Читать книгу "Досье генерала Готтберга - Виктория Дьякова"

Одевшись модно, как и положено молодой вдове богатого человека, я появилась на улицах Варшавы под своим именем — княгини Белозерской. Для того чтобы весть о моем появлении достигла ушей Бориса Борисовича, не потребовалось много времени: князь привык жить и действовать широко, агентов у него было много, вся Варшава была буквально наводнена ими. Конечно, они не пропустили появление нового лица, тем более с такой громкой фамилией.

Однако Варшава готовила мне встречу не только с Борисом Борисовичем, случайно разговорившись с кавалерийским прапорщиком, я узнала, что бывший унтер Василий Лопатин, который помог мне бежать от Каретникова, все-таки добился возвращения в строй и погиб при обороне Перекопа. Сам же Каретников все-таки был пойман кавалеристами Котовского и повешен. Так бесславно закончился путь бывшего ротмистра генерала Шкуро, уехавшего, к слову, в Париж.

Судя по всему, князь Борис Борисович был крайне удивлен, что молодая княгиня Белозерская жива. Конечно, он не мог оставить без внимания тот факт, что дезинформация, которую он отправил со мной красным, не достигла цели. Это могло означать: либо его посланница вообще не добралась до места назначения, либо Дзержинский оказался умнее, чем Борис Борисович думал. Однако угодила ли я в лапы чекистов, Шаховской доподлинно не знал. Как выяснилось позднее, его агент, которому было поручено проследить за мной, потерял меня из вида примерно за полквартала от дома, а ближе сунуться побоялся. Потому узнав о моем появлении в Варшаве, Шаховской первым делом подумал, что я попросту не доставила письмо его приятелю. Возможно, что-то спугнуло меня, что-то не срослось, как планировал князь — но почему тогда я не вернулась к нему в гостиницу? Ведь он, казалось, обаял меня настолько, что «куда она денется» — и только. Он полагал, что я бы обязательно прибежала назад, «куда еще ей бежать»? Оказалось, есть куда. Позднее, когда Шаховской уже был арестован, стало известно, что он допрашивал в Крыму Лопатина — известно ли тому что-то о моих связях, чего не знал князь Борис Борисович. Досталось даже генеральше Аксаковой, устроившей меня в госпиталь. Она упала в обморок, узнав, что с ней хотят «побеседовать» люди из разведки. Проявив но обыкновению настырность, Борис Борисович собрал все возможные справки, после чего пришел к заключению, что я попалась красным. Это его вполне устраивало: главное дело сделано — денежки в Швейцарии дожидаются его, и никто другой на них претендовать не может.

В благодушном убеждении, что избавился от меня навсегда, князь Шаховской пребывал чуть больше года. Мое появление в Варшаве явилось ему как гром среди ясного неба. Неужели испуганная, неуверенная в себе девица, поддавшаяся обольщению, попросту сбежала от него в Одессе? Он не мог поверить в это, — князь никогда не ошибался, особенно по части психологии. Он даже предположил, что я — самозванка, что-то вроде княжны Таракановой, выдававшей себя за царскую дочь. Вариант, что Дзержинский оставил меня в живых и теперь использует в борьбе с ним, князь Борис Борисович не допускал. Он был невысокого мнения о Феликсе и уж тем более — не в грош не ставил мои способности. К своему несчастью, Шаховской плохо знал не только меня, но и законы физики. Если пружину сжать слишком сильно — она распрямится, и весьма резко.

