Читать книгу "Наследник волхвов - Михаил Зайцев"

Забыв о почтенном возрасте, лихо припустил он под горку. Ветром сдуло картуз с его убеленной сединами головы, потерялась на бегу трость с львиной мордой-набалдашником, полы сюртука развевались, как плащ. «Какая беда с вами приключилась, сударь мой?» – воззвал к окровавленному, истерзанному приятелю Поликарп Петрович, скатившись с холма и пав на колени от охватившего его приступа слабости. «Ах, не спрашивайте меня, сударь! – ответил Княжанский, взявши Поликарпа Петровича за руку и прижав ее к своей бурно вздымающейся груди. – Ах, не спрашивайте! Дайте и мне отдышаться, и сами отдышитесь, любезнейший друг мой». Сказавши такое, отставной поручик рухнул возле коленопреклоненного Поликарпа Петровича.

К счастью для обоих, страдающий грудной жабой Поликарп Петрович не покидал покоев, не взявши нюхательной английской соли. Оное медицинское средство оказало должное вспоможение помещикам, спасло Поликарпа Петровича, выказавшего недопустимую для своих лет резвость в беге, от апоплексического удара и вернуло в чувство Княжанского. Успокоившись, отставной поручик поведал приятелю о драме на охоте.

«Ах, любезный друг мой, как славно, что вы остались дома, – с этого достойного дворянина вступления начал свой рассказ благородный муж. – Кремний в замке моей фузии стесался, и недостаточность искры сказалась на воспламенительных свойствах пороха. Право же, мушкеты надежнее фузий. Охота не задалась, и я повернул стопы свои вспять, как внезапно из гущи лесной выскочила волчица. Пес мой, верный Откатай, был растерзан волчицею в одно мгновение. Расправившись с псом, животное алчило добраться клыками и до моей обнаженной шеи, но я, изловчившись, настиг ее, прыгнувшую, прикладом фузии еще в полете. Животное отшвырнуло прочь, но, увы, мой друг, и моя фузия – ружье мое выскользнуло из рук. Волчица, рыча, источая мерзкий запах из разинутой пасти, прыгнула вновь. Я пал навзничь, сбитый ее весом, и мы покатились по земле, борясь. Похожая схватка описана выпускником школы гвардии подпрапорщиком Лермонтовым в поэме «Мцыри». Мы переплелись клубком со зверем, и, единственно, навык, приобретенный вашим покорным слугой на службе в Семеновском полку, помог выхватить охотничий нож из ножен. Я метил зверю в пасть, а так случилось, что отсек лапу. Позорная волчица, оросив меня своею мерзопакостной кровью, жалобно воя, отступилась и скрылась с глаз в густоте цветущего папоротника. Отсеченную волчью лапу вы найдете в моей охотничьей сумке как подтверждение правдивости слов моих».

Поликарп Петрович заглянул в переметную суму приятеля, привезенную тем из Баден-Бадена в память об охотничьих подвигах на дивных альпийских склонах, и – о ужас! – извлек из разукрашенной бахромой сумы отсеченную кисть человеческой руки!!!

Окровавленная человеческая кисть упала на траву, оба приятеля замерли в оцепенении. Седые волосы Поликарпа Петровича зашевелились, а черные как смоль кудри отставного поручика на глазах побелели. Оба узнали венчальное колечко супружницы Княжанского на безымянном пальце мертвой руки.

«Какова судьба волчицы?» – прошептал Поликарп Петрович, вынимая нюхательную соль и находя в себе силы ухватить щепотку. «Бежимте же! Быстрее!» – воскликнул Княжанский, пребывающий на грани безумия.

Фортуна не оставила несчастных – в отдалении показалась бричка уездного доктора Михельсона, каковой ехал в соседний приход принимать роды у попадьи. Обрусевший выходец из неметчины, Михельсон внял воплям приятелей, и вскоре запряженная гнедым в яблоках бричка домчала их до дома с мезонином отставного поручика.

