Читать книгу "Спасти президента - Лев Гурский"

Теперь это было японское слово, очень похожее на грузинскую фамилию. Рассыпать на равные порции мне его никак не удавалось: оно только с хрустом разламывалось надвое, словно охотничья «тулка» — на ствол и приклад. Каждая из двух неравных кривых половинок что-то наверняка обозначала по-японски, но мне, если честно, плевать было на японцев и грузин, плевать с пулеметной вышки. Пускай узкоглазые кацо сколько хошь сигают вниз на одномоторных самолетиках, отдавая самурайские жизни за понюшку банзая для любимого императора. А у нас с нашим царем свои счеты, япона мать. Свои счеты и свой русский банзай. Потому что нигде, кроме как у нас, после месяца паршивой учебки пацанов не бросают на особые операции. Но если вам невтерпеж нужна победа и вы гоните пацанов на разбитых бэтээрах под обстрелом сквозь минные поля, не ждите от них любви к верховному главнокомандующему: никогда ее не дождетесь...

Я поспешил сделать новую затяжку, потому что фонтанчик ненависти угрожал вот-вот забить рядом со словечком «камикадзе»... И — еще одну затяжечку, поглубже, чтобы быстрее проняло... Злиться сейчас никак нельзя, может приползти обратно боль-зараза с саперной лопаткой, она только того и ждет, тогда придется отгонять ее лишней сигаретой, но у меня их — самая малость, тютелька в тютельку, ограниченный сигаретный контингент, за иван-да-марьей в лес я уж пойти не успею, дороги не найду, а противопехотные мины на дороге — такая гнусь, такая... О-о, вот и подействовало опять, пробрало до донышка, мягко подняло вверх, мягко опустило, снова подняло в небо к облакам. Теперь мне сделалось опять невообразимо хорошо, далеко, приятно, сладко. Это как долгожданный сон после сержантской накачки. Как белый колокол резервного парашюта, когда у тебя вдруг не раскрылся основной, но ты тормозишь на лету и ты жив. Как ослепительно вкусный шоколадный батончик «сникерс» во взорванном продмаге на окраине аула. Как окопная мечта любого рядового чморика: чтобы не цинковый ящик и не комиссовка по полной инвалидности, а чистый-чистый золотой дембель...

Вместе со сладким дымом в легких возвратилось и спокойствие. Я еще немного поплавал в небе, лежа на пушистом облаке, затем вернулся в себя на кровати. Голова была в порядке, на месте и не кружилась. Ненужные мысли пропали, пустоту до краев заполнила ясность. Я мысленно произвел неполную разборку карабина, вновь радуясь своей находчивости. Чему-то меня все-таки научили за два года! Когда пришел срок тырить казенный ствол, я не купился на АКМ и даже на «Кедр» десантный, но взял себе эту трехзарядную ручную пушечку пензенского завода. Думаете, надо было брать «Калашников» как самый надежный? Вот и нет! Не спорю, «калаш» незаменим в разведке боем, а «Кедр» и навовсе молотилка, успевай только фиксировать прицел и магазины менять. Так-то оно так, братцы, однако ж Москва — это вам не кавказские горы и не тайга. Здесь повсюду металлоискателей сволочных — как тараканов у ленивого начпрода. Во всех щелях, во всех углах понатыканы. Следят, усиками водят туда-сюда, туда-сюда. Даже в универсамах эти подлые штуковины завелись; про аэропорты с вокзалами уж не говорю: там рамки стационарные, их и не маскируют. Но есть ведь в городе другие места, где маскируют. Точно есть, я знаю. Мне говорил Друг, а ему врать не резон. В метро на нескольких станциях они есть всенепременно. Пока с Юго-Запада до Медведок доберешься, тебя хоть раз да успеют прозвонить на переходе, ты сразу и не усечешь, где именно. И — загремел. АКМ что? Четыре кило железа и всего грамм четыреста деревяшки. Хоть под курткой прячь, хоть в зубах неси, все одно: звону от него будет — куда там трамваю на перекрестке! А мой карабинчик КС-23 «С» — он тихий. Потому что буква «С» означает «спецоперации». Его и сделали таким, чтоб не бренчал. Железа нет, цветметов мизер. Гипсолит с титановым покрытием, фарфор, кость, терморезина, прессованный картон. Любая электроника глазки проглядит вхолостую: боевое оружие в наличии, следа же нет как нет!

