Читать книгу "Музыка горячей воды - Чарльз Буковски"

У Марджи было одно развлечение. В соседний дом въехала новая пара. Только едва ли они были парой. Он на 20 лет старше женщины, бородатый, могучий, свирепый и, судя по всему, полубезумный. Урод, а не мужчина, всегда либо навеселе, либо с похмелья. Женщина, с которой он жил, тоже была не подарок — хмурая, равнодушная. Спит на ходу. Оба как-то друг к другу привязаны, однако такое ощущение, будто они смертельные враги. Постоянно ссорятся. Первым Марджи обычно слышала женский голос, затем — вдруг и громко мужской, и мужчина при этом всегда орал непристойные гнусности. Иногда следом билось стекло. Хотя чаще было видно, как мужчина уезжает на своей древней колымаге, и в округе наступала тишина — дня на два, на три, до его возвращения. Дважды его забирала полиция, но он неизбежно возвращался.

Однажды Марджи увидела его снимок в газете — мужчина оказался поэтом Марксом Реноффски. О его творчестве она слыхала. На следующий день Марджи отправилась в книжный магазин и скупила все его книжки, какие были. После обеда она мешала его поэзию со своим бренди, а вечером, когда стемнело, забыла поиграть ноктюрны Шопена. По некоторым стихам о любви она поняла, что он живет со скульпторшей Карен Ривз. Марджи почему-то стало не так одиноко, как раньше.

Дом принадлежал Карен, вечеринки там шли одна за другой. Когда музыка и хохот звучали громче всего, Марджи неизменно наблюдала, как этот огромный бородатый Маркс Реноффски выходит из дому на задний двор. Он садился один с бутылкой пива в лунном свете. Тогда Марджи вспоминала его стихи о любви и жалела, что не знакома с ним.

В пятницу вечером, через пару недель после того, как Марджи купила его книги, до нее донеслась их громкая ссора. Маркс пил, и голос Карен звучал все пронзительней.

— Слушай. — Это был голос Маркса. — Когда я, блядь, захочу выпить, я, блядь, возьму и выпью!

— Большего урода я в жизни своей не знала! — Голос Карен.

Потом какая-то возня. Марджи выключила свет и прижала нос к оконному стеклу.

— Черт бы тебя побрал, — услышала она Маркса. — Ты на меня кидаешься, так сейчас получишь!

Маркс выскочил на крыльцо с пишущей машинкой. Не портативной — обычная модель, и Маркс тащил ее, ковыляя по ступенькам, несколько раз чуть не упал.

— Я выкину твою голову, — орала Карен. — Я выбрасываю твою голову!

— Валяй, — ответил Маркс- Прямо на помойку. Марджи увидела, как Маркс загрузил машинку в свой автомобильчик, а с крыльца вылетел крупный тяжелый предмет — очевидно, голова — и приземлился у Марджи на газоне. Отскочил и упокоился у большого куста роз. Маркс уехал. В доме Карен Ривз погас свет, и наступила тишина.

Когда наутро Марджи проснулась, на часах было 8.45. Она свершила туалет, поставила вариться два яйца и выпила кофе с капелькой бренди. Подошла к переднему окну. Большой глиняный предмет по-прежнему лежал под розовым кустом. Марджи вернулась в кухню, вытащила яйца, остудила их под холодной водой и почистила. Села есть с последней поэтической книжкой Маркса Реноффски — «Опять двадцать пять, я люблю себя». Открыла где-то на середине:

о, у меня эскадроны боли

батальоны и армии боли

континенты боли

ха, ха, ха

и

у меня есть ты

Марджи доела яйца, добавила две капельки бренди во вторую чашку кофе, выпила, надела брюки в зеленую полоску, желтый свитер и — так в 43 выглядела Кэтрин Хепберн — сунула ноги в красные сандалии, после чего вышла во двор. Машины Маркса на улице не было, а в доме Карен стояла тишина. Марджи подошла к розовому кусту. Лепная голова лежала под ним лицом вниз. Сердце Марджи забилось сильнее. Она подняла ногу и перекатила голову — с земли на нее глянуло лицо. Определенно Маркс Реноффски. Марджи подняла Маркса и, бережно прижимая к бледно-желтому свитеру, унесла в дом. Поставила его на пианино, затем смешала себе бренди с водой и, пока пила, сидела и смотрела на голову. Корявый Маркс и уродливый, но очень настоящий. Карен Ривз — хороший скульптор. Марджи была благодарна Карен Ривз. Она еще поразглядывала Маркса — по голове все было видно: доброту, ненависть, страх, безумие, любовь, лукавинку, но главное — любовь и лукавинку. В полдень, когда в эфир вышла станция КСУК с классикой, Марджи сделала погромче и принялась пить с подлинным наслаждением.

Около четырех, по-прежнему под бренди, она с ним начала разговаривать:

— Маркс, я вас понимаю. Я могла бы подарить вам истинное счастье.

Маркс не ответил — он лишь стоял у нее на пианино.

— Маркс, я читала ваши книги. Вы — чувствительный и одаренный человек, Маркс, — и очень забавный. Я вас понимаю, милый. Я не такая… как та, другая женщина.

Маркс продолжал ухмыляться, глядя на нее щелочками глаз.

— Маркс, я могла бы играть вам Шопена… ноктюрны, этюды.

Марджи села за пианино и заиграла. Вот он, Маркс. Ведь ясно же — он никогда не смотрит футбол по телевизору. Вероятно, наслаждается Шекспиром, Ибсеном и Чеховым по Каналу 28. И, как и в своих стихах, он замечательный любовник. Марджи налила себе еще бренди и продолжила играть. Маркс Реноффски слушал.

Когда концерт окончился, она посмотрела на Маркса. Ему понравилось. Марджи точно знала. Она поднялась. Голова Маркса была прямо перед ней. Марджи подалась вперед и легонько его поцеловала. Отстранилась. Он ухмылялся, он восхитительно щерился. Она опять приникла губами к его рту и подарила ему медленный страстный поцелуй.

Наутро Маркс по-прежнему стоял на пианино. Маркс Реноффски, поэт, современный поэт, живой, опасный, милый и чувствительный. Марджи выглянула в окно. Его машины еще нет. Держится подальше. Он держится подальше от этой… стервы.

Марджи повернулась и заговорила с ним:

— Маркс, вам нужна хорошая женщина. Она зашла на кухню, поставила вариться два яйца, добавила в кофе капельку бренди. Мурлыкала себе под нос. День был похож на вчерашний.

Только лучше. Ей было лучше. Она еще почитала стихов Маркса. И даже сама написала стихотворение:

эта божественнейшая случайность

свела нас

вместе

хотя ты — глина

а я — плоть

мы соприкоснулись

мы как-то соприкоснулись

В четыре позвонили в дверь. Марджи подошла и открыла. Там стоял Маркс Реноффски. Он был навеселе.

— Лапа, — сказал он, — мы знаем, что голова у тебя. Что ты собираешься делать с моей головой?

На это Марджи не смогла ему ответить. Маркс протолкнулся мимо нее в дом.

— Ладно, где эта чертова дрянь? Карен хочет ее обратно.

Голова стояла в музыкальной комнате. Маркс походил по дому.

— Ничего у тебя тут. Живешь одна, а?

— Да.

— А че такое, мужиков боишься?

— Нет.

— Слушай, когда Карен меня в следующий раз вытурит, я к тебе завалюсь. Лады?