Читать книгу "Мелкий снег - Дзюнъитиро Танидзаки"

— Борис! — окликнула его Катерина, но пёс и не подумал покинуть облюбованное им место, только лениво поднял голову и взглянул на хозяйку.

Пытаясь хоть чем-нибудь занять себя, Тэйноскэ нагнулся и принялся гладить пса по спине. Так прошло ещё около получаса.

— Катерина-сан, — неожиданно заговорил Тэйноскэ. — Быть может, мы неверно вас поняли?

— Что вы имеете в виду?

— Кой-сан, вероятно, произошла какая-то ошибка и мы ставим Катерину-сан в неудобное положение. Наверное, нам пора откланяться.

— Да нет, не могло быть никакой ошибки, — возразила Таэко. — Катерина-сан…

— Да?

— Катерина-сан… Нет, спроси лучше ты, Сатико. Я не знаю, как это сказать…

— Кой-сан права, твой французский сейчас может оказаться как нельзя кстати, — обратился к жене Тэйноскэ.

— Катерина-сан говорит по-французски, Кой-сан?

— По-моему, нет. Но она превосходно знает английский.

— Катерина-сан, I… am afraid, — неуверенно начал Тэйноскэ, — you were not expecting us to-night.

— Но почему? — удивлённо воскликнула Катерина по-английски. — Мы пригласили вас именно на сегодняшний вечер.

В голосе Катерины звучал укор.

Как только пробило восемь часов, Катерина поднялась и направилась в кухню. Послышался звон посуды. Она быстро накрыла на стол и уже через несколько минут пригласила гостей в столовую.

Стол был сплошь уставлен закусками (и когда только она успела всё приготовить?): копчёная лососина, анчоусы, сардины в масле, ветчина, сыр, крекеры, кулебяка с мясом, хлеб разных сортов. При виде всех этих появившихся словно по волшебству яств гости сразу воспрянули духом и принялись за еду с поспешностью, едва, согласующейся с правилами хорошего тона. Катерина ловко справлялась с обязанностями хозяйки, она следила за тем, чтобы тарелки гостей не оставались пустыми, и вскоре им уже пришлось потихоньку скармливать оставшуюся еду Борису, который благоразумно забрался теперь под стол. Катерина между тем заварила чай и разлила его по чашкам.

Неожиданно хлопнула входная дверь, и Борис ринулся в переднюю.

— Это, наверное, «бабуся», — шепнула Таэко.

Нагруженная свёртками «бабуся» проскользнула прямо в кухню, в столовой же появился Кириленко-брат вместе с каким-то господином лет пятидесяти.

— Добрый вечер. Извините, мы сели за стол без вас…

— Пожалуйста, пожалуйста… — произнёс Кириленко, потирая руки. Для европейца он выглядел, пожалуй, несколько низкорослым и щуплым. Его узкое, почти как у актёра Кабуки, лицо раскраснелось на холодном ветру. Он сказал Катерине несколько слов по-русски, из которых Тэйноскэ и его спутницы поняли только одно: «мамочка».

— Я встретил маму в Кобэ, и мы приехали вместе. А это — Вронский, мой друг, — сказал Кириленко, похлопав по плечу стоявшего рядом с ним мужчину. — Таэко-сан, если не ошибаюсь, вы с ним уже знакомы.

— Да. Позвольте представить вам моего зятя и сестру.

— Господин Вронский… — раздумчиво проговорил Тэйноскэ. — Насколько я помню, эта фамилия встречается в «Анне Карениной».

— А вы читали Толстого?

— Всё японцы читают Толстого и Достоевского, — сказал Кириленко.

— Кой-сан, откуда ты знаешь господина Вронского — полюбопытствовала Сатико.

— Он живёт здесь неподалёку в меблированных комнатах. Господин Вронский очень любит детей. Его здесь всё знают и за глаза зовут не иначе как «господин Люблю-детей».

— Он женат?

— Нет. Видишь ли, там была какая-то печальная история…

В облике Вронского было что-то трогательно-ласковое. Глядя на него, невольно думалось, что он и в самом деле должен любить детей. С улыбкой, от которой в уголках его печальных глаз собирались морщинки, он молча слушал, как сёстры разговаривают о нём. Ростом он был выше Кирилёнки, но худощавая фигура, смуглая, словно от длительного пребывания на солнце, кожа, густые волосы с проседью и чёрные глаза делали его чем-то похожим на японца. Внешность его вызывала представление о дальних плаваниях, его вполне можно было принять за бывалого моряка.

— Почему вы не привели с собой Эцуко-сан? — спросил Кириленко.

— Ей нужно делать уроки…

— Какая жалость! А я обещал господину Вронскому, что сегодня у нас в гостях будет прелестная девочка.

— Если б мы знали…

В этот миг вошла «бабуся» и обратилась к гостям:

— Очень рада вас видеть… А почему нет ещё одной сестры Таэко-сан и маленькой девочки?

«Бабуся» говорила в точности так, как изображала Таэко. Тэйноскэ с женой старались не встречаться с Таэко взглядом, чтобы ненароком не рассмеяться.

Хотя в доме Макиока с лёгкой руки Таэко старшую Кириленко называли не иначе как «бабусей», она вовсе не походила на тучных европейских женщин, каких они привыкли видеть в Японии. Глядя на её статную фигуру, на её стройные ноги в туфельках на высоких каблуках, на её походку, быструю, лёгкую, даже порывистую, можно было без труда представить себе сцену на катке, которую так ярко живописала Таэко. О её возрасте напоминали лишь несколько отсутствующих зубов да покрытое сетью морщинок лицо с одрябшей кожей на щеках и подбородке. Но при всём, при том издали ей никак нельзя было дать больше сорока.

«Бабуся» убрала со стола пустую посуду и расставила тарелки с принесённой ею снедью: устрицами, икрой, маринованными огурцами, свиной, куриной и ливерной колбасами и опять-таки хлебом разных сортов. Появились новые бутылки с водкой, пивом и графинчики с подогретым сакэ,[27]которое здесь почему-то наливали не в чарки, а в пивные бокалы. «Бабуся» с Катериной пили только сакэ.

Как и предвидел Тэйноскэ, за столом всё не уместились. Катерина ела стоя, прислонясь к камину, которым, судя по всему, не пользовались. «Бабуся» без конца сновала из кухни в столовую и обратно и лишь иногда, как бы между делом, подходила к столу, и, протянув из-за чьей-нибудь спины руку, наполняла свою тарелку или бокал. Вилок и ножей на всех не хватило, поэтому Катерина брала закуски прямо рукой. Всякий раз, замечая на себе взгляд кого-нибудь из гостей, она слегка краснела, поэтому Тэйноскэ и его спутницы старались не смотреть в её сторону.

— Не ешь устриц, — шепнула Сатико мужу: их цвет показался ей несколько подозрительным.

Очевидно, устрицы были куплены не в каком-нибудь солидном магазине, а на рынке поблизости. Русские, однако, поглощали их не раздумывая.

Тэйноскэ, который весь вечер пил вперемешку пиво, водку и сакэ, порядком захмелел и говорил много громче обычного.

— Что это? — спросил он, указывая на фотографию рядом с портретом царя.