Читать книгу "Часы времени - Василий Акулов"

— Матушка… — произнесла Марфа Семеновна со слезами на глазах. — И братья мои.

— У вас были братья? — удивленно спросила Диана.

— Да, но погибли в Великую Отечественную на фронте, — женщина смахнула слезу, — и мама тоже погибла.

Девочка положила одну руку на плечо сразу поникшей женщины. Она совсем не знала, что надо говорить в таких случаях, поэтому просто молчала.

ГЛАВА VIII КАК НАЙТИ СОКРОВИЩА?

Вечером того же дня, простившись с Марфой Семеновной, ребята зашли за Максимом и решили пойти прогуляться к церкви и посмотреть на ее ограду, чтобы примерно вычислить, под каким столбом двое бандитов спрятали свою сумку. Воронцов с нетерпением ожидал друзей у себя дома.

— Почему так долго? — спросил он.

— Задержались у бабушки, — сказала Диана, — между прочим, мои ключи нашлись.

— Прекрасно. И где они были?

— Представляешь, — сестра позвенела связкой перед носом у брата, — их нашла Марфа Семеновна и до сих пор хранила — целых восемьдесят пять лет.

— И она их тебе отдала? — поинтересовался Максим.

— Мы все ей рассказали. — Фомичев первый сообщил эту важную новость.

— Все?

— Да, абсолютно, — кивнула Диана, — про часы, про перемещения. Мы даже с ней летали в прошлое.

— Невероятно. Ты смеешься надо мной? — недоверчиво спросил Макс.

— Ничуть. Говорю тебе правду.

Воронцов посмотрел на Полину и Артема. Те сохраняли полное спокойствие и многозначительно помалкивали.

— Ну, вы даете! — Ничего другого брат сказать не сумел.

— И как она отреагировала на это?

— Сначала не верила, — начал объяснять Фомичев, — а потом, когда вернулась из путешествия, очень нас благодарила и все твердила, что мы дали ей исключительный шанс, что она нас никогда не забудет. Потом она еще говорила, что раньше думала, ее жизнь практически закончена, а теперь появился смысл. Ничего, конечно, не изменилось, просто что-то переосмыслилось. Марфа Семеновна много чего нам толковала, только я всего не помню.

— Просила, чтобы мы ее не забывали и приходили в гости. И тебя звала, — прибавила Поля.

— А я тут при чем? — удивился Максим.

— Ты брат Дины.

— Ох! Какое счастье! Мне теперь из-за этого посещать престарелых бабулек?

— Никто тебя не заставляет, — сказала Диана, — просто предложили.

— Давай, собирайся, пойдем искать твой столб, — Фомичеву надоело вести этот разговор в коридоре, — а то совсем поздно будет.

Воронцов не заставил долго себя ждать. Он быстро оделся, и стайка подростков вышла во двор. Они шли по темной улице и ежились от пронизывающего ветра. Было ощущение, что должен начаться дождь.

— Ты хоть помнишь это место? — спросил Артем, пряча голову в плечи.

— Примерно. Я стоял с правого бока от входа в церковь и наблюдал, — ответил Максим. — Сейчас придем на место — посмотрю.

— А вдруг там изменилось что-нибудь? — предположила Поля. — Как тогда искать будем?

— А вообще, дорогие мои, — сказала Диана, — не мешало бы сначала в музей наведаться.

— А кто туда пойдет? — спросил Артем.

— Если очень хочешь, то мы можем уступить тебе это право, — хихикнула Полякова.

— Ну уж нет, — запротестовал Фомичев, — я не люблю всякие там музеи, мне от них плохо становится.

Вот с такими разговорами ребята наконец добрались до площади, на которой стоял храм. Все сразу остановились, подняли головы и, не сговариваясь, посмотрели на колокола.

— Что бы с нами было, если бы не они? — спросила Воронцова, ни к кому не обращаясь.

— Что-нибудь прекрасное, — ответил Фомичев.

— Попали бы куда-нибудь на Средиземное море, купались и загорали — придумали бы чем заняться, а мы как дураки разбираемся: упал ли колокол да на кого.

— Умеешь ты, Артем, все испортить, — упрекнула его Полина, — к чему тебе море, когда еще наши отечественные тайны не раскрыты?

— Если они стоящие, то можно и пораскрывать, — усмехнулся мальчик. — Ну что, где наши бриллианты?

Максим пошел ко входу и дальше по тому пути, как он это проделывал в прошлом. Вся стайка молча двинулась за ним.

— Хорошо, что я видел все это два дня назад, — сказал Воронцов, — если бы прошло восемьдесят пять лет, то я бы точно не вспомнил, где что лежит.

— А сейчас помнишь? — с надеждой обратилась к нему сестра.

— Да, — просто ответил Макс, — если ничего здесь не менялось, то вон под тем столбом два мужика и закопали свой саквояж. Только мне кажется, что это как-то далеко.

Максим показал рукой на столб, который был самым крайним в ограде. Он вообще был еле виден, так зарос кустами и деревьями.

— Хорошо, что сейчас не лето, — вставила Поля, — а то в листве мы ничего бы не увидели.

— Точно, — согласился Максим, — даже среди кустов мало что разглядишь.

— Значит, ты уверен, что это тот столб? — допытывался Фомичев.

— Кажется.

— То да, то нет — тебя не поймешь, — проворчал Артем.

— Просто у меня такое ощущение, что ограда была ближе, что ли. Не пойму сам.

— Ладно, знаете что, мне кажется, что если прийти сюда ночью, то можно спокойно копаться, только не толпой, конечно, — сказал Артем. — Никто нас не заметит.

— Наверное, Фомичев прав, — согласилась Диана, — саму церковь действительно трудно подрыть, а этот столб в отдалении — можно.

— Но именно ночью, — оглянулась по сторонам Поля, — сейчас иногда люди проходят, а надо, чтобы никого не было.

— А как мы выберемся сюда ночью? — спросил Артем. — Вряд ли родители нас отпустят.

— Насчет родителей надо продумать — это раз, сходить в музей — это два, — сказала Воронцова, — а в-третьих, начинается дождь, идемте по домам, не хватало нам еще простыть. В школе все обговорим.

— Завтра выходной, — напомнила Полина.

— Тем лучше. Сбор в десять в парке. Всех устраивает?

— Неужели мы сейчас вот так просто уйдем? — спросил Фомичев. — Может, сокровища почти на поверхности — до них рукой подать, а мы вот так развернемся… и уйдем?

— Хватит, Артем, — засмеялась Полякова, — ты случайно не заболел золотой лихорадкой?

— Заболел и честно в этом признаюсь.

— Иди домой, — потянула его за рукав Диана, — а то другую лихорадку заработаешь. А нам не хотелось бы тебя терять — еще пригодишься для черных работ.

— Все тебе, Воронцова, смеяться, — Фомичев сделал вид, что обиделся, — и не видишь ты во мне, голубушка, человека, только какого-то чернорабочего. А у меня, между прочим, душа чистая и нежная.