Читать книгу "Стужа - Рой Якобсен"

Клирик, недовольный безразличным отношением Геста к Господу, при всяком удобном случае изводил его своими sermo necessaria, то бишь нравоучительными проповедями. Вот и эту полуночную мессу он начал с вполне заслуженной нотации, обращенной ко всей дрожащей от холода пастве:

— Я сильно подозреваю, что для кой-кого из вас напев церковных колоколов значит не многим больше, чем блеяние овцы или мычанье коровы… Но когда родился Христос, весь мир был переписан в документы, в том числе и норвежцы, сколь ни были они тогда сбиты с толку, и арапы, и русичи, и трэли, и конунги… А отсюда явствует, что Сам Господь вписал имена избранных Своих в Книгу жизни! И не случайно родился Христос в Вифлееме, ибо слово это означает «дом хлеба», а Сам Господь сказал: Я есмь хлеб живой, сошедший с небес…

Гесту эти слова понравились, они нахлынули на него с тем же рокочущим шумом, как стихи или истории. А когда паства причастилась таинства евхаристии, вкусила от тела Господня, Эйстейн сказал ему, что сейчас они пойдут в дом Кнута и подождут там, клирик хочет с ними поговорить.

Было уже далеко за полночь, ясно и очень морозно. Эйстейн разжег огонь в очаге, поставил на стол еду. Вскоре пришел Кнут и, устремив горящий взгляд на Геста, сказал:

— Христос прямо с креста сошел во ад к умершим. Он распахнул огромные железные врата, попрал пятою сатану и оковал его огненными цепями. Засим простер Он руку Свою над всеми праведными душами из всех времен и всех народов и вывел их из царства мертвых, как я много раз тебе рассказывал, только ты не слушал. Но дело в том, что Он еще и даровал людям свободную волю, а стало быть, поставил их превыше ангелов, у коих нет иной воли, кроме воли Господа, и сделал так, чтоб был мир меж ними, мир меж теми, понятно, что обладают доброю волей, вот и хочу я спросить тебя, Торгест сын Торхалли, есть ли у тебя добрая воля.

Клирик прищелкнул языком, словно желая удостовериться, что слова его имели надлежащий вкус, но ответа явно не ожидал, поскольку тотчас взглянул на еду, выставленную Эйстейном, взял ломоть хлеба, полюбовался им, ровно откровением, и сказал, что теперь Гест может задать ему вопрос.

Гест недоуменно воззрился на Кнута. Никаких вопросов у него не было, и он лишь пробормотал, что месса вышла на славу, в особенности же ему запало в память сказанное Кнутом про слова, которые могут означать и то, что означают, и совсем другое…

— Ладно, ладно, — нетерпеливо перебил клирик, отправляя в рот кусочек хлеба. — Вопрос у тебя есть. Подумай хорошенько.

Гест надолго задумался, потом обронил:

— Убийца моего отца был с тобой одной веры.

Кнут священник перестал жевать, бросил на него то ли оживленный, то ли ободряющий взгляд: не превратит ли он эту фразу в вопрос? Гест сказал, что слыхал в дружине стихи Эйвинда Погубителя Скальдов, сына Финна, в которых речь шла о сынах Эйрика Кровавой Секиры,[34]убивших первого конунга-миссионера в Норвегии, Хакона Воспитанника Адальстейна; эти убийцы тоже были христианами, а вдобавок конунг приходился им родным дядей по отцу.

Кнут священник в свою очередь задумался.

— Злоупотребление словом Божиим старо, как сама вера, — наконец проговорил он, — то бишь старше, чем весь род, Прекрасноволосого?[35]Есть настоящие христиане и ненастоящие, сиречь обманщики и еретики…

Однако Гест перебил его и заявил, что не позволит ни осенить себя крестным знамением, ни тем паче крестить (коли Кнут клонит к этому), пока не получит надежных доказательств милосердия и мудрости Белого Христа.

К его удивлению, и Эйстейн и Кнут сказали, что он имеет на это полное право.

— Но теперь ты слышал слова, — усмехнулся Кнут и хлопнул себя по ляжкам, как бы подводя итог.

Гест заметил, что Эйстейн улыбнулся, а это не сулило ничего хорошего.

Кнуту священнику было под тридцать, небольшого роста, стройный, с непокорными светлыми волосами и живыми, улыбчивыми глазами, которые постоянно смотрели вниз или в сторону, словно он боялся, что его застигнут врасплох. Руки он всегда прижимал ладонями друг к другу, будто молился, или потирал одну о другую, или, может, почесывал длинным ногтем, — в общем, руки у него всегда были сплетены, как враги, которые не в силах держаться на расстоянии, и Гест подумал, что это первая симпатичная черта, обнаружившаяся у загадочного клирика.

Всего две недели спустя ярл послал Эйстейна с двумя кораблями вдоль побережья на юг, собирать ополчение, и Гесту довольно долгое время пришлось жить у клирика, который днем никуда его не отпускал: то он колол дрова для дома, то обихаживал лошадей и свиней, то помогал старому конюху истреблять крыс да мышей в амбаре с зерном.

Вдобавок он хочешь не хочешь слушал бесконечные Кнутовы речи, кое-что тот читал вслух по книгам и сразу переводил, кое-что цитировал по памяти, иные жития мог повторить слово в слово, и книг у Кнута в сундуке было изрядное количество, благодаря долгой и смиренной службе у конунга Олава: проповеди Папы Григория, «Собеседования» Кассиана,[36]составлявшие источник вечных диспутов меж Кнутом и Асгейром, священником церкви Святого Климента. Были там и собственные Кнутовы извлечения из «De civitate Dei»[37]и «Historia ecclesiastica»,[38]в особенности же он дорожил «Gemma animae»[39]Гонория, полученной при рукоположении от архиепископа Бременского. Там подробно описывалось, что должно иметь на мысли служителям веры, когда воздвигают они дом Господень на непаханой земле: угловые столпы церкви суть четыре евангелия, северная и южная стена — евреи и языческие племена, Бог Отец — передняя стена, соединяющая сии враждебные племена, алтарь — Христос, сиречь любовь в высочайшем ее достоинстве, пол — смирение, а потолок — последняя надежда и для верующих, и для Геста, и для вконец заблудших.

Сейчас в Кнутовой церкви недоставало лишь одной торцевой стены, ее заменял побуревший парус от кнарра, не пускавший внутрь ветер и снег. Гест твердил, что недостает аккурат Бога Отца, связующего звена меж христианами и язычниками, и сказал клирику, что может возвести эту стену, вместо того чтоб слоняться по пятам за старым конюхом, у которого ровно столько работы, сколько он может сделать своими руками.

Кнута Гестовы насмешки сердили, да и бревен у него не было, и как знать, придется ли по нраву ярлу и его непредсказуемым приспешникам достроенная церковь, вон как они помыкают Асгейром и его армянскими братьями — что ни крестины, то риск для жизни.