Читать книгу "Малинче - Лаура Эскивель"

Октябрьский холод сковывал ей тело и душу. Ей, выросшей на побережье, привыкшей к теплому ласковому солнцу, было холодно здесь, в глубине континента, но этот холод не шел ни в какое сравнение с тем ледяным ужасом, который настигал ее, стоило ей вспомнить пережитое за последние два дня.

Звук приближающихся шагов заставил Малиналли покрыться потом от страха. Она медленно обернулась. Вздох облегчения вырвался из ее груди, когда она увидела скакуна Кортеса, который один, без всадника, настороженно пробирался к реке, чтобы напиться. Было видно, что конь, как и Малиналли, сильно напуган. Его копыта и ноги до колен были перепачканы кровью. Малиналли вошла вместе с конем в воду и нагнулась, чтобы омыть животному ноги. Конь стоял не шелохнувшись. Смыв кровь, Малиналли погладила его по голове и посмотрела в глаза. В них она, как в зеркале, увидела свой собственный страх. Конь, казалось, так же внимательно присматривается к ней, пытаясь заглянуть в глаза. Ощущение было такое, будто они, зная друг друга прежде и оказавшись перед зеркалом, никак не могли узнать в отражениях самих себя. Малиналли уже не была той девочкой-женщиной, завороженно следящей за церемонией крещения и жаждущей обрести новое имя, какой она впервые увидела это мудрое животное. Конь, присутствовавший при ее новом рождении, оказался рядом с Малиналли и в миг ее смерти. Да, былой Малиналли больше не существовало. Ей уже не суждено было оставаться такой, как раньше. Малиналли стала другой. Другой была и река, и Чолула, другим стал и Кортес. Вспомнив руки Кортеса, Малиналли содрогнулась. Теперь она знала, какими жестокими могут быть эти руки. Руки, которые совсем недавно — пусть страстно и сильно, но все же нежно — ласкали ее, могут столь же страстно нести смерть людям. Нет, ничему больше не суждено вернуться, ничто не будет таким, как раньше. Назад пути нет.

Малиналли мучила себя вопросом: как ответят разгневанные боги на это чудовищное убийство? Как покарают они виновных — тех, к кому она причисляла и себя? Она то и дело мысленно искала для себя оправдания: ведь она не предала ту женщину из Чолулы, которая предлагала ей бежать от испанцев с ее сыном до того, как отряд захватчиков попадет в засаду и будет уничтожен. Малиналли не пришлось рассказывать Кортесу об этом разговоре. Он сам получил все нужные сведения, сам обо всем догадался и сам все продумал. Его разведчики и союзники из индейцев сообщили ему, что на улицах города вырыты ямы-ловушки с острыми кольями на дне. Угодив в эти ямы, лошади и всадники стали бы походить на рыбу, нанизанную на острогу. Извилистые улочки преграждали спешно сооружаемые завалы, превращавшие их в тупики-западни. На крышах домов запасались удобные для метания камни, а женщин и детей начали спешно вывозить из города. Тлакскальцы сообщили Кортесу, что в окрестностях города встали лагерем отряды гвардии Моктесумы — от пятнадцати до двадцати тысяч воинов. Так это было или нет и можно ли было доверять союзникам-тлакскальцам — теперь не представлялось возможным проверить, да и не было в том никакой необходимости. Испанцы при помощи союзников за два дня убили больше шести тысяч человек — не только тех, кто оборонял город, но и безоружных мужчин, женщин, детей и стариков. Следующей могла стать она, Малиналли. Ни доверять хоть единой душе, ни верить во что-либо она уже не могла.

