Читать книгу "Одно лето - Нора Робертс"

Шейд говорил тихо и совершенно спокойно, а в его глазах пылала страсть. Его слова испугали Брайан сильнее, чем пламя желания.

— Я не готова к этому, — едва смогла произнести она, отодвигаясь назад.

Желание вспыхнуло с новой силой, и вместе с ним к Шейду пришла злость. Он сделал над собой неимоверное усилие и смог взять чувства под контроль.

— То есть ты не хочешь меня?

— Нет. — Запахивая рубашку, Брайан замотала головой. И когда так успело похолодать? — Нет, хочу. И глупо это отрицать.

— Отказываться от того, чего мы оба хотим, тоже глупо.

— Я ни в чем не уверена. Здесь нельзя рассуждать логически, Шейд. — Она встала, собрала одежду и прижала ее к груди. — Я не могу думать о том, что случилось, как ты, рассуждать и систематизировать. Если бы могла, все было бы иначе. Но я не могу, я опираюсь только на чувства и интуицию.

Шейд встал. Он был убийственно спокоен. Самообладание вернулось, и он снова добровольно вошел в тюрьму, которую сам для себя создал.

— И?

Брайан дрожала. Не то от того, что холод жег изнутри, не то от ночной свежести.

— И моя интуиция говорит, что мне нужно больше времени. — По лицу Брайан и красноречивому взгляду было ясно, что она говорит искренне. — Может, я хочу, чтобы это случилось. Может, я боюсь того, что так сильно хочу тебя.

Слово «боюсь» Шейду не понравилось. Оно будто делало его ответственным за все происходящее, и он почувствовал, что должен защищаться.

— Я не хотел сделать тебе больно.

После паузы Брайан немного успокоилась. Дыхание стало ровнее, но сердце все еще билось слишком часто. Может, Шейд об этом и не знал, но он сам дал ей возможность отдалиться от него. Теперь она могла смотреть на него без опаски, мысли прояснились.

— Я знаю, что не хотел, однако сделал. А я панически боюсь шрамов. Возможно, в эмоциональном плане я трусиха. Это, конечно, не самая приятная мысль, зато истинная. — Она со вздохом поправила волосы. — Шейд, наше путешествие продлится еще два месяца. Я не могу позволить себе провести такое количество времени, страдая из-за тебя. А мои инстинкты подсказывают: ты, пусть и сам того не желая, можешь причинить мне боль.

«Она знает, как загнать мужчину в угол», — с тоской подумал Шейд. Он мог бы надавить и избавиться от кома в груди, возникшего из-за Брайан, но тогда, скорее всего, еще долго слушал бы ее упреки. Всего несколько слов понадобилось ей, чтобы он снова ощутил, как давит груз ответственности.

— Иди в фургон. — Он отвернулся и стал расстегивать рубашку. — Мне надо помыться.

Брайан хотела ему ответить, но поняла, что все уже сказано, пошла к фургону по залитой призрачным лунным светом дорожке.

Глава 7

Пшеничные поля. Вскоре она убедилась в том, что ее представления о Среднем Западе верны. Канзас оказался штатом пшеничных полей.

Кроме полей, во время путешествия по этому штату Брайан поразили степи, до горизонта заросшие золотистой травой. Они были прекрасны. Цвет, текстура, форма, образ. Эмоции. Конечно, попадались и города, в которых чудеса современной архитектуры соседствовали с роскошными домами. Тем не менее суть Америки Брайан видела в зерне, которое колосилось под голубым небом.

Кому-то бесконечные акры колыхавшихся от ветра злаков могли показаться скучными. Но она думала иначе. Горожанка сделала для себя настоящее открытие. В полях не возвышались горы, не сияли башни небоскребов, не петляли шоссе. Ничто не мешало взгляду. Такие же прекрасные, как и каньоны Аризоны, эти бескрайние плодородные просторы дарили покой. Брайан любовалась ими и не переставала удивляться.

Пшеничные и кукурузные поля символизировали сердце страны, ее трудовой пот. Но картинка вовсе не была идиллической. Просматривались насекомые, грязь, запачканная техника. Люди работали на полях, стирая руки и надрывая спины.

В городах Брайан замечала энергию и скорость. На фермах — четкий распорядок, которому позавидовал бы член правления любой крупной компании. Год за годом фермер всего себя отдавал земле и ждал, что она ответит тем же.

Если выбрать правильный ракурс и удачное освещение, можно сфотографировать пшеничное поле так, что оно покажется бесконечным и могучим. В вечерних тенях будет олицетворять спокойствие и непрерывность. Просто трава, просто стебельки, которые растут лишь для того, чтобы их срезали, переработали и использовали, живые и по-своему красивые. И Брайан хотела передать эту красоту так, как сама видела ее.

Шейд в том же самом видел вечную и всем давно известную зависимость человека от природы. Человек сеял зерно, ухаживал за ним, потом собирал урожай, навсегда привязанный к земле. Но не только тракторист, мокрый от пота канзасского солнца, худой от многолетнего труда, зависел от земли. Земля тоже от него зависела. Без человека пшеница станет дикой, какое-то время, возможно, будет процветать, но потом обязательно засохнет и погибнет. Такую вот связь видел Шейд, глядя на поле. Ее-то и хотел запечатлеть.

Несмотря на разницу во взглядах, пожалуй, первый раз с момента отъезда из Лос-Анджелеса Шейд и Брайан снимали вместе. Может, они и не заметили, но теперь чувства, ощущения и желания подталкивали их к одному и тому же.

Эти люди заставили друг друга думать. Как она видит эту сцену? Что он чувствует по поводу кадра? Раньше они рассматривали свои фотографии по отдельности, теперь потихоньку, незаметно стали соревноваться друг с другом, что, несомненно, должно было улучшить результат.

На сутки они задержались в Додж-Сити, полюбоваться торжествами в честь Четвертого июля в классическом городе Дикого Запада. Брайан вспоминала о Уайетте Эрпе, Доке Холидее и других отчаянных головорезах, но потом ее внимание привлек парад, который, по большому счету, мог бы проходить в любом из городов США.

Именно тогда, увлеченная блеском и атмосферой, она спросила у Шейда совета, как лучше снять всадника и его лошадь, Шейд, в свою очередь, сфотографировал крошечную, осыпанную блестками мажоретку, следуя рекомендациям Брайан.

Ни один из них в суматохе не заметил, как шагнул навстречу другому. Они вместе стояли на бордюре, мимо шли участники парада, гремела музыка, мелькали жезлы. Фотографии получились разные. Шейд хотел передать общую атмосферу, Брайан пыталась запечатлеть реакцию отдельных людей. И все же Шейд и Брайан стояли рядом.

Чувства Брайан к Шейду стали намного сложнее и глубже. Когда и почему все изменилось, она не знала. А поскольку чувства у нее всегда отражались на работе, теперь фотографии получались более сложными и интимными. Может, Шейд видел пшеничные поля иначе, но после печати снимков она поняла, что ее кадры произведут не менее сильное впечатление.

Брайан никогда не вела себя агрессивно, это не в ее стиле. Но ей предстояло еще несколько недель путешествовать вместе с человеком, который задел ее как женщину и как профессионала. Этим Шейд пробудил в ней желание соревноваться. И она была намерена обойти его по всем фронтам. Обойти технично, в удобное ей время и свойственной манере. Но время шло, а Брайан все никак не могла понять, можно ли добиться успеха и сохранить Шейда, не потеряв при этом чего-то жизненно важного.