Читать книгу "Правила одиночества - Самид Агаев"

— Нет-нет, прошу на меня не вешать, я здесь ни при чем.

— Как докажешь?

— У меня алиби: я спать лег раньше тебя, я уже третий сон видел, в то время как ты охмурял свою пожилую пассию.

— Действительно, — Али озадаченно почесал прищепкой свой стриженый затылок. Когда он вернулся от Эльзы, было три часа ночи, Виталик спал, и вряд ли он стал бы вставать ради этого.

— Но я этого так не оставлю, — негодовал Виталик, — в твоем лице они оскорбили весь лезгинский народ, это дискриминация малых народов!

— Лезгинскому народу нет никакого дела до моего носа, — сказал Али, — а насчет малых народов полегче, а то сам малым народом станешь.

— Нет, брат, шалишь, русский народ в Баку называют Большим Братом.

— Какой же ты русский, если у тебя папа азербайджанец?

— У меня мама русская.

— А национальность по отцу определяется.

— А у евреев по матери.

— Но ты же не еврей?

— Не еврей, — скрепя сердце согласился Виталик, — но с другой стороны, я дитя двух народов, и в зависимости от обстоятельств я выбираю себе национальность — это как двойное гражданство, понимаешь?

— Понимаю, это как хамелеон.

— Сам ты хамелеон, — вдруг обиделся Виталик.

— А-а, задело! А как меня малым народом обзывать? Я, между прочим, самый большой в нашей общаге.

— Ты-то здесь при чем? Это геополитический факт.

— Иди в задницу, — сказал Али.

— С удовольствием, покажи мне хороший женский зад — и я туда пойду, только не Эльзин. Кстати, как ночь прошла, удачно, только не ври?

Али кивнул.

— Что ты головой трясешь, словами скажи!

— За грудь разрешила взять.

— Иди ты!

— Клянусь.

— Ну, старик, да у тебя, я смотрю, дело на мази. Еще пару лет — глядишь, и в койке у нее окажешься.

АЛИ недоверчиво посмотрел на Виталика, пытаясь определить, смеется тот или говорит серьезно.

— Это же надо было просидеть полночи со старухой, чтобы взять ее за грудь! — продолжил Виталик.

Али нахмурился, некоторое время молчал, затем сел на кровать, свесив на пол мощные волосатые ноги, задумчиво поскреб обширную грудь и вопросительно сказал:

— И все-таки, какая сволочь прищемила мне нос? Тебя, значит, я вычеркиваю…

— Большое спасибо, — поблагодарил Виталик, — никогда не забуду твоей доброты.

— Будем действовать методом исключения, — продолжал Али, — значит, остаются двое: Ислам и Виталик.

— Я хочу тебе напомнить, дорогой друг, — заметил Виталик, — что в нашем боксе пять комнат, в каждой комнате по два человека. Путем нехитрых арифметических действий — если, конечно, ты помнишь, что такое арифметика — можно вычислить, что здесь проживают десять человек. Так что, выходит, любой из десяти человек, не считая меня, конечно, мог сделать это.

— Слышь, ты, умник, — насмешливо сказал Али, — я, в отличие от тебя, давно вышел из того возраста, когда пользуются сложением и вычитанием — я давно оперирую высшей математикой, и по моим расчетам выходит, что только кто-то из вас троих мог это сделать. Все остальные боятся даже здороваться со мной — стараются проскочить мимо, как мышки, а не то что проделать такую смертельную для себя шутку. Только мои сомнительные друзья могли позволить себе такую дурную шутку, к тому же я сейчас припоминаю: я и раньше находил прищепки в своей постели.

— Скажи пожалуйста, — озадаченно произнес Виталик, не ожидавший от приятеля такой мыслительной прыти, — да ты просто гений дедукции, как твоя девичья фамилия, Холмс или Пуаро?

— Мегрэ моя фамилия, и я продолжаю: когда я вернулся, Ислам спал без задних ног, а не было только одного человека: нашего Ромео, нашего Дон Жуана, нашего влюбленного «витязя в тигровой шкуре».

В это самое время «витязь» лежал на диване с Джульеттой и пытался снять с нее трусики, но она сплетала ноги, препятствуя, тогда он вдевал свою коленку меж ее ног, тем самым раздвигая их. Это удавалось, но как только он брался за трусики — Джульетта вновь сплетала ноги. Оставив бесплодные попытки, Виталик потянулся к девичьим губам, но она схватила его за нос. Юноша попытался освободиться и проснулся, держа в руках прищепку: на пороге стоял Али и хохотал, держась за живот.

Из-за его плеча выглядывал улыбающийся Виталик.

— Бумеранг знаешь? — вдоволь насмеявшись, сказал Али. Видя, что Виталик не реагирует, участливо спросил: — По-русски понимаешь? Нет? Извини, по-грузински перевод не знаю, как будет. Бумеранг — такая палка кривая: папуас его в птиц бросает, а она обратно летит.

— Кто, птица? — спросил Виталик Большой.

— Ара, отвали, — сказал ему Али и продолжал: — Этот прищепка — как бумеранг: ты его в меня бросил, а он к тебе обратно пришел, понимаешь?

Виталик Маленький наконец улыбнулся и произнес:

— Один-один, — и протянул Али руку.

Тот шагнул вперед и хлопнул его по ладони.

— Но имей в виду, — дружелюбно улыбаясь, предупредил Али, — еще раз так сделаешь — я уже не по руке хлопну, а по башке.

Не доезжая одной остановки до метро «Гянджлик», Ислам вышел из автобуса. Библиотека находилась в двухэтажном здании. Он поднялся на второй этаж. На лестничной клетке было две двери: на одной висела табличка «Абонемент», на второй — «Читальный зал». Он постучал в первую и, не дождавшись ответа, открыл дверь.

Девушке, сидевшей за столом библиотекаря, было за двадцать, сколько именно — Ислам определить не мог, года двадцать три — двадцать четыре. Определять возраст, особенно женский, очень трудно. Оторвавшись от чтения, она подняла на него взгляд и приветливо улыбнулась. Ислам улыбнулся в ответ, подошел к столу, положил книгу на стол и сказал:

— Здрасьте.

— Здравствуйте, — девушка бросила взгляд на обложку, — наконец-то, мы уже собрались звонить Нелли Тиграновне, нельзя же держать книгу так долго!

— Извините, — сказал Ислам, — я в общежитии живу: кто-то взял из тумбочки почитать — и с концами, насилу разыскал.

— Вот-вот, поэтому наша заведующая никого из общежития не записывает, а за вас поручилась Нелли Тиграновна, — строго сказала девушка, — а вы ее так подводите, хорошо ли это?

— Нехорошо, — согласился Ислам, — я виноват, чем мне искупить свою вину, хотите, пойду повешусь?

— Ну зачем же такие крайности, просто надо возвращать книги в срок; а потом, что нам с того, что вы повеситесь? Мало того, что вы книгу у себя держали столько времени, еще и угрызения совести у нас будут, сплошные убытки библиотеке.

Ислам не стал настаивать.

— Хорошо, — сказал он, — заменим виселицу каторжными работами. Хотите, я вам полы вымою?