Княжанский нашел жену в супружеской спальне. Женщина с отсеченной рукой лежала без чувств, а белые простыни постели окрасились красным. «Сделайте же что-нибудь!» – умоляли супруг и его приятель доктора. Но доктор только перекрестился, сказавши: «Гемофилия. Бедняжка обречена умереть от потери крови».

В тот же роковой день скончался от разрыва сердца и отставной поручик, когда ему сообщили, что неизвестно куда пропал его годовалый наследник.

Поликарп Петрович похоронил супругов, как полагается по христианскому обычаю, посулив попу, не хотевшему отпевать покойницу, отписать луга за речкою. Исполнив долг пред безвременно усопшим приятелем, Поликарп Петрович пытался разыскать крестника. Специально, по протекции зятя, выписал из Санкт-Петербурга знаменитого сыщика. Столичный сыщик установил, что ребенка украли цыгане, но той же осенью ключница из опустевшего имения Княжанского призналась доктору на смертном одре, что оказала вспоможение нехристям из Еритницы похитить дитя, клялась, что послать за нехристями велела барыня, когда пришла, шатаясь, к дому, прижав к груди кровоточащую культю.

Крестный отец похищенного сироты снесся со становым приставом и во главе отряда конно-полицейской стражи ворвался в Еритницу. Зачистка деревеньки не принесла никаких результатов. Чумазые дети льнули к голосящим бабам. Особые приметы у сына отставного поручика отсутствовали, и не было никакой возможности узнать, который из голопузых деревенских ребятишек – похищенный потомок Княжанского? И наличествует ли оный потомок в Еритнице вообще?

Зимой того же года случилось редкое атмосферное явление: на Покров разыгралась гроза. Электрический разряд молнии ударил в мезонин пустующей усадьбы Княжанских. Разыгрался пожар, уничтожив господский дом до основания.

И с тех самых пор, с того злосчастного лета, знающие люди сторонятся Еритницы еще больше, чем ранее. Сказывают, что в Еритнице почитается и ныне погибшая барыня как матерь рода волкодлаков, первый из коих, спустя 13 лет после описанной выше драмы, взапрыгнул в покои одряхлевшего Поликарпа Петровича и загрыз почтенного старца, до последнего рокового дня сохранившего привычку сиживать у раскрытого окна по утрам, баловаться трубочкой, отдавшись во власть сентиментальным мечтам...»

Игнат перечел написанное... М-да, перестарался малость интерпретатор – Архивариусу явно не понравятся авторские навороты ИКС на «рассказку» малограмотной крестьянки. Начнет дотошно допытываться, так ли в первоисточнике звали помещика, точно ли Капитолина Никаноровна упоминала доктора или он тоже плод фантазии ИКС, короче, замучает вопросами...

Сергач щелкнул черной кнопочкой, гелевый стержень спрятался внутри пластмассовой палочки. Игнат взял ручку в зубы и перечитал написанное еще раз... М-да, не Гоголь, конечно, и даже, что совсем уж обидно, не Горький... Однако и Капитолина Никаноровна не старуха Изергиль...

Закричал петух во дворе. «Надо же, как пожирает время занятие графоманией! – подумал Сергач, тряхнув головой и ухмыльнувшись. – Вот и утро наступило. Выйти, что ли, полюбоваться красотами пробуждающейся природы? Авось Найда упредит, ежели в туманах крадется волкодлак, в смысле – оборотень. Авось найдется у деда Кузьмы хотя бы одна серебряная пуля к обрезу».

Напевая тихо под нос: «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали», сжимая и разжимая правый кулак, Сергач потянулся левой рукой к сигаретам.

8. Заповедник

Высоко в безоблачном, кристально чистом небе парил ястреб. С высоты птичьего полета долина, по которой катится «Нива», должна выглядеть этаким громадным треугольником. Не равносторонним, как восхитившие Игната столешницы в привокзальном ресторане, а сильно вытянутым к вершине. У основания пустого треугольного пространства среди лесов, будто бы форпост, хутор деда Кузьмы, в конце волнистого перпендикуляра дороги – деревня Еритница.