Читать книгу "Последняя любовь президента - Андрей Курков"

– Другого отца у нее не было, но мать – умница. Штаны умеет шить – просто шик! Даже гладить не надо, если правильно после стирки повесить! Я тебе адрес дам и записку!

«А вдруг у нее тоже горбатый нос?» – закрадывается подозрение в мое смягченное портвейном сознание.

– А знаешь, тут у нас, на Трухановом, раньше все было. И винная лавка, и кладбище свое. На нем мой брат похоронен!..

За окном уже темно. Портвейн выпит. Уходить не хочется. Там, снаружи, страшно и холодно. И снова падает снег.

– Я уже высохший, много места не занимаю, – говорит старик, расстилая кровать. – Нам тут с тобой вдвоем теплее будет! А завтра с утра напишу записку, и поедешь к моей Мирочке. Она тебе понравится!

51

Неизвестная территория. Июль 2015 года. Ночь.

У меня все еще колотится сердце. Так же громко, как мотор вертолета, на котором мы куда-то летим. Не важно – куда. Важно – зачем. Я лечу снимать стресс.

Впереди летит еще один вертолет с охраной и каким-то дежурным полковником по спецсвязи.

Я смотрю на специалиста по стрессу. Лампочки в салоне вертолета неяркие. Он сидит в кожаном кресле возле круглого иллюминатора и делает все возможное, чтобы случайно не встретиться со мной взглядом.

– Эй, – обращаюсь я к помощнику, – дай коньяка! И ему дай! – Я киваю на специалиста по стрессу, получая бокал «Хэннесси».

Помощник кивает. Он знает, что говорить со мной лучше жестами и движениями тела. Движения тела не переспрашивают. У них не может оказаться двусмысленной или подозрительной интонации.

Специалист по стрессу вдруг встрепенулся, увидев что-то на земле. Обернулся ко мне и тут же, словно спохватившись, попробовал снова уткнуться в иллюминатор. Но не получилось. Перед ним стоял помощник с бокалом коньяка, а дальше по курсу его взгляда сидел я с таким же бокалом в руках.

– Что там? – спрашиваю я.

– Кажется, посадочная площадка.

Из моего иллюминатора ничего не видно, и я подхожу к нему, заглядываю вниз.

Там светящимися уголками выложен квадрат, рядом видны горящие фары нескольких машин. И первый вертолет уже зависает над подготовленной площадкой.

– Сколько мы летели? – спрашиваю я специалиста по стрессу.

– Полтора часа, – тихо отвечает он.

Внизу – ночь, ветерок. Жужжат негромкими голосами едва различимые в темноте люди, которых собрал в это непонятное место мой стресс. Они обмениваются информацией, командами, словами повышенного значения и такой же ответственности. И вот уже через десять минут кортеж из трех «мерсов» летит по проселочной дороге. Я – в средней машине. Впереди водитель и помощник.

– Они сказали, что там уже все готово, – негромко докладывает помощник на ходу.

– Все? – переспрашиваю я, пытаясь понять, что скрывается за этим коротким бездонным словом.

Помощник знает мои интонации и знает, что я не жду никакого ответа на свой переспрос.

Четыре человека с мощными фонариками расставляют вешки с фосфоресцирующими флажками салатного цвета. Специалист по стрессу возникает из темноты и передает мне в руки легкую лопату с клинком из белого блестящего металла. Его голова наклонена.

– Здесь три сотки, – шепчет он. – Но если устанете, можете сразу прекратить.

Невидимые люди освещают фонариками сухую, брошенную землю. Мои глаза, пообвыкнув к темноте, различают невдалеке хатку, за ней – другие.

Я резко берусь за работу. Лопата отточена, как кинжал. Даже в твердую, сухую землю входит легко, как нож в мясо.

Минут через двадцать начинают приятно щемить ладони. Я вскапываю метр за метром и с почти физиологическим удовольствием ощущаю, как в моем теле происходит борьба бодрости и усталости, как притоки энергии щекочут изнутри мышцы рук, как напрягаются икры, когда я пригибаюсь, выворачивая очередной комок земли.

Я забываю обо всем, кроме лопаты и трех соток. Для меня больше не существует ни охраны, ни вешек, ни людей с фонариками в руках.

– Нам пора! – раздается вдруг рядом знакомый голос.

Я резко останавливаюсь, наклоняюсь вперед к говорящему – это полковник спецсвязи.

– Николай Львович звонил… рассвет через полчаса. Он боится, что вас тут увидят!

До трех соток остается всего лишь пара квадратных метров.

– Докопай! – Я вручаю ему лопату и иду к машинам, у которых словно по приказу одновременно зажглись фары.

Утром в резиденции личный врач обрабатывает стертые в кровь ладони. Рядом стоит опухший от алкоголя и недосыпа Коля Львович. Вдруг в его уставшем взгляде мелькает огонек, и он быстрым шагом уходит.

Возвращается с цифровым фотоаппаратом. Нацеливается на мои натертые ладони.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Нет таких неприятностей, из которых нельзя выжать пользу! – бормочет он и делает несколько снимков.

– Что ты делаешь? – рычу я, одновременно огорчаясь собственному раздражению. – Я из-за тебя, мудака, стресс снимал! На хрена тебе эти снимки?

– Извините, в архив, на память! – Львович делает еще два снимка и беззвучно уходит.

Врач заканчивает обработку ладоней. Мазь, которую он втирает в мозоли и в лопнувшие волдыри, пахнет бараньим жиром.

– Что это? – киваю я на тюбик мази.

– Страусиный жир.

– Я почти угадал, – произношу я удивительно спокойным голосом.

И понимаю, что не зря провел бессонную ночь. Стресс снят. Настроение хорошее. Хочется сделать кому-нибудь подарок или что-то приятное.

– У тебя дети есть? – спрашиваю врача.

– Да, дочь.

– Сколько ей?

– Шестнадцать.

– Тоже врачом хочет стать?

– Нет. Манекенщицей.

– Да? – Я неприятно удивлен, но никакого раздражения не ощущаю.

Снимаю с руки швейцарские часы «Филипп Патек», протягиваю врачу.

– Бери! Подарок! Тебе.

Он поражен. Смотрит испуганно мне в глаза, но часы берет.

– У меня еще сын есть от первого брака, – растерянно говорит он.

– Меня твой сын не интересует, – мягко останавливаю его лепетание. – Можешь идти!

52

Киев. 24 февраля 1985 года.

Дверь открыла круглолицая девушка-пышка в синем спортивном костюме. Глаза – синие-синие, губки толстые и смешливые.

– Вы к кому? – спросила.

Я постучал ботинками по бетону лестничной площадки, стряхивая налипший снег. Неспешно вытащил из кармана куртки конвертик.