Читать книгу "Огненный перевал - Сергей Самаров"

– Мужики. Заставлять никого не буду. Но, кто сможет автомат в руках держать, выходи… Воевать надо – работа у нас с вами такая. Задача простая – отбиваться. Есть и дополнительная – патроны беречь и патроны добывать. С патронами у нас плохо, а без патронов нам, сами понимаете, крышка.

Но здесь уже дело решает не вопрос совести, а вопрос самочувствия. Шестеро решили, что они могут. Через «не могу» – могут. Я видел, как им далось такое решение, но и лица видел, в ниточку сжатые губы видел и не видел ни одной улыбки, даже наигранной, бравирующей. Больно шевелиться было, но они пошли. Оставшиеся пятеро не могли. Они, может быть, и хотели, но не могли, и себя пересилить хотели, но боль сильнее была. Характер и у этих был не бабский, но одним характером свое тело не переубедишь. Я знаю своих парней. У меня во взводе только контрактники. Сами знали, куда шли и зачем шли служить. И ответственность все чувствовали. Но и они понимали, что бездарно погибнуть – это не героизм. Может быть, больше героизма необходимо для того, чтобы, зная, что не в состоянии быть полезным, не высовываться и не показывать свой драчливый характер. Бездумные герои – это не спецназ… Не можешь – не высовывайся, иначе не только свою голову на плаху положишь, но и других подставишь. Это закон, которому все должны подчиняться и себя ему должны подчинять.

Шестерых первых я на пары разбил, первую пару, что поздоровее смотрелась, отправил на противоположный склон. Спуститься и перейти ущелье несложно. Сложнее подняться незамеченным по склону, который не кустами, а только деревьями порос. Кусты дальше есть, над тем местом, где боевики залегли. Но туда следует еще пробраться. Хорошо хоть наши из первой засады подстрахуют, не дадут боевикам возможности голову поднять, если они попытаются оба склона проконтролировать. Со скалы видно, кто куда от вертолета, от останков вертолета, то есть уходит, и поймут ситуацию. Вторую пару сразу отправил на дно ущелья, чтобы выложили там бруствер из любого подручного материала, на случай, если бандиты будут прорываться в сторону вертолета, а последняя пара должна была прикрывать «строителей», как и пулеметчики, только с более короткой дистанции. Бруствер должен был быть достаточно большим, чтобы за ним могла укрыться хотя бы половина взвода и иметь небольшое прикрытие со спины, если бандиты и там пожелают стрелять навесом из «подствольника». Бойца, который залег за бруствером, прикроет от осколков со спины даже небольшое возвышение. Таким образом, я уже начал готовить оборонительные сооружения, начал готовить то, чем боевики обычно пренебрегают, считая ненужным затрачивать усилия в условиях непродолжительного противостояния, но я даже из теории знаю, что укрытые за бруствером несут потери в три раза меньшие, чем те, кто этот бруствер атакует. А на практике получается, что потери эти теория даже занижает. Впрочем, занижение обычно происходит тогда, когда воюет спецназ ГРУ. В других частях, слышал я, теория себя оправдывает…

И все это время мы продолжали выгружать раненых и убитых. Скрипел блок, через который мы пропустили тросик, удерживающий опускаемый груз. Тросик был тонким, но пару человек все же держал. Основное неудобство состояло в том, что он руки резал, а мы не имели элементарных зажимов, чтобы ими тросик удерживать. Такие зажимы имеются в комплекте снаряжения для скалолазания, и у нас в роте есть несколько комплектов, и есть люди, которые умеют скалы осиливать. Но кто же будет брать это снаряжение в вертолет? У меня еще руки грубые, и они терпели, когда тросик врезался в ладони, и когда он кожу сдирал. Капитану Павловскому хуже пришлось, у него кожа на руках нежная, и после первых же операций на ободранных ладонях кровь выступила. Но он, хотя сначала мне не понравился, оказался парнем с характером и не только ничего про свои руки не сказал, он даже сам на них не смотрел, молча выполняя работу. Если учесть, что голова у него наверняка гудела после контузии, следует отдать ему должное. Пограничник характер имел. Впрочем, как и второй пограничник, и как священник отец Валентин. Лейтенант внешне щупленький и физической силой вроде бы обделенный, но работает без остановки. Я догадываюсь, что носить раненых с коротким отдыхом только во время спешного возвращения к вертолету не очень легко. Но они носят. Священник вообще выглядит жилистым и неутомимым. Так, никто без дела не остался, кто может быть в деле занят, только у меня не было полной уверенности, что я именно своим делом занимаюсь.

