось, что он больше не вспомнит ни одного слова. Никогда.

Лампочка мигала.

— Добрый вечер, товарищи! — сказал он снова, — Вас приветствуют из диспетчерской. Пожалуйста, не заграждайте балконы и выходы на аварийную лестницу. Отвезите старую мебель на дачу, а доски выбросьте — дались они вам. Будет пожар, вам же и придется со всем этим разбираться.

Александр Михайлович выключил микрофон. Они молчали.

Кира Анатольевна приходила каждую неделю. Они пили чай и приступали к главному.

— Товарищи! Скоро закончится дачный сезон, — говорил в микрофон Александр Михайлович, — не допускайте на свои грядки колорадских жуков, боритесь с ними! Сами они не уйдут. Съедят вашу картошку, примутся за соседскую.

— Не забывайте заботиться о себе, — вступала Кира Анатольевна, — Любите мандарины — источник антиоксидантов!

Потом они придумали подвешивать кабину. Когда в подъезде нажимали кнопку вызова, Александр Михайлович переключал на пульте специальный рычажок, и лифт останавливался. Они ждали — минуты две — три. За это время в подъезде успевало собраться несколько человек — долгое ли дело в восемнадцатиэтажном доме. Так их могло услышать больше народу. Да и время было удачное — конец рабочего дня, час пик. Жильцы приходили в диспетчерскую, стучали в дверь. Им не открывали. Иногда пассажиры отвечали им через переговорное устройство, но как‑то неудачно. Кира Анатольевна говорила, что постепенно жильцы привыкнут и смогут участвовать в беседах.

Они выключали микрофон и снова пили чай. Александру Михайловичу очень хотелось проводить Киру Анатольевну домой, узнать, где она живет. Он пытался представить себе, как выглядит ее квартира. Он был уверен, что на лампах там — матерчатые абажуры. Оранжевые. И обязательно с бахромой. Еще у нее наверняка есть кошка, сиамская. Спит себе где‑нибудь, не торопится выходить к гостю. Или собака. Болонка, не иначе. Александр Михайлович не любил болонок — от них не знаешь, чего ожидать. Но против болонки Киры Анатольевны он не стал бы возражать. После чая Кира Анатольевна сразу уходила. Александр Михайлович оставался один в опустевшей диспетчерской, ждал сменщика.

В тот вечер Александр Михайлович возвращался с работы, как обычно. Он вспомнил, что дома закончился хлеб, и решил зайти в булочную. Александр Михайлович уже открыл, было, знакомую дверь, но тут, в освещенной витрине булочной, он увидел Киру Анатольевну. Народу в магазине почти не было, Кира Анатольевна разговаривала с продавщицей, в кондитерском отделе. Он стоял на улице, смотрел на Киру Анатольевну, и ему казалось, что, если она сделает какое‑то неосторожное движение, случайно махнет рукавом плаща каким‑то определенным образом, то все предметы в булочной — все эти разноцветные бумажные кубики, жестянки, фантики, золотые ключики, маски, цукаты, гусиные лапки — приобретут особую легкость, закружатся в вихре, завьются за нею шлейфом. Продавщица слушала Киру Анатольевну, облокотившись на прилавок. Потом она достала с полки плоскую картонную коробку. «Печенье покупает, на завтра», — догадался Александр Михайлович. Он почувствовал себя неловко — как будто со старинных часов зачем‑то сняли крышку, обнажив механизм. Или, по чьему‑то недосмотру, второе дно в сундуке фокусника вдруг оказалось прозрачным.