Читать книгу "За доброй надеждой. Книга 3. Морские сны - Виктор Конецкий"

Господи, благослови нас,

Нас, детей твоих.

Эта песня одного из первых здешних композиторов, Сонтонга. Она исполнялась церковными хорами. Мне кажется, отсутствие восклицательных знаков в обращениях не ошибка переводчика или корректора. Африканцы, даже обращаясь к Святому Духу, робели воскликнуть.

Рабство и работорговля еще широко распространены в здешних местах. Свидетельством тому является недавно вошедшая в силу «Конвенция об открытом море». В приложении № 6 можете прочитать: «Каждое государство обязано принимать эффективные меры против перевозки рабов на судах, имеющих право плавать под его флагом, и налагать наказание за такие перевозки, а также для предупреждения противозаконного использования его флага для этой цели. Раб, нашедший убежище на судне, под каким бы флагом это судно ни плавало, ipso facto (в силу факта) свободен».

На траверзе мыса Албина сошлись с грузинским танкером «Аксай».

Встреча двух советских судов недалеко от берегов Анголы вызвала у салазаровцев переполох. Любопытство к нашим космическим антеннам и непонятным маневрам стоит колонизаторам изрядных денег. Их военный кораблик вертится вокруг. В носу счетверенный пулемет, над спардеком натянут тент, возле кормовой пушки у обреза курят матросы. Иногда колонизаторы проводят тренировки, наводя пушку по нашим антеннам. Кораблик серый, как мертвая ящерица. Но прозвали его наши морячки «Банный лист» — все вокруг влажное, а филер прилипчив — прозвище получилось точное. Филер кажется нашим матросам безобидным. Они издеваются над маленькой пушчонкой на его корме. Они не знают, с каким лопающимся, звонким звуком стреляют и маленькие пушки, с какой острой и злобной вертящейся силой вылетает и маленький снарядик и как тяжко тогда приходится беззащитному судовому железу и дереву.

«Аксай» и мы легли в дрейф, ожидая утра в пятнадцати милях от мысов Сант-Жертрудиш и Марикита.

На Мариките мигал маяк, которого не оказалось на путевой карте.

Глухая ночь, очень влажно, по палубе собачьими подтеками стекает дистиллированная вода.

Чтобы скоротать вахту, я взял секундомер и снял характеристику маяка. Группо-проблесковый, период десять секунд. Затем вышел на связь с «Аксаем» и запросил у сонного вахтенного штурмана танкера координаты маяка, чтобы нанести его на свою карту. Он пробурчал мне координаты, а потом спросил, в честь кого названо наше судно.

— Есть такой городок в Псковской губернии, — объяснил я. — И потому нас иногда обзывают скобарями. А вы в честь кого?

— Знать надо, — пробурчал вахтенный штурман танкера с грузинским акцентом. — Есть такой городок, кацо, в Волгоградской области. Там, кацо, бои были очэнь сильные.

— Под Невелем они были не легче, кацо, — сказал я, глядя на два вертикальных красных огня танкера, который бултыхался на океанской зыби кабельтовых в пяти прямо по носу.

Когда-то давно у берегов Ньюфаундленда или Новой Англии — не помню точно, — но далеко на севере Атлантики, среди остатков айсбергов, в тумане похожий разговор состоялся у меня с водолеем «Пирятин». Я не знал, что есть такой городок на Украине, и честно написал об этом. Конечно, нашлась пенсионерка — учительница начальных классов, которая прислала в редакцию донос на мою бескультурность.

«Аксай» собирается быть в порту приписки — Батуми — к середине декабря. Вероятно, следует отправить с ним новогодние письма.

Штурманец с «Аксая» еще сообщает, что они планируют начало работ по стыковке с нами на шесть утра. Спрашиваю, по какому поясу они живут. По первому восточному. А мы по Гринвичу. Значит, нам начинать работу в пять утра. Фиг вам, думаю я, и еще два фига в уме.

Конечно, «Аксаю» хочется возможно быстрее отделаться от груза, спихнуть топливо нам и юркнуть домой в благословенную Грузию. А мы нынче никуда не торопимся. Начнем стыковку в восемь, решаю я, и только после того, как получим корреспонденцию.

Ну-с, большинство читало о процедуре заправки дальних бомбардировщиков керосином в воздухе. Журналисты любят описывать сближение бомбардировщика и заправщика, выпадение шланга с карабином и прищуренные глаза пилотов. Прямо скажем, никогда я не испытывал зависти к этим героям. Соединение бомбы с керосином и сверхзвуковой скоростью на высоте в пятнадцать верст страшнее стыковки космических кораблей. Хотя бы потому, что за космическим кораблем нет струи отработанных газов и возмущенного потока воздуха, в которые тебе надо засунуть бомбардировщик, начиненный адской начинкой.

Стыковка на мокрой орбите начинается с заводки буксира. Эта операция отрабатывается моряками со времен Ноева ковчега или даже с тех времен, когда питекантропа уносило на корявом бревне от берега, а родичи питекантропа пытались его поймать лианой и прибуксировать обратно. Тогда, правда, не думали о правилах хорошей морской практики, технике безопасности, и стороны не были приписаны к разным пароходствам — как получилось у нас с «Аксаем».

Для начала грузинско-волгоградский танкер заявляет, что у него сломан брашпиль. Действительно сломан или нет? На эту тему скобарь «Невель» размышляет около часа. Если сломан, то дело усложняется раз в десять. Нам тогда предстоит завести на «Аксай» проводник, грузины пропустят его через полуклюз или через кнехт, потом мы завезем проводник обратно на «Невель», будем выбирать его кормовой лебедкой, он будет рваться, так как «Аксай», чтобы не навалить на нас, будет работать задним, дергать проводник и т. д. Наконец мы протащим буксир сквозь грузин и закрепим у себя на корме, затем надо будет перетащить топливный шланг — опять на проводнике, — закрепить его, подсоединить к приемному штуцеру, потом нам предстоит дать ход, надраить буксир, чтобы возможно было управляться рулем и чтобы «Аксай» на нас не наваливало.

Проверить грузинский брашпиль не представляется возможным. Остается смириться.

— «Аксай», я «Невель»! Спускайте вельбот! Я готов подать проводник!

— «Нэвэль», я «Аксай»! Почэму, кацо, мы должны спускать вельбот?

— У вас брашпиль поломан, вы и возитесь с буксиром!

— Вам топливо, кацо, или нам?

Ну что ты на это ответишь? А работать-то на вельботе мне, потому что старпом прихворнул. Работа впереди трудная. Зыбь нарастает, черт ее подери.

Прыгаю со штормтрапа в вельбот, который скачет под бортом не хуже козла. Конечно! Проводник не разнесли шлагами по банкам — швыряли в нос цельной бухтой. Следовало разнести еще на судне. Теперь эту операцию проделываем на прыгающем козле. Полчаса лишней мороки.

Наконец отваливаем.

Живописно выглядит с воды наш ржавый, обросший зеленой бородой, усами и бакенбардами водорослей борт. Ба, а ракушек сколько развелось! Здоровенные уже есть — с кулак. И как их не отрывает встречный поток воды, когда судно идет полным?

Трос-проводник провисает за кормой вельбота, посудина управляется плохо, мотор чихает, проводник то и дело грозит намотаться на винт. С высоты родного судна подвахтенные бездельники орут идиотские советы. Португальский филер подходит ближе. Солнце пробилось сквозь водяные испарения, и на филере фотоблицами вспыхивают окуляры биноклей в офицерских руках.