Читать книгу "Сорок дней спустя - Алексей Доронин"

— Пост номер три, доложите обстановку! — ожил полевой телефон, нарушив тишину громовым басом, заставившим их вздрогнуть. Это был Батя. Он же Гробовщик.

Оба других поста находились внизу.

С тех пор как полагаться на радиосвязь стало трудно, сюда для надежности протянули пятисотметровый кабель полевого телефона от самого убежища. Благо еще в первые дни люди успели натащить на склад много полезных при обустройстве вещей.

— Все нормально, товарищ майор, — ответил Мельниченко, скрыв зевок. — Никаких происшествий.

— Хомяк, ты, что ли? — У зама коменданта была хорошая память на лица и голоса. — Волынишь? Смотри у меня. Узнаю, что опять фигней на посту маетесь, надолго там пропишетесь.

— Все в порядке, Сергей Борисович. Я только что с «фишки». Мышь не проскочит.

— Ну-ну. Продолжайте в том же духе.

«Сидит там у себя в тепле, а еще до нас докапывается, — подумал Борис и выругался, облегчив душу. — Почему нельзя поставить на каждый балкон по камере с инфракрасной оптикой, а в кухне монитор?»

К этому времени Петрович и Андрей со своим нештатным грузом должны были миновать бронированные ворота, а значит, из всего убежища только Антон и Борис находились на поверхности. В отличие от остальных, их отделяла от внешнего мира не толща земли, а тонкий слой железобетона сотой серии.

Это место как перевалочный пункт участники спасательно-мародерской операции присмотрели еще на третий день. Но стационарным пост на четвертом этаже неплохо сохранившегося кирпичного дома стал только на восьмые сутки подземной эпопеи. Потеряв крышу и чердак, превратившись из девятиэтажного в восьмиэтажное, здание, тем не менее, выглядело лучше соседних. По крайней мере, оно не кренилось на манер Пизанской башни. Бывший архитектор-проектировщик, которого час «Ч» застал в пробке рядом с убежищем, обследовав его, заключил: «Еще постоит».

Двухкомнатная хрущевка была угловой и имела два балкона, некогда застекленные, а теперь дающие превосходный круговой обзор, тем более что взрывная волна тщательно проредила окрестные дома.

Отгородили и утеплили только коридор и маленькую кухню, окно которой выходило на глухой торец соседнего дома, а значит, не просматривалось ниоткуда. Его заложили кирпичом, тщательно замазали все щели монтажной пеной для тепло- и звукоизоляции. Утеплили и межкомнатные двери, которые вели в «холодные» комнаты. Прежде чем организовать регулярное дежурство, квартиру подвергли обеззараживанию. Выкинули все, где могла скопиться пыль, — подпаленные ковры, постельное белье, чехлы с диванов и кресел. В кухне и коридоре сделали влажную протирку — тщательно, как в больнице, вымыв шваброй пол, стены и даже потолок. Сварили на месте и установили буржуйку. Притащили из соседней квартиры, где хозяин затеял накануне Армагеддона капремонт, мешки с песком и расставили их вдоль внешней стены, что по идее должно было ослаблять идущий снаружи поток излучения.

Прежде чем пройти в кухню, раздевались в коридоре-«предбаннике», не забывая протереть одежду влажной тряпкой. Здесь, в районе Академгородка, зимняя одежда и обувь давали достаточную защиту коже и даже респиратором типа «лепесток» не пользовались давно.

Вроде бы опасаться было нечего. Что бы там ни говорил допотопный радиометр, показания которого они записывали в тетрадь каждый час, от мыслей о гамма-лучах было неуютно, особенно когда ты своими глазами видел последствия их поглощения живой материей.

Последний смертельный случай от лучевой имел место шесть дней назад, хотя свою дозу тот мужик получил много раньше. Уровень радиоактивного заражения в пятнадцати километрах от эпицентра теперь превышал обычный фон промышленного города «всего» в восемь раз.

Но кто сказал, что они застрахованы от болезни? Радиация имеет пакостное свойство накапливаться в костях, клетках крови. Конечно, мутантом с двумя головами не станешь, но заработать лейкемию или рак кожи — запросто.

Свою позицию бойцы оценивали двояко. С одной стороны, их трудно обнаружить, с другой — если все же найдут, деваться некуда. На товарищей надежды мало. Пока они доберутся сюда… если вообще высунут нос из теплого подземелья. А бежать самим… можно было бы, конечно, спуститься через пролом в полу кухни на четвертый этаж, потом вниз по лестнице, наполовину загроможденной мебелью, потом через улицу, практически перекрытую остовами автомобилей. А дальше стометровая пробежка через пустырь — к запасному выходу, ибо два основных задраены и их не откроют быстрее, чем за десять минут. Да и откроют ли, еще вопрос. Вдруг бросят, пожертвовав двумя ради пяти тысяч?

Вот такие думы и не давали воспринимать эти смены как отдых, за который к тому же полагался двойной паек. Одно хорошо: сменялись они часто. Как ни мал был радиационный фон, а все же был, поэтому дежурство длилось всего четыре часа. Сдав пост двум другим бедолагам, можно было вздохнуть с облегчением. В следующий раз ты придешь сюда только через две недели. Целую вечность по меркам убежища. Ну, а пока тянутся часы дежурства, никто не заставит их приклеиться к прибору и таращиться наружу непрерывно.

Вначале, когда кругом было неспокойно и людно, вахту несли по трое. И в карты можно было перекинуться, и просто потрепаться за жизнь. Хотя внезапное появление под окнами вооруженной группы в двадцать бойцов, меняющей дислокацию, серьезно взвинчивало нервы. Случалась снаружи и стрельба, но всякий раз в отдалении. На пост еще ни разу не нападали. Позднее личный состав поста был усечен до двух человек, по поводу чего ходило немало сальных шуточек. Интимная, мол, обстановочка.

Что было под запретом, так это спиртное. Все знали, что у Борисыча, который любил лично принимать доклад у сменяемых с НП, нюх как у служебной собаки. Учует — на самые грязные работы пошлет, отстойник чистить по колено в фекальных водах. Но трудно было тут не запить, когда вокруг, насколько хватало глаз, усиленных шестнадцатикратной ночной оптикой, раскинулся мертвый город, который так и тянуло назвать городом мертвых.

Большинство людей отсюда ушли. Кто в пригороды, а кто и под серые сугробы вдоль стен домов, что, в сущности, было почти одно и то же. Живые ушли, когда вынесли из квартир все съестное и поняли, что помощи не предвидится. Мертвых сограждан люди из убежища сначала хоронили во время редких вылазок, а потом махнули рукой, предоставив это дело снегу, ветру — и собакам, которых не брали ни мороз, ни радиация. Люди с их голой тонкой кожей подвержены облучению сильнее других тварей, поэтому никто из тех, кто остался, не выжил. Худые оборванные тени, которые иногда как призраки бродили от дома к дому в поисках завалявшейся в чужом шкафу пачки супа, — это те, кто вернулся, поняв, что и в деревнях ловить нечего. Но таких было мало.

Энергия светового излучения досталась противоположной стороне дома, и пожар здесь не успел разгореться как следует, прежде чем его потушила обратная волна. Потом в дело вступили дождь и снег, и когда они впервые пришли сюда, в квартире многое могло рассказать о последнем дне жильцов. Выдвинутые ящики и распахнутые дверцы шкафов, разбросанные по полу вещи — все они оживляли в воображении картину лихорадочных сборов перед бегством в никуда. И орудовали здесь не мародеры — видно, что даже в спешке с вещами обращались бережно. Хозяева явно надеялись вернуться сюда.