Читать книгу "Тусовка класса "Люкс" - Элиот Шрефер"

– Он умер. А мама живет в Виргинии.

Ни Гера, ни Олена не выразили привычного соболезнования.

– А почему не жить с мамой ? – напирала Гера. – Ведь если вы будете с ней, пока не женитесь, значит, никогда не будете один, разве нет?

– Она живет в маленьком городке, меня ничто не связывает с Виргинией.

«Неправда», – мысленно поправил себя он. В Виргинии оставались его старые друзья. Его мама и брат. Но в то же самое время он не мог избавиться от чувства, что возвращение домой будет для него шагом назад.

Гера перегнулась через стол, налегла на него своей мощной грудью и взяла руку Ноя в свою.

– Вы много нести в себе. Честолюбие и силу… да– но еще к тому же вы казаться мне… неугомонным. Простите меня, я пришла из страны с открытой культурой, больше открытой, чем ваша. Мы с Титанией привыкли вот так разговаривать вечером, перед огнем. Я надеюсь, вы не подумаете, что я слишком много себе позволять.

– Чего вы хотите на самом деле? – спросила Олена, на мгновение тоже прикасаясь к его запястью, и ощущение прикосновения осталось после того, как она убрала руку. Но хотя ощущение это было приятным, он весь поджался – так он боялся банально оказаться еще одним остолопом, который сам не понимает, чего хочет. Он убрал руку.

– Я хочу стать учителем. Не таким, как сейчас. Школьным учителем.

Олена выглядела удивленной.

– А такие еще есть?

– А встретить свою любовь вы хотите ? – неумолимо наседала Гера.

– Мама!

– Конечно, это тоже было бы прекрасно, – смущенно улыбнулся Ной и проглотил полупережеванный кусок пирога.

Гера встала, чтоб принести им воды. И почему в мире так много людей забивают себе голову любовью?

– Она не собиралась выпытывать ваши секреты, – сказала Олена, когда Гера отошла. – Мы с ней и вправду любим разговаривать о разном – о большом. У меня в зубах навязла эта американская манера – все время обсуждать какие-то мелочи.

Ной кивнул. Он начал попадать под обаяние ее манеры вести беседу – похоже было, что она прочла тысячи книг, но редко говорила; ее речь была богатой, но беглой ее было не назвать. Федерико болтал без умолку, словно ребенок; Олена взвешивала слова, сообразно со своими знаниями и опытом.

Появилась Гера; она явно слышала все, что сказала дочь.

– Ас кем вы обсуждать ваши дела, Ной?

– Э… по-разному, с кем придется.

– М-м… хм… А вы не думали пожить с кем-то вместе?

Ной засмеялся:

– Было дело. Но с тех пор девушки меня больше не зовут.

– Вы можете жить здесь, – сказала Гера.

– Здесь?

– Федерико будет рад и Титания наверняка тоже. Вы хорошо на них влиять, я буду вам готовить еду, у вас станет меньше квартирная плата, дом у нас не осыпается, так почему нет?

Ной разом вспомнил про окончание отсрочки по принстонскому кредиту – пожирающий его деньги солитер подрос. Здесь комната обходилась бы ему дешевле. К тому же он был очарован Оленой, ее сардонической манерой изъясняться. И несмотря на шведский соус, пирожки были неплохие и заключали в себе живительное тепло, какого не найдешь в консервной банке. Здесь он не будет есть как домашнее животное – если не из банки, то из миски. И жизнь его пойдет веселее, и, может статься, он быстрее отдаст свои долги, если Гера будет его понукать. Воображение уже рисовало ему, как они с Оленой читают, сидя рядом на диванчике.

Но жить в одной комнате с Федерико, парнем веселым и энергичным, но имеющим привычку рассказывать своим девушкам, что он хочет им раздвинуть и что попробовать… Да и мать Ноя и так уже нервничала, когда он сообщил, что переехал в Гарлем, – что она скажет, если узнает, что он теперь живет с семьей албанских иммигрантов в многоквартирном доме, сдаваемом в аренду кому попало? Вот так предложение! – сказал Ной.

– Мы будем рады, если вы жить у нас, – настаивала Гера. Олена кивнула.

Ной сказал, что подумает, но по просквозившей в его тоне сдержанности стало ясно, что его ответ – нет.

* * *

– Вернувшись домой, он услышал журчание. Покоробившийся деревянный пол блестел от влаги, через всю комнату бежал маленький ручеек и впадал в лужу под кроватью. Ной схватил с кровати лэптоп, положил его на книжный шкаф и только потом открыл дверь в ванную. Там уже образовался пруд. Из проржавевших труб коричневая вода хлестала в ванну, которая была полна настолько, что сверкающая поверхность веером отбрасывала эту мутную воду на пол. В тяжелом, влажном, коричневато-зеленом воздухе витал запах разжиженных нечистот, похожий на запах прокисшей земли в цветочном горшке или концентрированного пота. Ему вдруг стало понятно происхождение разводов на стенах его комнаты.

Несколько мгновений он простоял в зловонной воде, изрыгая ругательства, потом побросал в чемодан пожитки и вынес его наружу. Попытался взять себя в руки – ив панике позвонил Федерико на мобильный. Они прибежали почти сразу и помогли Ною тащить его мебель несколько кварталов до его нового дома.

4

Ной пододвинул к столу ветхий стул и съел для утешения еще один пирожок. Федерико в это время втаскивал по лестнице его чемодан. Мельком Ной уже видел комнату, которую ему предстояло делить с Федерико: аккуратно застеленная мягким потертым покрывалом кушетка, в изножье – чемоданчик с ноутбуком. Олена пожертвовала свой ночной столик, на который поставила вазу из дымчатого стекла с осыпающимися, но яркими гвоздиками. Все вокруг так красноречиво свидетельствовало и об убожестве быта, и о великодушии, что Ной не мог понять, была ли причиной навернувшихся ему на глаза слез благодарность или крушение надежд.

Федерико прыгал на его матрасе.

– Осматривайся, старик! Вот наша берлога!

Ной зашел в комнату Федерико – свою новую Комнату – и поставил рядом с кушеткой сумку, с которой ходил на занятия. В качестве дополнительных удобств предлагались половина рассохшегося гардероба, вид на соседнюю стену, еле различимый за грязным стеклом, и рваный постер Анны Курниковой.

– Здорово, – сказал он.

Федерико принялся подтягиваться на дверной раме. Ной смотрел, как поднимаются и опускаются его ноги, и слушал, как тот говорил:

– Это будет офигенно. Всегда мечтал иметь маленького братика, чтоб жить вместе в одной комнате.

Табита, бывало, похрапывала всю ночь напролет и каждый раз ставила будильник на шесть утра, а когда он принимался трезвонить, переводила на девять. Ной испытывал некоторые сомнения в прелести жизни в одной комнате. Он потащился обратно в гостиную. Олена потерла ему кулачком предплечье, словно хотела согреть.

– Спасибо, – плаксиво проговорил он.

Олена засмеялась и перебросила руку через его плечо.

– Да не переживай ты, Ной, все будет хорошо. Весело будет.