Читать книгу "Возвращение Борна - Роберт Ладлэм"

Вопросы множились, не давая Борну покоя. Резким движением он поставил недопитую чашку на стол. Кофе, похоже, уже начал прожигать дыру в его желудке.

Через минуту Борн вернулся в украденную им машину, включил радио и стал крутить ручку настройки, пока не нашел станцию, передававшую выпуск новостей. Сначала диктор говорил о грядущем саммите, посвященном борьбе с терроризмом, затем последовал короткий блок национальных новостей, потом — сводка местных. Номером первым, разумеется, шло сообщение об убийстве Алекса Конклина и Мо Панова, но никакой новой информации, как ни странно, обнародовано не было. «Теперь — еще одна порция свежих новостей, — продолжал диктор, — но сначала — вот это важное сообщение».

«...Важное сообщение». В тот же момент Борн позабыл недавнюю трапезу и всех, кто находился рядом с ним в закусочной. Память накатилась ревущей волной и смыла его в прошлое, отбросив на годы назад. Он снова очутился в том самом кабинете в Париже, на Елисейских Полях, окна которого смотрели прямо на Триумфальную арку. Он стоит рядом с кожаным креслом шоколадного цвета и держит в правой руке хрустальный бокал, наполовину наполненный янтарной жидкостью. Глубокий мелодичный голос за его спиной говорит что-то о времени, которое потребуется для того, чтобы Борн получил все необходимое. "Беспокоиться не о чем, мой друг, — произносит голос с сильным французским акцентом, ухитряясь грассировать даже английское "г". — Моя задача — передать вам это важное сообщение".

Все еще находясь за кулисами своих воспоминаний, Борн поворачивается, чтобы посмотреть на говорившего, но видит лишь голую стену. Воспоминания растаяли, как аромат старого скотча, оставив Борна сидеть в краденой машине, уставившись невидящим взглядом на грязные окна старой закусочной.

* * *

Приступ необузданной ярости заставил Хана схватить трубку и набрать номер Спалко. Дозвониться удалось не сразу, но через некоторое время на другом конце линии все же послышался голос.

— Чем обязан такой чести, Хан? — проговорил Спалко.

Внимательно вслушавшись в голос собеседника, Хан безошибочно определил, что язык последнего немного заплетается. Значит, он опять навеселе. Привычки его бывшего работодателя были известны Хану лучше, чем мог бы предположить сам Спалко, если, конечно, данный факт вообще имел для него хоть какое-то значение. Хан, к примеру, знал, что Спалко неравнодушен к спиртному, напропалую волочится за женщинами и много курит, причем отдается трем этим увлечениям самозабвенно. Теперь Хан подумал: если в данный момент Спалко пьян хотя бы вполовину, а не столь сильно, как ему кажется, это может стать его преимуществом, а такое, когда имеешь дело со Спалко, случается крайне редко.

— Досье, которое вы мне передали, — либо фальшивка, либо далеко не полное.

— И что же привело вас к столь печальному умозаключению? — Голос Спалко начал твердеть, как вода, превращающаяся в лед. Хан слишком поздно сообразил, что избрал чересчур агрессивный тон. Спалко, возможно, был умнейшим человеком, а в душе, без сомнения, считал себя чуть ли не провидцем, но и он порой поддавался влиянию инстинктов, таившихся в самой глубине его сущности. Именно они сейчас вывели его из полупьяного ступора и заставили ответить агрессией на агрессию. Ему и раньше были свойственны вспышки неконтролируемой ярости, что весьма странным образом контрастировало с его тщательно культивируемым имиджем респектабельного и публичного джентльмена. Впрочем, под повседневной маской благообразия этого человека таилось еще много чего недоступного постороннему взгляду.

— Уэбб повел себя очень странно, — вмиг сбавив тон, сказал Хан.

— Правда? И как же именно? — Голос Спалко тоже помягчел, и в нем снова зазвучала ленивая хмельная расслабленность.

— Университетские профессора так себя не ведут.

— Не понимаю, какое это имеет значение. Вы его убили?

— Еще нет. — Сидя в припаркованной у тротуара машине, Хан наблюдал за тем, как у остановки на противоположной стороне улицы затормозил автобус. Его двери с шипением открылись, выпуская пассажиров: пожилого господина, двух мальчиков-подростков и молодую маму с ребенком, только начинающим ходить.

— У вас изменились планы? — осведомился Спалко.

— Видите ли, мне захотелось сначала поиграть с ним.

— Понятно... Но вопрос в другом: как долго вы намереваетесь с ним... гм... играть?

Игра, которую Хан затеял со своей будущей жертвой, превратилась в подобие шахматного поединка — тонкого и напряженного, и ему оставалось только гадать, чем она закончится. Что такого в этом Уэббе? Почему Спалко решил разыграть его в качестве пешки, выставив в роли убийцы двух правительственных чиновников — Конклина и Панова? И зачем вообще Спалко понадобилась их смерть? В том, что дело обстояло именно так, Хан не сомневался.

— Я подожду до тех пор, пока не буду готов и пока он не осознает, кто его палач.

Хан смотрел, как молодая мама ставит ребенка на тротуар. Мальчик пошел на заплетающихся ногах, и мать, глядя на сына, весело смеялась. Малыш задрал голову, посмотрел на маму и тоже засмеялся, корча от удовольствия уморительные рожицы. Женщина взяла его крохотную ручку.

— Надеюсь, у вас нет никаких задних мыслей?

Хану показалось, что в голосе Спалко зазвучала настороженность, даже напряжение, и в тот же момент он подумал: а действительно ли Спалко пьян? Хану хотелось спросить собеседника, какое тому вообще дело до того, убьет ли он Уэбба или нет, но, поразмыслив, он подавил в себе это желание, испугавшись, что тем самым выдаст себя.

— Нет у меня никаких задних мыслей, — ответил он.

— Видите ли, под шкурами, которые носит каждый из нас, мы с вами одинаковы: наши ноздри раздуваются, учуяв запах смерти.

Не зная, что ответить, и погрузившись в собственные мысли, Хан закрыл крышку сотового телефона. Он приложил ладонь к стеклу водительской двери и сквозь расставленные пальцы стал смотреть, как мать с сыном удаляются по улице. Она шла маленькими шажками, пытаясь приспособиться к неуверенной детской походке малыша.

Спалко лжет ему, в этом не может быть сомнений. В какой-то момент реальный мир поплыл перед глазами Хана, и он вновь оказался в джунглях Камбоджи. Больше года он был рабом вьетнамца, промышлявшего контрабандой оружия. Хозяин морил его голодом, избивал, а на ночь — привязывал, как собаку. Хан дважды пытался бежать, но только на третий раз ему удалось освободиться от своего мучителя, и то — лишь после того, как он превратил голову спящего контрабандиста в месиво, изрубив ее лопатой, которой тот обычно копал для себя отхожие ямы. Это стало его первым жизненным уроком. А потом в течение еще десяти дней Хан буквально выживал, пока не был подобран американским миссионером по имени Ричард Вик. Его накормили, вымыли в горячей воде, одели и уложили в чистую постель. В благодарность он не стал сопротивляться, когда миссионер принялся учить его английскому языку. Овладев грамотой, Хан получил от миссионера Библию, которую ему также предстояло изучить.