Читать книгу "Детдом для престарелых убийц - Владимир Токмаков"

Янис хотел поставить на «35», но поставил на «17». Шарик забегал по кругу и запал в ложбинку цифры «35».

Янис тихо раскалялся и был готов сказать Рыгалову все, что он о нем сейчас думает, но сдержался, а только подумал про себя: «Ара ебаная, сука, дикий, неотцеженный человек. Теперь удачи не видать…»

– Ну, ну, прости, братан, – видя его настрой, с хитрой, восточной, как бы примиряющей улыбкой проговорил Кадык Рыгалов. – У меня кое-что для тебя есть.

– Это очень клевый заказ, Янис, – сказал он, когда они уже сидели в отдельном номере гостиницы, расположенной на верхних этажах казино «Миранда». В их «косяках» пощелкивала афганская анаша. Сладковатый гашишный дым уносил печали и заботы высоко к звездам.

– Я сам не потяну, Янис. Дело чистое, но не из простых. Местные кошельки заказали одного делового. Его погоняло – Будда. Я такого не знаю. Видимо, из приезжих. Дают хорошие бабки, зелеными и сразу. Короче, Янис, если ты этого козла встретишь, завали его как надо. А как получишь куш – не забудь про старого другана Рыгалова, который подбросил тебе хорошую работу.

В ту ночь, когда Рыгалов с Янисом-Крысой выходили вместе из казино, странный хромой человек неопределенного возраста, в длинном френче ниже колен, больше похожем на сутану католического священника, протиснулся между ними.

Да так ловко, что они и не заметили.

Е. Банин приехал домой в отличном расположении духа. Набрав по сотовому номер телефона, который он помнил даже во сне, Е. Б. отрапортовал:

– Все нормально, шеф. Я заказал Будду Рыгалову. Сегодня он встречается с Янисом Фортишем. С этим, как его, ну Крысой, что ли. Местный мафиози. Профессионал своего дела. Короче, они железно пообещали убрать Будду. Срок – до конца октября. Да, да, задаток, как полагается. Я думаю, они его даже из-под земли достанут.

– Вот из-под земли больше никого доставать не надо, – ответил Е. Банину голос из сотового. – Нам бы здесь, на земле, со своими проблемами разобраться.

КОВРИК ДЛЯ МЫШКИИ ОДЕЯЛО ДЛЯ ТАРАКАНА

Как вы уже поняли, журналистикой я занимаюсь по необходимости, ради хлеба насущного. Я, видите ли, всю жизнь мечтал о карьере литератора. Скажу больше, настоящего Поэта. Именно так, с большой буквы. Открою вам тайну: после того как я ушел с юрфака, я сразу же поехал поступать в Москву. В лит-институт.

Отец, скрипя сердцем, зубами и кожей своего огромного портмоне, отчаявшись загнать меня в юристы или экономисты, выговаривал мне на дорожку:

– Провинциала в столице губят две вещи – женщины и наркотики. Тяга попробовать и то, и другое непреодолима. И то, и другое искушение приводит к денежным проблемам, которые в свою очередь толкают провинциала на преступление. А это либо скамья подсудимых, либо морг. (В этом месте его любимого монолога мама обычно падала в обморок на отцовский кожаный диван.) Хочешь дожить до глубокой старости и стать всеми любимым и уважаемым – сиди дома и не испытывай судьбу.

А потом добавлял:

– Но настоящую карьеру можно сделать только в Москве. Малая родина – это как камень на шее утопающего. Либо ты все-таки выплывешь к новой жизни, либо тебя навсегда утянет на дно, в тину провинциальной жизни.