Как счастлива она была еще недавно, оттого что боги и их посланники оказали ей великую честь, избрав своим языком. Какой радостью наполняло ее душу обещание предводителя чужестранцев даровать ей свободу в обмен на честную работу. Но сейчас никто и ничто не могло обещать ей вожделенной свободы. Даже сама ее жизнь вряд ли имеет хоть какое-то значение для этих людей, готовых на все ради достижения своих целей. Какую свободу мог предложить ей человек, хладнокровно убивающий любого, кто встает у него на пути? И еще: что же это за бог, позволяющий, чтобы ради него безжалостно убивали тысячи и тысячи невинных людей? Разум Малиналли отказывался понимать это. Ее воспитывали не как свободного человека, но как рабыню. Всю жизнь она прожила, стараясь угодить хозяевам, и научилась выполнять работу прислуги так, что ею оставались довольны. Переводить слова чужеземцев на родной язык для нее было такой же работой, исполнением приказов новых хозяев, которым ее преподнесли в качестве дара в знак доброй воли. Она была убеждена, что, хорошо выполняя свою работу — как рабыня, как служанка, — она не только приближает миг обретения обещанной свободы, но и делает что-то полезное для всех окружающих. Она и вправду поверила в то, что бог испанцев является истинным богом — не кем иным, как новым воплощением Кетцалькоатля, явившегося на землю, чтобы объявить заблудшим жрецам и правителям, что он не нуждается в человеческой крови, не хочет, чтобы в его честь на каменных алтарях обрывались жизни приносимых в жертву людей. Теперь же, увидев, как жестоко действуют испанцы, добиваясь своей цели, она исполнилась ужаса: для чего появились на ее земле чужеземцы и что они несут ее народу? Вновь и вновь Малиналли задавала себе вопрос: кому она служит? Кому будет служить дальше? И ради чего? Для чего жить в разрушающемся, рассыпающемся мире? Зачем верить в то, что оказалось ложной религией? Теперь у нее не было даже той опоры, которая всегда помогала ей выстоять в самые трудные дни, — она не могла обратиться с молитвой к своим старым богам, покаяться перед ними, попросить их о помощи. Малиналли не могла не думать о том, что Кетцалькоатль не появился в Чолуле, чтобы помешать этой страшной резне, ничего не сделал, чтобы защитить своих верных почитателей. Ни на миг за эти два кошмарных дня не ощутила Малиналли присутствия великого бога. Она чувствовала себя совсем беззащитной. Все старые и новые страхи, ощущение вины за все совершенные прегрешения — все это камнем лежало у нее на сердце. Грехи и страхи вступили между собой в схватку за право называться самыми страшными, самыми отчаянными, за что должны последовать кара и отмщение. Они словно кричали: «Вспомни, вспомни меня! Я теперь всегда буду с тобой!» Малиналли вновь испытала забытый уже страх оказаться одной, заблудиться, потеряться, будто она все та же маленькая девочка, отданная чужим людям, которую никто не любит, которая никому не нужна. Так страшно и так одиноко ей не было еще никогда. Но ведь былые страхи должны были покинуть ее навсегда с обретением нового имени, с наступлением новой жизни… Приняв новых богов, став другим человеком, она избавлялась от всех грехов прошлой жизни. Вот только как будут наказывать ее за новые прегрешения новые боги — этого она не ведала.

О том, что наказания она заслуживает, Малиналли точно знала. Откуда появилась эта уверенность, будто она виновна перед всем миром, — она не понимала, но даже в самые тяжелые минуты жизни, когда ее опять передавали от одних хозяев другим, она не проклинала судьбу, но принимала это заслуженное наказание за неведомое, живущее в глубине ее души зло. В чем заключалась ее порочность, она и сама не знала. Быть может, родившись женщиной, она уже взяла на себя часть пороков этого мира, быть может, ее вина заключалась в другом, но сознание собственной виновности и вечное ожидание наказания всегда сопутствовали ей в жизни.

Теперь Малиналли отказывалась понимать, что происходит вокруг. Ее разум не вмещал такое множество перемен, случившихся за столь короткое время. Ей и без того пришлось нелегко: выучить столько новых слов, узнать и понять столько новых идей, новых мыслей. Труднее всего ей было осмыслить рассказы о дьяволе, этом воплощении зла. Ну хорошо, повторяла она раз за разом, дьявол — это падший ангел, лишившийся своего небесного отца и обреченный на жизнь во мраке. Тогда почему он обладает такой силой, что может уничтожить любое божественное творение? Если же он настолько силен, то почему не использует свою власть и силу? Если же ему требуется, чтобы люди уверовали в него, приняли его в свое сердце, и лишь тогда он становится всемогущим, — то не значит ли это, что он все-таки не так могуществен, как принято думать? Но тогда какой же это демон? И неужели истинный бог был настолько неразумен и недальновиден, что создал силу, способную уничтожить его самого? Неужели всемогущий бог так слаб, что созданные им самим по его образу и подобию люди в любую минуту готовы согрешить и того и гляди забудут своего создателя и отрекутся от него? Нет, не понимала Малиналли умозаключений испанцев, с помощью которых они описывали свои представления о добре и зле, о боге и дьяволе. Ей казалось, что мир духовных сил был тесно связан с окружающей природой и мирозданием. Эта связь угадывалась в чередованиях времен года и событий и в движении звезд по небу. Малиналли прекрасно знала, что когда родились луна и солнце, они даровали людям свет, рассеяв окружавший их до того мрак. Задолго до рождения Малиналли ее предки уже знали, что свет, излучаемый луной и солнцем, воспринимается не только глазами, но и душой человека. Этот свет порождает вечный круговорот времени и пространства. Созерцание небосвода для народа, к которому принадлежала Малиналли, помогало познать себя и весь окружающий мир. Оно помогало изменить себя, стать опытнее и мудрее. Год за годом, цикл за циклом создавалась ткань времени, календарные циклы пересекались друг с другом, сплетаясь в густую причудливую сеть, иногда становившуюся похожей на змеиное гнездо. Так человек познавал мудрое течение жизни — жизни, в которой не нужно было умирать, чтобы оказаться на небе. Наоборот, для этого нужна была лишь тесная, неразрывная связь с землей. Точно так же от человека не требовалось умирать, чтобы предстать перед богами. Достаточно было внимательно наблюдать за небосклоном, за движением светил по небесному куполу — и те, кому удавалось постичь законы этого движения, сами превращались в солнце, сами становились подобными богам.