Читать книгу "Ночной портье - Ирвин Шоу"

Подъезжая к банку, я углядел брата, который стоял, съежившись, в пальто с поднятым воротником. Он выглядел жалким и дрожал на пронизывающем ветру.

Лицо Хэнка просияло, когда он заметил меня, его как будто одолевали сомнения, появлюсь ли я вообще. Он сделал движение ко мне, но я не остановился и, проезжая, сказал: «Встретимся на следующем углу. Жди меня там». Даже если б кто-нибудь поблизости наблюдал за нами, то он вряд ли бы обнаружил, что мы как-то связаны между собой. А мной уже овладело тревожное чувство, будто весь город, как гигантский глаз, следит за мной.

В подвале банка тот же старик, еще сильнее побледневший, взял мой ключ, своим вторым ключом открыл оба замка сейфа и подал мне стальной ящичек. Он же провел меня затем в кабину и оставил там одного, задернув занавески. Отсчитав двести пятьдесят сотенных, я вложил их в плотный конверт из манильской оберточной бумаги, который купил в Вашингтоне.

Брат ожидал меня на углу около кафе и казался совсем замерзшим. Он со страхом уставился на конверт, словно содержимое его могло в любую минуту взорваться. Я сделал ему знак следовать за мной, вошел в кафе и сел за дальний столик в углу. В кафе было душно и жарко. Я снял пальто, а Хэнк уселся напротив, не раздеваясь и не сняв старой, в пятнах, серой фетровой шляпы. Его глаза за толстыми стеклами очков слезились от холода. Какое у него старое, изможденное лицо, подумал я, приглядываясь к нему. На нем отпечатались годы забот, тревог и работы в помещениях с затхлым спертым воздухом. Терпеливо, как ослы, стоят вот такие, как он, по утрам в зимнем полумраке, ожидая поезда на обдуваемых ветром станционных платформах, бессильные и усталые еще до того, как начали работать. Мне было больно глядеть на брата, и я хотел поскорей все закончить.

Что бы ни случилось со мной, думал я; но я не буду в его годы таким, как он. Мы еще ни слова не сказали друг другу.

Подошла официантка, и я заказал кофе.

— Мне бы надо выпить, — сказал Хэнк, но с явным сожалением ограничился чашкой кофе и с жадностью пил его. — Сегодня утром меня уже дважды тошнило, — признался он.

— Вот деньги, — сказал я, похлопав по конверту.

— Боже мой, Дуг, ты понимаешь, как я обязан тебе.

— Ладно, так или иначе они твои. Я уйду первым, а ты минут через десять. — Мне не хотелось, чтобы он увидел номер взятой напрокат машины. Это не было заранее рассчитанной предосторожностью, но я теперь во всем был машинально настороже.

— Ты не пожалеешь об этих деньгах! — воскликнул брат.

— Конечно, нет.

— Те двое молодых людей знают, что я приеду с деньгами, — сказал брат, вытирая измятым несвежим платком слезы, катившиеся из его глаз. — Они прямо-таки без ума от радости и согласились на все наши условия. — Расстегнув пальто, он размотал поношенный серый шарф, который, как мертвая змея, висел у него на шее, достал авторучку и небольшой блокнот — Я напишу расписку, — предложил он.

— Не валяй дурака. Бери деньги — и делу конец.

— Через год, Дуг, ты станешь богатым человеком.

— Очень хорошо, — кивнул я. — Но не надо никаких счетов и расписок. Ты бухгалтер и знаешь, как вести расчеты без всяких официальных записей. Я не хочу, чтобы меня разыскивало налоговое управление.

— Понимаю. Не могу сказать, что это мне по душе, но понимаю. Ты единственный человек в мире…

— Хватит об этом, Хэнк.

Я выпил еще глоток кофе, поднялся и надел пальто.

— Время от времени буду давать знать о себе, — пообещал я.

Хэнк широко улыбнулся мне и взял со стола конверт.

— Береги себя, братец, — ласково произнес он.

— И ты тоже, — отозвался я и, похлопав его по плечу, вышел из кафе.

По расписанию самолет уходил в среду в восемь часов вечера. В этот день около трех часов дня я зашел в банк, оставил в своем сейфе одну сотенную и вышел, унося в кейсе семьдесят две тысячи девятьсот долларов. Мне трудно объяснить, почему я оставил в сейфе сто долларов. Суеверие? Зарок, что в какой-то день вернусь обратно? Во всяком случае, я внес плату за сейф на год вперед.

На этот раз я остановился в «Уолдорф-Астории», самом дорогом и шикарном отеле Нью-Йорка. Те, кто искал меня; теперь, очевидно, должны были решить, что меня давно нет в городе.

Расставшись с братом, я поехал в контору лыжного клуба «Кристи» на 57-й улице. Там я обратился к мисс Мэнсфилд, хорошей знакомой моих старых друзей Вейлсов, и она задним числом быстро оформила мое заявление о заграничной туристической поездке. Выяснилось, что мне повезло, так как в это утро двое отказались от поездки. Мимоходом я осведомился у нее, не отправляются ли и Вейлсы этим самолетом. Девушка проверила список пассажиров и, к моему большому облегчению, установила, что их нет там.

Итак, я был готов к отъезду. В отеле я указал вашингтонский адрес Эвелин Коутс как мое постоянное местожительство. Теперь, когда я был совсем один, все эти выкрутасы были просто забавой. В последнее время у меня, правда, не было повода для шуток и забав. Дни, проведенные в Вашингтоне, были горькими и отрезвляющими. И если, как многие считают, богатство делает человека счастливым, то я пока был лишь новообращенным новичком. Однако в своем новом качестве я на первых порах оказался в неудачном окружении. Я имею в виду моего школьного товарища Хейла, с его заклинившейся служебной карьерой и взбалмошной любовной связью, и непонятную Эвелин Коутс, с ее циничной отчужденностью, и моего горемыку-брата.

В Европе, решил я, буду искать людей без всяких забот и проблем. Европа всегда была местом, куда стремились бежать богатые американцы, а я теперь считал себя принадлежащим к этому классу. Словом, буду искать счастливые, радостные лица.

Как последний жест доброй воли, я отправил сто пятьдесят долларов букмекеру в «Святой Августин» с запиской: «Извините, что задержал уплату долга». Пусть хоть один человек в Америке поддержит мою репутацию честного человека.

В аэропорт я приехал рано. Кейс с деньгами лежал в моем большом темно-синем чемодане с секретным замком. На время перелета через океан пришлось расстаться с деньгами и положить их в чемодан, который будет находиться в багажном отделении. Я знал, что в целях борьбы с угонщиками самолетов каждого пассажира при посадке обыскивают и осматривают его ручной багаж. Было бы более чем странно, если бы я стал уверять, что для лыжной прогулки мне необходимо иметь при себе наличными семьдесят тысяч долларов.

При сдаче вещей в багаж их осматривали весьма поверхностно. Взвешивая мои два чемодана, приемщик едва взглянул на них.

— Лыж или лыжной обуви нет? — спросил он.

— Нет. Собираюсь купить в Европе.

— Покупайте у Россиньоля. Там самые лучшие и надежные, — посоветовал он тоном настоящего зазывалы.

Я предъявил заграничный паспорт, его просмотрели, дали мне посадочный талон с правом пересечения границы, и на этом все формальности были закончены.