Проведя в Москве больше года, я даже и не попытался поступить в литераторы. Хотите верьте – хотите нет, но за столь короткий срок я понял, что литературой, той, настоящей, с кипением страстей, полемикой и дискуссиями, поиском нового, здесь давно уже не пахнет. Все: и мэтры, с которыми мне удалось познакомиться и пообщаться, и творческая молодежь, и литературная абитура – относились к литературе как к профессии, и не больше. Разговаривали только о том, в каком журнале и сколько платят гонорара, где и как можно пролезть в какое-нибудь частное издательство, получить премию, грант или стипендию и т. п. Везде существовали свои группки, кружки, заединщики, «обоймы». Везде нужно было стать своим, вписаться в стаю, доказать преданность той или иной журнальной мафии.

В Москве я захандрил.

Стану ли я умнее за эти пять лет? Скорее всего, нет, ибо настоящих Учителей жизни нужно искать «вдали от всех парнасов». К чему тогда мне этот «базар житейской суеты»? Почему-то в Москве все люди искусства показались мне искусственными людьми. В столицах люди интересны своей оболочкой. В глуши – содержанием.

Кстати, насчет содержания. Случился со мной в Москве один казус. Да и не казус даже, а… В общем, я единственный в мире человек, который умудрился средь бела дня посрать на Красной площади. А всему виной дороговизна жизни в столице и, стало быть, некачественная закуска. Короче, кто-то из абитуры притащил в общагу три бутылки мятного приторно-сладкого ликера. Из закуски у нас были только соленые огурцы и прогорклое желтое сало. Даже хлеба не было. Ни корочки.

Ну вот, выпили, закусили. И понесло нас всех на Красную площадь. Причем, в отличие от Венички Ерофеева, куда бы я в Москве ни шел, на Курский вокзал там или еще куда, все равно попадал на Красную площадь, на эту малиновую лысину города. Вот там меня и прихватило. А что делать? Туалетов-то нет. Мужики, говорю, пропадаю, пошевелиться не могу, еще секунда – и все, позор на мою седую голову. Рядом – ливневка (решетка, куда стекает дождевая вода). Парни окружили меня со всех сторон, я быстро сел и к-а-а-к дристанул!.. Так один из них еще и сбегал газетку купил – не могу же, говорю я, после поноса сразу штаны надевать. Так я сидел с голой жопой возле самого Кремля, и ничего, даже менты не доебались. Уж не знаю, кого благодарить: Ленина или Господа Бога.

Москва – это богатый город, понял я, наверное, поэтому здесь так много нищих, это город героев, поэтому здесь так много подонков и подлецов. Разбросав свои стихи по нескольким толстым журналам, от нечего делать я неожиданно для себя снюхался с нацболами партии Эд. Лимонова.

Как всегда в моей жизни, не обошлось без этого самого «шерше ля фам»: сначала я несколько раз вошел в одну молоденькую студентку-москвичку (как выяснилось в постели, она была активисткой-«лимонкой»), а затем уже, можно сказать, через ее щедрые на ласки отверстия, в один из летних дней вошел в лимоновский «Бункер».

Но не только это, конечно же, кинуло меня в крепкие большевистские объятия лимоновцев. Провинциал-полукровка, недоделанный интеллектуал-самоучка с непомерными амбициями и с такой же дикой неуверенностью в себе; рефлексирующий и одновременно заносчивый плейбой из захолустья, выродок совковой золотой молодежи; здесь, в гребаной Москве, лежа с бухой, уколовшейся Богом, 18-летней нацболкой-проституткой, мечтающей о горячем обеде, высшем филологическом образовании и мировой революции, здесь, на хате каких-то пробитых хакеров, ночи напролет взламывающих пароли буржуйских фирм и банков, я впервые на полном серьезе задумался: куда тебе теперь?

Куда теперь, собственно, тебе, такому красивому да умному, двигаться? Влево, вправо, прямо по центру? Но левые были теми же правыми, только очень левыми. А правые в своих планах были левее левых плюс американизация всей страны. Все врали, цветасто, горячо, грамотно. Но и их, лево-правых, всегда и неизменно побеждала бессмертная «партия чиновников-бюрократов». Остается только удивляться, откуда сегодня в нашей жизни всплыло столько дерьма? Россия, да ты засранка, что ли? Или это дерьмо тебе откуда-то подбросили?