Читать книгу "Нефритовый трон - Наоми Новик"

— Не надо было увозить его так далеко от дома, — тихо заметил Отчаянный. — По-моему, он просто несчастный.

— Какая разница, в канадском загоне сидеть или в нашем? — Мессория расправила крылья, помогая своим портупейщикам. — Во всех питомниках одинаково скучно, если не считать той работы, для которой их и придумали. — Лоуренса немного покоробило от ее откровенности; Мессория, тридцати лет, была намного старше Отчаянного.

— Тоже не очень-то интересно. — Отчаянный снова улегся на палубу. — Как ты думаешь, меня китайцы тоже запрут в питомнике?

— Уверен, что нет. — Про себя Лоуренс твердо решил, что не даст обречь своего подопечного на подобную участь, что бы там ни думал по этому поводу сам император. — Они не устраивали бы такого шума, если бы хотели только это.

— Подожди, пока сам не попробуешь, — снисходительно проронила Мессория.

— Полно развращать молодежь. — Саттон добродушно хлопнул ее по боку, подергал сбрую. — Ну, кажется, все готово. Еще раз до свидания, Лоуренс. — Они обменялись рукопожатием. — Полагаю, что пережитых волнений вам хватит на всю поездку — желаю впредь менее бурных дней.

Трое маленьких драконов поднялись, едва шелохнув «Верность», и перелетели на «Вильгельма Оранского». Теперь в сбрую облачали Лили и Максимуса, а Харкорт и Беркли прощались с Лоуренсом. В конце концов все звено переместилось на «Вильгельма», и Отчаянный снова остался совсем один.

Райли тут же отдал команду поднять паруса. Ост-зюйд-ост был не слишком силен, и на «Верности» поставили даже лисели, одев ее в нарядное белое платье. На «Вильгельме» выпалили из пушки, Райли ответил тем же, и оба транспорта разошлись под прощальные крики «ура».

Максимус и Лили, как и пристало молодым, сытно поевшим драконам, отправились полетать. Долго еще было видно, как они гоняются друг за другом в облаках над «Вильгельмом». Когда они стали величиной с птиц, Отчаянный тихонько вздохнул и свернулся клубком.

— Теперь мы, наверное, долго их не увидим.

Лоуренс положил руку на его стройную шею. Это прощание получилось каким-то более окончательным. Ни суеты, ни предчувствия новых приключений, ожидающих впереди. Лишь притихшие, занятые своим делом матросы да пустые мили синего океана — неверная дорога в еще более неверное будущее.

— Время пройдет быстрей, чем ты думаешь, — сказал Лоуренс. — Давай-ка мы с тобой почитаем.

Часть вторая

Глава 6

В самом начале плавания погода дарила их той особой ясностью, какая бывает только зимой: темно-синее море, на небе ни облачка. Чем больше они продвигались на юг, тем теплее делалось. Поврежденные реи и паруса заменялись новыми, и «Верность» день ото дня прибавляла ходу. За все время они заметили вдали только пару торговых судов, да высоко в небе пролетел однажды курьерский дракон. Это наверняка был сизарь, летун на большие расстояния, но даже Отчаянный не смог разглядеть, знаком тот ему или нет.

Китайские солдаты явились назавтра же после соглашения, с раннего утра, и намалевали на палубе широкую полосу, отделив ее часть с левого борта. Оружия при них, насколько можно было заметить, не было, но караул они несли исправно, сменяясь по трое. Авиаторы уже знали о ссоре, происходившей довольно близко от кормовых окон, и к присутствию часовых отнеслись крайне неодобрительно. На китайцев более высокого звания все и вовсе смотрели волком, не отличая одного от другого.

Лоуренс, однако, понемногу стал различать их — особенно тех, кто часто поднимался на палубу. Молодые люди радовались прогулкам и становились у самого борта, подставляя себя под брызги. Один, Ли Хонлин, был особо бесстрашен и пытался лазить по вантам, как мичман, хотя его костюм для этого мало годился. Длинный подол путался в канатах, полусапожки на толстой подошве не давали опоры в отличие от босых ног или тонких матросских башмаков. Соотечественников тревожили его экзерсисы, и они громко призывали его обратно на палубу.

Все прочие гуляли гораздо степеннее. Они часто усаживались на табуреты, которые приносили с собой, и беседовали, чередуя нисходящие интонации с восходящими. Лоуренс, хотя и не понимал ничего, чувствовал, что большинство из них не питает сильной вражды к британцам. Они всегда кланялись и держались учтиво — с виду, во всяком случае.

Только при Юнсине они меняли свое поведение и делали вид, будто здесь нет никого, кроме них. Но принц совершал прогулки нечасто, довольствуясь своей просторной каютой с большими окнами. Приходил он, видимо, лишь для того, чтобы посмотреть на Отчаянного. Тот еще не совсем поправился и спал почти круглые сутки, не зная, что происходит вокруг него.

Лю Бао и вовсе носа не казал из каюты с тех самых пор, как сел на корабль, хотя размещался на полуюте и до оговоренного участка ему было рукой подать. Еду ему носили слуги; через них же, видимо, Лю Бао и принц обменивались записками.

Шун Кай, напротив, проводил на палубе почти все светлое время дня, выходя туда после каждой трапезы. В случаях появления Юнсина он отвешивал принцу официальный поклон и держался в стороне, почти с ним не разговаривая. Предметами его интереса были устройство корабля и корабельная жизнь, особенно же артиллерийские стрельбы.

Последние Райли вынужден был сократить по настоянию Хэммонда, чтобы не беспокоить лишний раз принца; расчеты проделывали нужные манипуляции, не доводя дело до выстрелов, и лишь изредка разражались грохотом. Шун Кай, даже если он в ту пору отсутствовал, выходил, как только начинал бить барабан, и пристально наблюдал за учениями, ни разу не поморщившись при пальбе и откатах. Становился он так, чтобы никому не мешать — на драконьей палубе тоже было несколько пушек, и канониры взбегали туда. После второго или третьего раза они уже перестали обращать на него внимание.

В свободное от учений время он рассматривал пушки вблизи. Тяжелые сорокадвухфунтовые, с короткими стволами карронады драконьей палубы не обладали точностью длинноствольных орудий, зато и откат у них был меньше, поэтому много места они не требовали. Особенно восхищал Шун Кая неподвижный лафет, по которому двигалось взад-вперед чугунное дуло. За работой матросов и авиаторов он тоже следил во все глаза, не считая это, видимо, дурным тоном. Не меньший интерес вызывал у него сам транспорт — мачты, паруса и в первую очередь корпус. Лоуренс не раз видел, как он смотрит сверху на белые очертания киля и делает мелом наброски на палубе.

Вопреки всему своему наружному любопытству, общительным он не выглядел, и причиной тому был не только его чужеземный облик. В нем ощущался скорее инженер, чем ученый-энтузиаст. Хэммонд пару раз подъезжал к нему и был встречен учтиво, но прохладно. Лоуренс со стороны ясно видел, что китаец совсем не рад обществу дипломата — хотя раздражения Шун Кай не выказывал и при разговоре с Хэммондом всегда носил маску вежливого внимания.

Пример Хэммонда говорил о том, что навязываться этому человеку не следует. Шун Каю, бесспорно, пригодился бы гид, сведущий в морском деле, но такт и языковой барьер в равной мере побуждали Лоуренса ограничиваться пассивными наблюдениями.