Читать книгу "Отель на перекрестке радости и горечи - Джейми Форд"

Кейко улыбнулась Генри:

— Я тебе приготовила сюрприз.

Генри, метнув на нее нетерпеливый взгляд, уступил ей последний персик, а густой сладкий сироп допили вместе.

— Но покажу только после уроков.

До дня рождения далеко, Рождество давным-давно прошло, а все-таки сюрприз есть сюрприз.

— За то, что я спрятал твои фотографии? Если да, то не надо, я ведь так…

Кейко перебила его:

— Нет, за то, что ты сводил меня в «Черный лось».

— Где нас чуть не сцапали.

Кейко поджала губы, призадумалась, но тут же успокоила Генри лучезарной улыбкой:

— Оно того стоило.

Стук в приоткрытую дверь прервал их легкое, приятное молчание. Время летит слишком быстро — вот вам и доказательство.

— Кыш, кыш! — Так миссис Битти всякий раз торопила их: пора на урок. Пообедав, она врывалась в кухню, ковыряя в зубах зубочисткой, а в руке держала свернутый номер журнала «Лайф» наперевес, как полицейскую дубинку или бейсбольную биту. Трубка журнала служила мухобойкой, а расплющенных мух миссис Битти оставляла где попало.

Генри распахнул дверь перед Кейко, и та побежала в свой класс. Генри оглянулся: миссис Битти устроилась на кухне с журналом. «Лайф» был месячной давности, с заголовком на обложке: «Модные купальники».

После уроков Генри и Кейко протирали парты и мыли полы в туалетах. Генри без конца спрашивал про сюрприз. Кейко уклончиво отвечала: «Покажу по дороге домой».

На этот раз она повела Генри не обычной дорогой, в Нихонмати, а в самое сердце делового Сиэтла. Когда Генри допытывался: «Куда мы идем?» — Кейко лишь молча указывала в сторону универмага «Родс» на Второй авеню. Генри был там считанные разы, с родителями, — по особым случаям, когда делали важные покупки или искали то, чего не найти в китайском квартале.

«Родс» был местной достопримечательностью. Внушительное шестиэтажное здание, бродить по нему — все равно что по ожившим страницам каталога товаров. Особенно славился тамошний орган — на нем играли в обеденные часы, давали концерты в пользу голодающих, — но несколько месяцев назад орган перевезли по частям на новую ледовую арену на острове Мерсер.

Кейко повела Генри на второй этаж, в отдел электроники, где продавались кабинетные радиоприемники и фонографы. В одном из проходов на длинных полках из кедра были выставлены виниловые пластинки — такие легкие, хрупкие в сравнении с шеллачными. Шеллак стал редкостью — он был тоже «призван» в армию, и самая модная музыка — скажем, «Нитка жемчуга» Гленна Миллера или «Звездная пыль» Арти Шоу — записывалась на виниле. Генри любил музыку. Но у родителей допотопный граммофон, вряд ли на нем можно слушать новые пластинки.

Кейко остановилась у одного из рядов.

— Закрой глаза, — велела она.

Генри, сперва оглядевшись по сторонам, повиновался; стоять посреди прохода с закрытыми глазами было слегка неловко. Слышно было, как Кейко шуршит пластинками, и Генри не удержался, подсмотрел сквозь пальцы, а когда Кейко обернулась, снова зажмурился.

— Открывай!

Генри увидел сияющую виниловую пластинку в белом бумажном конверте, с простой, строгой этикеткой: «Оскар Холден и Полуночники», «Прогулка бродячих котят».

Генри от изумления потерял дар речи. Так и стоял разинув рот, не в силах вымолвить ни слова.

— Представляешь?! Это наша мелодия, он играл ее для нас!

Генри держал пластинку в руках и не верил. Он не был знаком ни с одним музыкантом, который бы записывал пластинки. За всю жизнь Генри видел только одну знаменитость — Леонарда Котсворта, который последним сошел с Такомского моста перед крушением[10]. В киножурналах показывали, как он шагает по перекошенному мосту. Как-то раз на ярмарке он проезжал мимо Генри на машине — на вид дурак дураком. Куда ему до музыкантов вроде Оскара Холдена!

Оскар и прежде был знаменит на Саут-Джексон, но это уже настоящая слава, осязаемая. Генри вертел в руках новенькую пластинку и, глядя на дорожки, пытался вспомнить музыку, мелодию духовых, партию Шелдона на саксофоне.

— Вот это да! — выдохнул Генри.

— Новенькая, совсем недавно вышла. Я скопила денег, чтобы купить. Для тебя.

— Для нас, — поправил Генри. — Я даже послушать не смогу, у нас нет проигрывателя.

— Тогда приходи ко мне. Мои родители давно хотят с тобой познакомиться.

Генри был польщен и напуган — как боксер-любитель, которому выпала честь выступить на турнире профессионалов. Радость, волнение, страх. Его отец и мать наверняка не пожелали бы знаться с Кейко, японкой. Неужели ее родители — настолько иные люди? Интересно, что они думают о нем?

Генри и Кейко направились с пластинкой к кассе. Немолодая кассирша с длинными светлыми волосами, спрятанными под форменной шапочкой, пересчитывала мелочь.

Кейко, привстав на цыпочки, выложила пластинку на прилавок и достала из кошелька два доллара — ровно столько стоила пластинка.

Кассирша продолжала считать.

Генри и Кейко терпеливо ждали. Кассирша делала подробные записи на листке бумаги.

К кассе подошла женщина с настенными часами. На глазах у изумленных ребят кассирша взяла часы, завела. Приняла деньги, вернула сдачу, положила часы в зеленый фирменный пакет.

— Касса работает? — спросила Кейко.

Кассирша лишь молча искала глазами других покупателей.

— Простите, мадам, я хочу купить пластинку.

Вид у кассирши был грозный — руки в боки, челюсти сжаты. Генри закипал от ярости. Кассирша наклонилась и прошипела:

— Идите в свой квартал, там и покупайте.

На Генри, бывало, смотрели косо, но со столь откровенной грубостью он сталкивался впервые. Он слыхал о такой гнусности, но только не здесь: Сиэтл — это вам не Арканзас и не Алабама.

Кассирша, подбоченясь, разглядывала их.

— Таких, как вы, мы не обслуживаем… у самой муж на фронте…

— Я хочу купить эту пластинку. — Генри выложил рядом с деньгами свой значок «Я китаец». — Мне, пожалуйста, пластинку.

Кейко стояла, сжав кулаки, костяшки побелели от напряжения; казалось, она вот-вот заплачет или выбежит вон.

Генри сверлил взглядом кассиршу. Та нахмурилась, но все же сменила гнев на милость: смахнула в кассу два доллара, отодвинув в сторону значок, сунула Генри пластинку — без пакета, без чека. Генри потребовал и то и другое, в душе боясь, что она позовет охрану, крича, что пластинку украли. Кассирша нацарапала на желтом чеке цену, тиснула штамп «оплачено», сунула чек Генри. Тот даже поблагодарил.