Умная вещь — карабинчик-невидимка. Но и взрывчатка у меня не глупее, тоже с буковкой «С». Самая компактная и самая надежная, ее Друг мне устроил...

Я включил радио и подкрутил звук погромче, для бодрости. «Утро красит нежным цветом стены дре-е-евнего Кремля...» — радостно пропели мне из репродуктора.

Мне представились хмурое кремлевское утро, тяжелая набрякшая мордаха верховного главнокомандующего. Вот ему после ночного бодуна шестерки притаскивают на царском подносе средство от похмелья в хрустальной рюмочке и письмецо мое на закусь. «От кого это еще?» — спрашивает царь, сдвигая седые ватные брови, от которых с утра уже несет перегаром, рассолом и нафталином. «Не знаем, ваше президентское величество! — хором отвечают холуи, и у них на всех одна размытая физиономия, чья — непонятно. — Мститель какой-то отмороженный, чмо оборзевшее. Но вы не волновайтесь, господин-товарищ верховный, берегите сердце и печень, мало ли чморья ползает по великой России-матушке? Стены в Кремле у нас высокие, двери крепкие, не дотянется! А мы уж посты расставим, мы уж охрану удвоим, а мстителя этого, инвалидскую рожу, сей секунд отыщем в ин-ди-ви-ду-аль-ном порядке. И — в наручники его, в дисбат на всю катушку, в психбольницу!»

От этой веселой картинки я совсем развеселился и, смеясь, взмыл обратно к потолку; даже затяжки новой не понадобилось. Я ведь не такой уж глупый отморозок, чтобы соваться взрывать ваш Кремль, подумал я. Есть местечко поспокойнее, послезавтра узнаете сами... Что же касаемо физии моей десантной, так она вместе с орлом и Георгием Победоносцем, подписями и неслабой печатью отдыхает сейчас в кармане моей куртки, и запаяна она, драгоценная, в пластик о-о-чень солидного документа на чужую фамилию...

Ну-ка побегайте, шестерочки, мысленно подзадорил я царских холуев. Отыщите-ка меня одного, в десятилимонной-то Москве!

Хрен достанете. А вот я вашего главного — запросто.

14. СОРАТНИК ГЕНЕРАЛА ПАНИН

Гостиница называлась «Палас-Континенталь». Несмотря на свое громкое двойное имя, это был задрипанный трехэтажный особнячок на Озерковской набережной. Мы снимали тут целый этаж — восемь комнатенок с двумя туалетами и общим умывальником. Главный наш спонсор, Военно-инвестиционный банк «Арес», легко оплатил бы штабу любой отель побогаче, включая «Националь» или «Рэдиссон-Славянскую». Однако я старался все излишки средств тратить на предвыборные дела. Роскошь отвлекает от борьбы. Пока мы не у власти, царские палаты Генералу абсолютно ни к чему, сгодится и «Палас». В случае же победы мы под фанфары переезжаем отсюда к Царь-пушке и курантам. Арендную плату за здешние номера я из принципа внес только по воскресенье включительно, а там уж — либо в Кремль, либо в утиль. Aut Caesar, aut na her. Третьего не дано.

Увидев меня, бородатый швейцар у входа вытянулся в струнку, резво приложил ладонь к козырьку и усердно гаркнул на весь гостиничный холл:

— Здравия желаю, товарищ полковник!

— Вольно, вольно, продолжайте дежурство, — козырнув, ответил я и прошел к себе на этаж.

— Слушаюсь, товарищ полковник! — донеслось мне в спину. — Рад стараться!

Бородача в галунах я выдрессировал за пять минут без малейшего рукоприкладства. Стоило тому попробовать мне хамить, как я тихо, очень тихо пообещал упечь мерзавца под трибунал в первый же день после нашей победы на выборах. Такая угроза в момент сбила с хама весь гонор: швейцар тут же научился браво выпячивать грудь и отныне приветствовал меня как подобает. На всякий случай. Вдруг и правда победим? Лакейское отродье рисковать не любит, инстинкт. Хотя из этих лакеев — такие же новобранцы, как из мраморных слоников котлеты. Ни боевого духа, ни рвения, ни настоящей выправки. Только один страх, что начальник натянет им глаза на жопу.