Читать книгу "Скользящие в рай - Дмитрий Поляков"

– Чего?

– Ничего. Смотреть можно, а брать нет.

– Да ты чего, урюк, гонишь?

– Я не урюк, а полковник милиции. Первомайское УВД, слыхал? Знать надо, с кем сестра крутит. Давно с нар?

– Кто, я?

– Запомни, каждую булавку проверю. Сопрешь хоть пуговицу – упеку. Раиса Васильевна только спасибо скажет. Все не так плохо, брат.

И повесил трубку. Надо было выметаться. Но еще одну ночь можно было провести здесь. Уже темнело. Я долго бродил по комнатам с поразительно пустой головой, глядел в окна, стоял перед книжной полкой, полузаполненной дамской беллетристикой, включил телевизор. Дом наполнился человеческими голосами. Потом взял из холодильника початую бутылку водки и вышел на балкон. Чудесное безразличие опустилось на меня с первым глотком. Безразличие равнозначно надежде.

Опять зазвонил телефон. Я поставил бутылку на пол, вошел в комнату и снял трубку. Она буквально вибрировала в руке от истошного, переходящего в визг крика Раисы:

– Прости!! Прости!! Прости!! Пожалуйста!! Прости меня!! Пустите, сволочи!! Гады!! Прости меня!! Уйдите!! Пожалуйста!! Дайте!! Прости меня!! Прости меня!! Прости!!

Потом крик оборвался и сменился короткими гудками. Я повесил трубку и вернулся на балкон.

На небе висела обкусанная луна и мерцали звезды. Очень красивое зрелище, на которое можно любоваться всю ночь, если, конечно, хватит водки и сил. Удивительно, но и в кустах, похоже, было так же пусто, как на небесах. Я стоял на маленьком балконе один в целом мире. Новый глоток повлек меня к звездам. Их было так много, что не хватало фантазии, не увидеть, не сосчитать. Какое-то свежее, может быть, забытое чувство вскружило мне голову. Я бы даже заплакал, если б умел, честное слово.

А потом, так и не могу понять, что произошло, когда я легко и непринужденно перемахнул через перила.

Что-то крепко ударило меня в бок, и в ту же секунду, с треском проломив собой какие-то ветки, я уже был внизу, в куче отбросов, перемешанных с мокрым сеном.

51

Так я пролежал долго. Ей-богу, никогда еще мне не было так спокойно.

Потом, через долгое, долгое время, все же пришлось подниматься. Невероятно, я, кажется, был цел. Только сильно болел бок, возможно, сломано ребро, возможно, сильный ушиб, но я даже не хромал. Вверху с балкона третьего этажа свисал раскуроченный кронштейн для сушки белья, который, вероятно, и отбросил меня на крону тополя. Прижимая локоть к ребрам – так, по крайней мере, казалось, в боку меньше отдавались шаги, – я поплелся куда глаза глядят. Назад мне ходу не было.

Постояв немного посредине пустого двора, я пошел искать Никодима. И очень скоро нашел – Никодим всегда возникал вовремя. Он лежал на скамейке брюхом кверху с хорошего перепоя, но уже трезвел. Я подошел, сел на скамейку рядом и сказал:

– Поедем в Таганрог, Никодим.

– Поедем, – согласился он. – Когда?

– А прямо сейчас.

– Как это прямо сейчас?

– А так. Прямо сейчас и поедем. – И добавил: – А потом будет поздно.

52

Уговаривать Никодима не пришлось. Правда, я просидел на скамейке с расцарапанной мордой до утра, пока Никодим занимался сборами. Или поборами, поскольку вернулся он возбужденный, с круглым мешком, набитым едой и всевозможными предметами быта, что от всех щедрот насовали ему безутешные товарищи и подруги. Даже бутылка вермута и та была. Кроме того, он притащил отваленный каким-нибудь забулдыгой ношеный пиджачок и набросил его на меня, чтобы я не замерз, надо понимать, если что.

Возбуждение его постоянно росло, и скоро вся округа знала, что Никодим уходит в плавание, чтобы раз в месяц ждали от него ведро кефали, что любимый сорт сигар у него кубинские, что сандалии так не носят, зиму придумали самоеды, людям нужны шезлонги, у женщин мозги в брильянтах, деньги счета не любят, что у него с рождения боцманская походка, что море не прощает, что на судне он бог и что в Греции, в жаркой Греции найдется теплая бухта каждому.

– Я прощаю всем свои грехи! – весело басил Никодим, размахивая банджо. – Мне они не нужны! Я поехал за новыми!

– Значит, уезжаешь, Никодим?

– В Таганрог, ребята! В Таганрог!

– Хватит ли барахлишка-то?

– А у меня, куда ни ехал, всегда руки в карманах!

Приходилось опасаться, что в такой эйфории он может задержаться тут еще месяц-другой, а у меня времени не было. Впрочем, обошлось: в какой-то момент Никодим отставил стакан с недопитым вином, сделал себе запрещающий знак рукой, взвалил на правое плечо мешок, на левое повесил банджо, мне бросил сумку с документами, присел на дорожку, свесив брюхо между тонких колен, вздохнул и допил вино. Потом встал и, не прощаясь, молча зашагал в сторону Таганрога.

Я ухватил выходящую из подъезда соседку и отдал ей ключи от Райкиной квартиры. Вот и все.

53

В конце концов, я всегда имел склонность к странствиям, путешествиям, всегда хотел в экспедицию.

54

Оказалось, что денег у нас на двоих практически нет. Следовательно, ни о каком поезде не могло быть и речи. «Это ничего», – заверил Никодим. Решено было на метро доехать до конечной, оттуда дойти до трассы, а там, за городом, ловить попутки.

– А что, – хорохорился Никодим, – будем расплачиваться игрой на банджо. Оно тоже денег стоит, если подумать. Так многие делают. Автостоп называется. Говно вопрос.

Через полчаса стало понятно, что вопрос совсем не так обыкновенен. Нас никто не собирался подсаживать, на что так надеялся Никодим. На легковушки мы и так не рассчитывали, но и большегрузы – главная наша добыча – надменно проносились мимо, обдавая нас клубами пыльной гари. Никто не нуждался в бесплатных концертах. Почему-то Никодим не подумал, что в любой машине имеется радиоприемник.

– Живая же музыка, – недоумевал он. – Где такую еще услышишь? Я в молодости в подземных переходах играл. На штырке, мы говорили. Вот там бывало. Ждали даже: «Ну, щас он нам смыгает!» И хорошо зарабатывал.

– Мы что, пешком пойдем в Таганрог? – спросил я.

– Немного пойдем, а там посмотрим. К вечеру они другие.

– Уже же вечер.

Никодим сверился с картой, и мы пошли. Слава богу, стояла теплая погода, и я рассказал Никодиму о том, что случилось с Раисой. Он нахмурился, закурил.

– Рай, говоришь? Зря она. Все мы скользим в рай, как песок по лопате. Кто голыдьба, не злодей, те сразу в рай, прямым ходом. Иначе и быть не может. По религии, оно как? Сперва чистилище. – Он остановился и развел руками. – Так вот же оно, вокруг. Никто не знает. Думает, еще будет. Ни хрена, здесь очищайся, оправдывайся. А уж отсюда – в рай.