Читать книгу "Сирена - Михаил Волконский"

– Ну, вот я и говорю тебе, что ты путаешь! Ту, что нарисовал Варгин, зовут леди Гариссон, а я тебя спрашиваю про другую!

– Про какую другую? Ах да! – вспомнил Кирш. – Ты про свою, про панну Веру?

– Ее зовут Верой?

– Кажется.

– Но отчего же ты называешь ее панной? Разве она полька?

– Ее так называл мне лакей этого маркиза.

– И ты видел ее в этом же доме?

– Да.

– Значит, и маркиз здесь?

– И маркиз. Он очухался; его воскресил патер Грубер, и она сидела с ним.

– Так я и думал! – подхватил Елчанинов. – Вот видишь ли: я ломился в дом к князю Верхотурову, меня туда не пустили, а мне так хотелось увидеть ее еще раз, не поговорить с ней, а только увидеть ее, что, когда мы разошлись сегодня, я отправился к верхотуровскому дому, получил там снова отказ и, как безумный, стал ходить под окнами, дожидаясь, не засветится ли хотя одно из них. Проходил я так довольно долго; меня словно магнитом притянуло к этому месту: не могу уйти, да и только! Потом уже я сообразил, что предчувствие не пускало меня! И ведь я дождался-таки! Со двора выехала карета, и в ней я мельком увидел один только абрис, но я сейчас же узнал ее. Я кинулся почти бегом за каретой, тут подвернулся извозчик, я вскочил на него. К счастью, карета ехала не шибко, можно было не бояться отстать от нее. И вот я видел, как она подъехала к этому дому, она вышла здесь из кареты и вошла в дом. Карета повернула и уехала, а я остался, бессмысленно озираясь, и, сам не зная, чего хочу, смотрел на дом, словно хотел увидеть сквозь его стены, что там происходило внутри его. Я так и думал, что здесь лежит маркиз; только я был уверен, что он мертвый! Долго ли я стоял так, не знаю, ничего не помню, что было вокруг меня; очнулся лишь тогда, когда увидел, что трое напали на одного, и кинулся на помощь, и вдруг оказался ты...

– Спасибо тебе! Без тебя бы мне, видно, плохо пришлось! Ну, что же, брат, делать! Маркиз ожил, видно, такова твоя судьба! А признайся: ведь ты был рад его смерти?

– То есть не то что рад, а так... понимаешь ли... Или нет, ты ничего не поймешь, потому что я сам не понимаю, что во мне делается. Пусть этот маркиз живет... или нет, чтоб ему пусто было! Я там не знаю, как будет с маркизом, а только чувствую, что без нее жить не могу. Скольких я ни видел на своем веку, а такой никогда не встречал. И зовут ее Верой! Имя-то какое чудное! Ведь лучше имени придумать нельзя!

– Ничего нет особенного! Имя как имя, а только для тебя в ней все хорошо!

– Да, разумеется, хорошо!

– Даже и то, что она знается с иезуитами? В этом доме сегодня их было несколько человек!

– Господи! – воскликнул Елчанинов, хватаясь за голову. – Я просто ума не приложу: она, маркиз, иезуиты... Да, может, она и сама не знает, среди кого находится; может, они завлекли ее... Да откуда ты, наконец, знаешь, что это иезуиты? Может, ты сам ошибаешься?

– Нет, я не ошибаюсь: я сам собственными глазами видел там патера Грубера; этого довольно!

– Да сам-то ты как попал туда?

– Все из-за маркиза де Трамвиля, благодаря его поручениям, которые он надавал нам; впутались мы, брат, в скверную историю, – ответил Кирш.

– Да неужели я не знаю, во что мы впутались!.. Только не житье мне без нее!

– Ты опять за свое!

– Да, опять за свое! Послушай, Кирш, друг ты мне или нет? Можешь ты исполнить одну мою просьбу?

– Какую?

– Пойдем сейчас к дому князя Верхотурова и будем там ждать, пока она не вернется.

– Да ты с ума сошел! Ведь, кажется, ясно, что она крепко любит своего маркиза, если ездит ухаживать за ним, и до тебя ей нет никакого дела! Да к тому же нам всего два шага до меня. Лучше зайди ко мне, у меня, кажется, есть бутылка рома.

Они были, действительно, почти у самого дома, где жил Кирш, который взял путь по направлению к себе. Елчанинов же, занятый своими мыслями, шел, безотчетно следуя за ним, не разбирая, куда идут они.

– А в самом деле, мы возле тебя! – проговорил он, осматриваясь. – Ну что же, зайдем!

«Странные люди эти влюбленные, – подумал Кирш, – совсем как дети!»

Кирш занимал две комнаты с отдельным входом в маленьком домике и, уходя, сам запирал дверь и уносил ключ с собой. Самовар ему ставила и приходила убирать его небольшое помещение хозяйская прислуга.

Кирш отпер дверь, зажег свечку, достал из шкафа ром, подал его Елчанинову и тут только заметил, что на его письменном столе лежал большой лист бумаги, и на нем крупными буквами, совсем незнакомым почерком было написано несколько слов.

Откуда мог взяться этот лист – было совершенно неизвестно, потому что замок на двери у Кирша был довольно хитрый и другого ключа от него не было. По-видимому, без самого Кирша никто не мог проникнуть к нему, а между тем лист с надписью незнакомой рукой лежал кем-то положенный на стол, и надпись, сделанная на листе, гласила: «Он жив в сыне».

Кирш прочел и остановился в недоумении; какой-то внутренний голос подсказал ему, что на этот раз для сношения с ним этими словами пользовались не отцы иезуиты, а кто-то другой, может быть, более сильный, чем они.

ГЛАВА XVII

В 1773 году папа Климент издал декрет об уничтожении ордена иезуитов, найдя их общество заслужившим прекратить свое существование. Таким образом могущественнейший из монашествующих орденов воинствующего католицизма был осужден римским первосвященником, для защиты власти которого и создалось это ставшее было всесильным учреждение.

Необходимо пояснить, что такое иезуиты и почему они одно время играли великую роль в общем ходе мировых событий.

Жил-был на Божьем свете в XV веке по Рождеству Христову храбрый испанец, рыцарь дон Иниго, или Игнатий, Лопес де Рекальдо, из замка Лойола. Дон Иниго был не только храбр, но и набожен. Он полагал, что назначение человека на земле есть служение Богу и Его первосвященнику на земле – римскому первосвященнику. Но эта уверенность, нисколько не помешала ему проливать кровь человеческую в битвах, проявлять рыцарскую любезность к прекрасному полу, зачитываться рыцарскими романами, вроде знаменитого в то время Амадиса Гальского, сочинять романсы. Однако случилось так. В одной битве храбрый дон был ранен в обе ноги и для дальнейших подвигов оказался негоден. Раны залечили, но Лойола остался хромым. Пока шло лечение, Лойола усердно читал творения святых отцов, и, когда оказалось, что военная слава уже не существует для него, он сообразил, что для его честолюбия найдется немало пищи на духовной почве. Чтение творений святых отцов, в особенности описание страданий мучеников, представилось хромому рыцарю равносильным подвигам в битвах, и он очень скоро завязал такой узел, развязать который вот уже пятое столетие не по силам человечеству. Лойола решил стать рыцарем Христовым, защитником Пресвятой Девы и апостола Петра и, путем духовного подвига, на небе приобрести те сокровища, какие его любимый герой Амадис Гэльский стяжал подвигами на полях битвы.