Меня загнали в угол, и я стала яростно бороться за жизнь, и потому князю Борису Борисовичу стоило поостеречься. Некоторое время Шаховской наблюдал за мной при помощи своих шпиков, дабы убедиться, что я — это я, а не подставное лицо. Алексей Петровский сразу же сообщил мне о слежке. Но это вполне входило в наши планы. Ведь Шаховской выползет из укрытия, если убедится, что перед ним — Екатерина Белозерская и его вожделенным денежкам снова возникла угроза. Потому я вела себя естественно, демонстрируя столь милую сердцу князя наивность — не замечая шпиков, шнырявших за мной. В конце концов он убедился и… забеспокоился. Однажды в кофейне на Маршалковской ко мне подсел человек с весьма непримечательной внешностью. Стараясь говорить вполголоса, он сообщил, что один «старый и добрый друг» желает со мной увидеться и настоятельно просит явиться вечерком по адресу… Адрес оказался в одном из предместий Варшавы, как Раз там, где, как мы знали, укрылся князь Шаховской и его помощники. Конечно, я сразу поняла, о ком идет речь, но виду не подала. Казаться умной не входило в мои намерения. Для Шаховского я должна была оставаться прежней — иначе вся игра была бы окончательно поломана, даже и не начавшись. Поэтому я разыграла удивление.

— Знакомый? Позвольте узнать имя?

Агент, поелозив на стуле, наклонился ко мне:

— Ли-ва-нов, — проговорил он тихо, по слогам. — Помните? Подполковник Ливанов.

— Ах, Ливанов! — я с трудом подавила усмешку: я не сомневалась, что настоящей фамилией Борис Борисович не назовется. Коли игра продолжается — надо следовать правилам, установленным им самим. Он — Ливанов? Прекрасно.

— О, я потрясена, — я прижала руки к груди и очень постаралась, чтобы глаза увлажнили слезы. — Как я скучала о нем, как волновалась! Я обязательно буду, так и передайте, так и передайте, — я долго трясла руку агента, выражая ему признательность, так что он даже начал озираться, мечтая поскорее отвязаться от меня. Наконец я его отпустила. Прижала платок к влажным глазам, а сама незаметно дала знак Петровскому.

Алексей вышел за агентом и проследил его путь: как мы и думали, он прямиком направился к Борису Борисовичу. Зная теперь о Шаховском гораздо больше, чем прежде, я предполагала, — и мои помощники согласились со мной, — что из Яблонской краины, где князь назначил мне встречу, мне уже не вернуться живой. По сведениям, собранным чекистами, в хорошо укрепленном на случай штурма города доме Шаховской собрал никак не меньше пятидесяти своих приспешников, все кадровые офицеры царской разведки. Идти туда — означало верную гибель. Но не пойти — сорвать всю операцию. Все усилия — зря. Более того, Шаховской поймет, что дело нечисто и сгинет, как с ним бывало не раз. Он очень чутко ощущает опасность, его спугнуть — и можно надолго позабыть о намерении свести счет с этим мерзавцем. В следующий раз он выплывет нескоро и неизвестно где. Вполне вероятно, в Южной Америке, у него обширные связи по всему миру. Потому, посовещавшись, мы решили, что я все-таки пойду в Яблонскую краину. Одна, так как наверняка меня будут вести от самой гостиницы. Тем временем Петровский и Кондратьев должны были организовать захват здания. Для этого предполагалось использовать силы польских подпольщиков, которых ЧК тайно снабжало оружием все последнее время. Два отряда активистов поступали под команду посланцев из Москвы. Последствий нападения никто не боялся — всем заинтересованным лицам сообщили, что Михаил Тухачевский уже получил приказ: сразу после захвата Шаховского начать наступление на Варшаву. Так что белым станет не до своего начальника, ноги надо будет уносить, и поскорее.

Однако придумать план легко — выполнить его куда как сложнее. Направляясь с первым своим в жизни поручением ВЧК, я очень волновалась. В отличие от «прогулки» по Экиманке, я знала, что здесь меня ожидает враг, серьезный, опытный хищник, одолеть которого без посторонней помощи мне едва ли по силам. А если помощь не придет? Если агенты Шаховского заметят перемещения подпольщиков и предупредят его? Он сбежит, но меня не возьмет с собой и красным не оставит, а значит — убьет. «Впрочем, он меня и так убьет, — с грустным сарказмом рассуждала я. — Иначе для чего он меня позвал в свое логово. Там все произойдет тихо и незаметно, и даже тела никто не обнаружит».