Читать книгу "Переступая грань - Елена Катасонова"

Итак, Ира с Лизой сдали историю КПСС и с сознанием выполненного долга, с легкой душой и веселым сердцем пошли на выставку со своими мальчиками.

Это только так говорится - "пошли". На самом же деле долго ехали в метро - с двумя пересадками, - потом на автобусе: клуб и в самом деле находился черт-те где. Большой, белый, с массивными, как слоновьи ноги, колоннами, он гордо возвышался в районе серых пятиэтажек, но погоды здесь явно не делал. Вечером там шел приключенческий фильм, а сейчас, днем, было ошеломляюще пусто, хотя афиша у входа приглашала на выставку.

- Проходите, проходите, - приветливо сказала старенькая вахтерша с усталым от долгого бездельного сидения лицом и блеклыми, словно выцветшими глазами. - Вон гардероб, можете раздеться, я пригляжу. Все одно никого нет.

Чуть помедлив, пришедшие повесили свои пальто, и эти четыре одежки, скромно притулившиеся в громадном пустом гардеробе, как-то особенно зримо подчеркнули полный провал выставки, на которую только они и пришли.

Зал, где висели картины, был, разумеется, пуст. В углу стоял покрытый красным сукном столик с красной же книгой отзывов. И даже ручка предусмотрительно лежала рядом. И эта книга, и эта ручка прямо-таки вопили о милосердии. "Обязательно напишу!" - решила Лиза, взглянула строго на Иру, и та кивнула.

- А как же, - тихо ответила она на немой Лизин призыв.

Их беспечные спутники не обратили внимания ни на книгу, ни на сиротливую ручку, не заметили быстрый обмен взглядами Иры с Лизой, не поняли, о чем сказала Ира. Нечувствительные к мелочам, как все мужчины, они искали глазами художника.

- А где же Лёня? - спросил в пространство Борис.

- Да здесь я, здесь.

С того конца зала к ним шел, сунув руки в карманы стареньких брюк, высокий, с прямыми, костлявыми даже плечами, невероятно худой парень. Ярко-синие глаза васильками цвели на бледном лице. Серый поношенный свитер свободно болтался на тощем теле. Светлая бородка была аккуратно подстрижена. Неопределенного цвета кеды неслышно ступали по ковровой дорожке.

- Дорогим гостям - нижайший поклон, - ернически поклонился он, не вынув, впрочем, рук из карманов. - Вы у меня сегодня первые. И последние, добавил он после паузы почти шепотом.

Что-то похожее на изумление было в этом сдавленном шепоте, что-то испуганное и пугающее. Лиза не могла бы определить точно, что.

- Почему? - энергично возразил Борис. - Придет народ в кино и заглянет!

Он-то хотел утешить, приободрить, а получилось плохо. Лицо художника странно перекосилось, задергался левый глаз, он привычно прижал руку к виску.

- Заглянет? - уязвленно переспросил он. - Искусство как приложение к шпионским страстям?

И тут, оторвавшись от Артема, к нему подошла Лиза.

- Покажите нам вашу выставку, - мягко сказала она.

Но художник участия ее не принял. Напротив, оно его рассердило.

- А что показывать? - грубовато спросил он. - Смотрите... - И сделал широкий приглашающий жест. - Смотрите, - повторил он. - А мне, извините, некогда: призвал директор - нежданно-негаданно. Что ему, черт его не видал, интересно, нужно?

И, распрямив свои и без того прямые плечи, быстрыми шагами покинул зал.

- Не обращайте внимания, девочки, - негромко сказал Борис. - Он просто нервничает, но очень добрый. Я сам вам сейчас все покажу. Это, например, "Мир грез"...

И Борис подвел их к первому полотну.

Картины были такими же странными, как их создатель. Переливались, переходя без полутонов одна в другую, яркие, раздражающие глаз краски, скрещивались линии, эллипсы и округлости, в которых мелькали какие-то тени. Иногда можно было угадать заштрихованную тонкими линиями человеческую фигуру, или плавающий в океане глаз. Горели звезды, и летели кометы, на белом пространстве выплывал, как из тумана, крест. Лиза плохо разбиралась в живописи, редко ходила в музеи и не смела судить. "Крест - это он зря, рассеянно подумала она. - С крестом никуда не пустят, ни на одну выставку..." Но почему бы не быть и такому искусству - декоративному, с ее точки зрения? Почему его прячут в каком-то клубе на окраине города?

Она стояла, задумавшись, у белого пространства с тенями: чем-то картина ее задела. Артем, потоптавшись немного рядом, примкнул к Ире с Борисом - те уже были на середине зала.

- Понравилось?

Художник в своих мягких, пропыленных, а теперь она заметила, что и рваных, кедах стоял совсем рядом - она даже вздрогнула от неожиданности.

- Да, - честно ответила Лиза.

- Чем? - строго спросил художник.

- Не знаю...

Он засмеялся глухо, негромко и хрипло.

- Хороший ответ. Главное - откровенный.

Лиза мельком взглянула на Леонида. В синих глазах застыла глухая боль. Не колеблясь, не сознавая, что делает, она коснулась его руки.

- Не обижайтесь, - ласково сказала она. - Я и вправду не знаю. Просто мне нравится стоять и смотреть на ваш "Мир грез", на эту картину.

- Хотите, расскажу, как она написалась?

Он так и сказал - "написалась", словно картину писал не он сам.

- Хочу, - тут же согласилась Лиза.

Но к ним уже шла вся честная компания.

- Ладно, потом, в другой раз, - хмуро бросил художник - настроение у него менялось ежеминутно - и пошел навстречу друзьям.

Собственно, дружил он с Борисом, но Борис познакомил его недавно с Ирой, а сегодня Леонид увидел Артема и его девушку с зелеными русалочьими глазами. "У всех кто-то есть, - с привычной тоской подумал он, - только я один со своими картинами, которые никому не нужны". Только что ему снова дали это понять.

- Понимаете, - мямлил директор, переставляя на столе календарь, перекладывая слева направо и справа налево книги, ручки, карандаши, - в райкоме мне намекнули... - Он старательно смотрел мимо. - Да вы садитесь, садитесь.

- Спасибо, я постою, - дерзко усмехнулся художник.

- Черт, куда я подевал план мероприятий? Ах вот он! Да... Надо, знаете, освободить фойе: тут у нас конкурс бальных танцев.

Зачем он про танцы-то так глупо придумал?

- А картины чем помешают? - хмыкнул художник и сел наконец.

Но директор считал, что разговор окончен.

- Короче, - он заставил себя посмотреть в глаза этому славному беззащитному парню, - до пятнадцатого пусть повисят, а пятнадцатого снимите.

Вообще-то он хотел бы избавиться от них завтра, ну послезавтра, но обычная его бесхарактерность заставила дать художнику фору.

Лёня, привыкший к гонениям, не стал спорить. Кому нужны - здесь, на рабочей окраине, - его мысли и чувства, запечатленные в красках и образах? Здесь и в кино ходят только подростки; усталая, нищая интеллигенция, которая могла бы понять, сидит дома: проверяет тетрадки, если учитель, отдыхает от пациентов или бегает по этажам еще на полставки, если врач. Спасибо Борьке, что привел хоть кого-то. А директор... Что он может сделать?