Казалось, все идет благополучно…

Но тут ущелье принесло звуки боя с противоположной лагерю бандитов стороны.

* * *

Стрельба шла активная, как всегда бывает в первой фазе боя, когда бой возникает, кажется, из ничего, и еще не все понятно в раскладе сил, и очереди зачастую даются не прицельные, а почти истеричные, чтобы и противника испугать, и себя подбодрить, и вообще, как говорится, на всякий случай – а вдруг да попадешь в кого-то… Но я надеялся, что своих солдат хорошо учил, и они у меня к истеричности склонности, кажется, никогда не испытывали. По крайней мере, я этого не замечал и даже сам, признаюсь, гордился их вдумчивым хладнокровием. Спецназ ГРУ не приучен рвать тельняшку на груди и бросаться на амбразуру. У нас другие методы работы – беззвучное подкрадывание и атака из засады. Причем желательно, чтобы противник узнавал о твоем существовании только тогда, когда слышит выстрел и, одновременно, получает пулю. Именно таким методам ведения войны учили еще меня старшие офицеры, кто Афган прошел. Там тактика спецназа военной разведки нарабатывалась в боевой обстановке и там же превратилась в непреложные правила.

Стрельба поднялась нешуточная, и выделить в разномастности очередей те, что делали мои солдаты, естественно, возможности не было. В условиях ущелья, где эхо гуляет, вообще не было возможности определить даже приблизительно количество стволов, участвующих в перестрелке.

Бандиты пришли не со стороны лагеря, следовательно, их не должно быть слишком много. Это я предвидел. Я хорошо помнил то, что говорил командир роты в разведдонесении. Что бандиты группируются где-то в горах, готовясь к прорыву. Если они группируются и еще не сгруппировались, то естественно предположить, что и новые группы будут подходить. Естественно, подходить не со стороны перевала, не от границы, а из внутренних районов. И хороши мы будем, если вынесем раненых в ту сторону и не выставим заслон, то есть попросту избавимся от раненых, как от мешающего груза. А дело может именно так трактоваться. Наши военные следственные органы любят любые сомнительные случаи трактовать не за, а вопреки. То есть обвинять, забывая, что они не обвинители еще, а следователи.

И я выставил заслон. Правда, в него вошло только трое полностью здоровых, трое легко контуженных солдат и один с легкой рваной раной мягких тканей спины. Но все же они были в лучшей боевой форме, чем остальные, и положиться на них можно. Тем не менее интенсивность стрельбы говорила, что бой завязался нешуточный и сразу уничтожить подошедших бандитов не удалось. А если это не удалось сделать сразу, как, например, первой засаде удалось уничтожить первую группу, значит, противник значительно превосходил наш заслон количеством. Впрочем, был еще один вариант. Если бы мы в невысоких горах проводили операцию, в горах, сплошь покрытых лесом, как большинство гор в относительно плотно населенных районах Чечни, вторая группа могла бы и не услышать звуки боя, который вел с боевиками наш первый заслон. Но здесь звуки хорошо разносятся по долине, и еще эхом обрастают, отчего слышимость хорошая даже вдалеке. И подходящая банда насторожилась, выставила вперед разведку, которая и завязала с нашим вторым заслоном бой, возможно, была уничтожена, но в помощь пришли другие, и бой разгорелся с новой силой.